Что за имя? Он не слышал никогда. Он путался в буквах, не имеющих для него смысла. И он разгневался. Но так сказать, это все равно что назвать па-де-де из всемирно известного балета Минкуса "Дон Кихот" словами "два притопа - три прихлопа". Гнев Вити был пупырчато-розовым и начинал взбухать над левой бровью. Мама, не ведая про рождение гнева, говорила: "Что-то тебя укусило, сынок. Потри солью". Одновременно… Одновременно ему хотелось что-то заломати. В детстве он ломал карандаши, на краткосрочной учебе - шариковые ручки. Капитан-психолог говорил, что это "нормальная разрядка электрического тока в нервах. Такой способ лучше, чем в глаз".
На столе у Норы лежал, горя не знал, кристаллик морской соли - Нора пользовалась ею. Витя раздавил его ногтем большого пальца, как вшу какую-нибудь, и его сразу отпустило. У женщины же высоко вспрыгнули брови и стали "домиком". Таким было взбухание Нориного гнева. Она схватила цветастую тряпку и протерла это место на столе, место касания соли и ногтя.
- Я поняла, - сказала Нора, - вы не в курсе. Так ведь? Откуда человек упал?.. Кто он?.. А может, его сбросили? Задевание ногой!.. Это ж надо! Вы себе представляете, как нужно махать ногами, когда летишь умирать?
Витя растерялся. Он представил себе физику и свободное падение тела. Он как бы вышел во двор, расположился возле трансформаторной будки, приложил ко лбу ладонь козырьком и стал видеть. Размахивания ногами не было. А потому все балконные перила оставались целы. А эти - на шестом - почему-то надо чинить.
Невинные, не тронутые игрой ума мозги Вити напряглись и с губ сорвался так сказать результат такого неожиданного процесса.
- Значит, он был у вас, - сказал Витя, удивляясь новой модуляции голоса откуда, блин? И для страховки покидающих его сил он схватился за планшет и резко повернул его с бока на живот.
И хотя это был планшет - не кобура, сама эта резкость жеста не то чтобы напугала Нору - кого пугаться, люди? - но привела ее к очень естественному и абсолютно правильному выводу: она идиотка. Потому что только полный… (вышеупомянутое слово) будет так подставляться нашей милиции, которая никогда сроду никого не уберегла, ничего не раскрыла и давно существует в образе анекдота: "Милиционеры! На посадку деревьев готовьсь! Зеленым - вверх! Зеленым - вверх!" Вот и перед ней сейчас точно такое "садило" - из всех возможных и невозможных вариантов он выщелкнул одно: сама позвала - сама виновата.
- Не было его у меня, - с ненавистью, несколько излишней для весьма слабого случая, сказала Нора. - У меня был закрыт балкон, и в квартире все осталось в порядке.
- А кто это засвидетельствует? - грамотно спросил Витя, удивляясь складности ведения разговора и тому, что он напрочь забыл уходящую в бесконечную высь ногу артистки, а вот пожилую женщину, наоборот, иден-ти-фи-ци-рует хорошо. Пожилая, халат нараспашку и провокация в расчете на слабость его молодости.
- Нет, - ответила Нора, - я была одна, когда пришла домой.
Она тут же пожалела об этом. Надо было соврать - сказать, что с ней был Еремин. Тот бы не колебался ни секунды, ему лжесвидетельствовать - хлебом не корми. Конечно, он бы ее выручил.
- Я вам сказала то, что есть… Мне показалось, это для вас важно…
- Конечно, конечно, - ответил Витя. - Разрешите осмотреть балкон.
С тех пор как она обнаружила сломанные перила, Нора на балкон не выходила. В тот же день, когда она все увидела, она остро ощутила притягательность этого слома. Ее балкон теперь легко покидался, и хотя она считала, что абсолютно лишена всякого рода маний, это неожиданно пронзившее чувство легкости последнего шага повергло ее в доселе неизведанное состояние. Нет, не так… Веданное… Получая роль в спектакле, она всегда знала, какой должна быть интонация, какой голос должен быть у первой фразы на репетиции. Но никогда не придурялась перед режиссером, играя с ним и сама с собой долго и нудно, пока хватало куражу, проигрывая все ложные пути. А потом… Вдруг в одночасье взять и произнести реплику так, как то надо! Она делала все сразу, лишая себя удовольствия от репетиции.
Так вот, веданным изначально было и движение вниз, с балкона, стоило только чуть-чуть приподнять ногу.
"Но я никогда такого не хотела, - смятенно думала Нора. - Это просто страх высоты. Притягательность бездны…"
Витя тоже смотрел вниз. И ему тоже было страшно. Это был нормальный страх живого тела. Просто "страшно, аж жуть" - и все тут.
