(Вставка на полях; «Обратить внимание: все суда были малотоннажные и низкобортные! Очень важно!») (Ещё одна вставка: «Доказано, что на палубе танкеров лёд не намерзает, так как она непрерывно подвергается обмыву морской водой. На танкерах обмерзают лишь верхние конструкции, и если с них своевременно скалывать лёд, бороться за остойчивость танкера куда легче».) Танкеры и сухогрузы, как правило, крупнотоннажные, а средние рыболовные траулеры маленькие, поэтому именно для них обледенение представляет наибольшую опасность. А ведь именно они — основной рыбодобывающий флот, ныне работающий круглый год почти во всех районах Мирового океана.
Ещё важный случай.
В январе 1964 года СРТ «Норильск» вёл промысел сельди в Беринговом море. Проходивший над районом глубокий циклон вызвал усиление ветра северных направлений до 10-11 баллов с понижением температуры воздуха до минус 25 градусов. По рассказам членов экипажа, вырисовывается такая картина:
«После каждого каскада брызг на судовых конструкциях оставалась тонкая корочка льда, толщина которой увеличивалась на глазах. Судно перекрашивалось в бело-снежный цвет, быстро обрастало льдом и, наконец, превратилось в бесформенный айсберг. Около суток экипаж, непрерывно сменяясь, вёл борьбу со льдом. Несмотря на околку, нарастание льда было настолько интенсивным, что ванты и мачты, брашпиль, вьюшки и тамбучина превратились в глыбу льда, штормовые портики и шпигаты замёрзли, траловая лебёдка сравнялась с надстройкой. Судно начало крениться, и, когда подошёл рефрижератор „Невельской“, траулер имел креп за 40 градусов. Команда „Норильска“ обессилела, руки у людей были обморожены и распухли, так что экипаж не способен был даже завести штормовые концы. Тогда капитан „Невельского“ объявил аврал и направил на „Норильск“ своих людей для швартовки и оказания медицинской помощи обмороженным членам экипажа. (Тут же замечание на полях: „Далее — чрезвычайно важно!“) Для спрямления траулера закрепили концы за мачты, то есть с помощью лебёдок выправили крен.
Перехожу к трагическому дню 19 января 1965 года…
Чернышёв взрывает бомбу
Всю ночь я метался и в пять утра так врезал ногой по стене, что взвыл от боли и проснулся окончательно. Снилась мне всякие кошмары: волны высотой с телебашню, Чернышёв, который гонялся за мной с шилом в руке, Маша, которая почему-то оказалась главным редактором и мужским голосом требовала, чтобы я отныне приходил на работу в коротком халате, и прочая чертовщина. Все это я коротко изложил Монаху, выражавшему крайнее недовольство тем, что его разбудили в такую рань. В знак протеста он демонстративно зевнул и фыркнул, но стоило мне пойти на кухню, как он тут же превратился в подхалима и на всякий случай последовал за мной: а вдруг что-нибудь обломится?
Когда пять лет назад мы с Инной полюбовно разделили нажитое имущество, мне достались пишущая машинка и Монах, которого я подобрал в подъезде слепым котёнком. С тех пор он вырос в дюжего, мохнатого кота, с ног до головы покрытого боевыми шрамами и обожаемого окрестными кошками, из которых он в ходе нескончаемых сражений с конкурентами сколотил свой гарем. Уходя в редакцию, я выпускаю Монаха на промысел, и он целыми днями наводит порядок в прилегающих дворах, на крышах и чердаках. Найти Монаха — дело несложное, поскольку его передвижения по местности сопровождаются улюлюканьем и проклятиями. На счёту Монаха множество подвигов, но высшим своим достижением он считает обольщение сиамской кошки — труднейшее и полное романтики предприятие, с блеском осуществлённое Монахом в кроне векового дуба, растущего в нашем дворе.