Потом он потрогал обвисшие веревки, сырые и холодные. На бетоне так и лежали прищепки. Некоторые были сломаны, видимо, те, что держали толстое полотенце. Но это знала только Нора, а для Вити наблюдение над прищепками было высшей математикой сыска. И она была лишней, математика, потому что и так все ясно. Человек упал отсюда, а значит, он тут был. У этой женщины.
- Другого способа попасть на балкон, как через квартиру, нету, - сказал он. - Нету.
- Что, разве нельзя на него спуститься с крыши, с верхнего этажа? - возмутилась Нора. - Или подняться с пятого? Вы это проверяли?
- Проверим, - ответил Витя.
Нора закрыла за ним дверь и выругалась черным матом. Господи! Зачем она в это ввязалась? Ведь у милиции есть такая замечательная версия про бомжа на чердаке. Все объясняет и снимает все вопросы. Какого же еще рожна!
В душе в тот самый секундно неприятный момент, когда она поворачивала кран на холодную воду, она опять увидела затылок погибшего, увидела неправильность растущих волос, делающих странный густой поворот, она ощутила эти волосы рукой, и ее пальцы как бы разгладили крутой серповидный завиток. Боже! Что за чушь? Ничего подобного с нею не было!
- О! - сказал ей Еремин. - С полным тебя приехалом! Признайся, женщина, ты бросала своих младенцев в мусоропровод? У тебя же типичный синдром Кручининой!
- Еремин! Я знаю эту голову наощупь! А детей в мусоропровод не бросала.
- Ты про затылок сказала милиционеру?
- Бог миловал! Но если я знаю, что он был на моем балконе, значит, какая-то связь между нами есть?
- Нету, - нежно сказал Еремин и обнял Нору. - Знаешь, - добавил он, очень много спяченных с ума. Более чем… Не ходи к ним… Оставайся тут… Чертова подкорка делает с нами, что хочет. Она сейчас президент. Но какой же идиот живет у нас по указам президента? Нора! Освободи головку! Я подтвержу, что был с тобой в тот день, но ты не призналась, чтоб не ранить мою жену. Туське, конечно, ни слова. Она у меня человек простой, она верит тому, что пишут на заборах.
Ей легко с Ереминым. Он все понимает, но правильные ответы он перечеркивает. Он считает, что их не может быть. Человеку, считает Еремин, знать истину не дано. Ему достаточно приблизительности знаний. Таких, как "земля круглая, а дважды два четыре". На самом-то деле ведь и не круглая, и не четыре!
19 октября
В тот день у Норы не было вечернего спектакля, поэтому она осуществила то, что не давало ей покоя. Она поднялась на девятый этаж. И теперь стояла и смотрела в потолок - хода на чердак не было. Нора спустилась к себе, взяла театральный бинокль и вышла на улицу. Стекла бинокля запотели сразу, но ей и так были видны непорушенные трубы водостока и бордюр крыши. Она прошла вдоль дома. Выход с чердака на крышу был с другой стороны дома и над другим подъездом. Значит, чтобы спрыгнуть так, как получалось, самоубийце пришлось гулять по крыше, переходя с восточной части на западную. Нора вернулась к своему подъезду. Итак… Над ней еще три балкона. Все они в полном порядке. Три близких к ним кухонных окна. Это на случай той мысли, что покойник акробат-эквилибрист. Можно взять в голову и совсем дурное. Он рухнул, карабкаясь к ней с пятого этажа. Но и тут еще один аккуратный балкон.
Нора не знала, что за ней следит Люся со второго этажа. Что у той все оборвалось внутри, когда она увидела в руках артистки бинокль. Люся даже за сердце схватилась, так у нее там рвануло. Если представить мозг Люси как заброшенный и отключенный от воды фонтан "Дружба народов", что на ВДНХ, то сейчас как раз случилось неожиданное включение. И трубы с хрипом и писком ударили струями, и Люся практически все поняла про жизнь. Она поняла, что надо спасаться в деревню и питаться исключительно своим. Потому что верить в городе нельзя никому. Ни людям, ни магазинам. Основополагающая мысль - идея требовала подтверждений, и Люся как была в войлочных тапках, так и ринулась вниз, чтоб окончательно застукать артистку за этим подсудным делом разглядывания чужих окон в бинокль.
Они столкнулись у лифта, и Нора сказала: "Здравствуйте!" Потом она вошла в лифт и спросила: "Вы не едете?" Люся, вся подпаленная изнутри, не то что растерялась, просто ее сразила Норина наглость: "Вы не едете?" Во-первых, она на второй этаж не ездит никогда; во-вторых, ты видишь, я тебя застукала, я поймала тебя с поличным биноклем, я все про тебя поняла, а ты мне как ни в чем не бывало: "Здравствуйте! Вы не едете?"
- На улице сыро, - сказала Нора, нажимая кнопку и глядя на войлочные тапки. И вознеслась.