- Так вы, значит, с Камы, Илья Матвеич? Елабужский?
- Танаевский, - проворчал тот, не поворачивая головы.
- Это все равно. Рядом. Да, красивые там места, я бывал. Одно Чертово городище чего стоит!
- Что за диковина такая? - поинтересовался Солодов.
- Башня из дикого камня. Старая, мохом вся поросла. Стоит на высокой обрывистой горе над самой пристанью. Я читал, что она осталась от крепости древних болгар, когда-то очень давно селившихся по берегам Камы. Так вот, если идти в Танайку берегом, дорожка как раз мимо этой башни. Вы давно оттуда, Илья Матвеич?
Сторож словно не слышал вопроса. Он медленно поднялся с земли, проворчал, ни на кого не глядя:
- Пойду соображу поесть чего-нибудь…
Корж проводил его пристальным, внимательным взглядом. Солодова спросил:
- Он всегда такой неразговорчивый?
- Всегда. Живет как бирюк, на отшибе, вот и разучился, видно, говорить.
- Захар Иваныч, меня интересует, почему вы никого не послали в сад двенадцатого июня взамен ушедшего сторожа?
- Так он же к вечеру обещал вернуться.
- Сам обещал или вы его просили?
- Сам. Заверил меня, что непременно придет.
- А вы понадеялись и не проверили?
- Не то что понадеялся, а закрутился с делами и совсем забыл про него. Да ничего никогда не замечалось за Быхиным…
* * *
Разговор с беклемишевским председателем происходил с глазу на глаз. Вот что он рассказал:
Шесть лет тому назад общее собрание колхозников решило завести высокопродуктивное молочное стадо. Еще с осени организовали краткосрочные зоотехнические курсы, капитально отремонтировали коровники, начали заменять местных малоудойных коров породистыми красногорбатовками. И, наконец, экономя при каждой возможности, скопили восемь тысяч рублей и приобрели быка-производителя. Когда его привели и поставили в отведенное стойло, все село перебывало на ферме, чтобы своими глазами увидеть Красавца, - так единодушно колхозники назвали быка.
На выпасах Красавец не ходил в общем стаде. У него было свое место для прогулок, ухаживал за ним постоянно бычар. Но однажды ночью, видимо, испугавшись чего-то, Красавец начал метаться и в щепы разнес стойло. На другой день его пришлось делать заново, а быка временно пустили в стадо, которое пас Быхин.
К вечеру в село прибежал подпасок с известием, что бык пал.
Ветврач установил, что Красавец объелся молодой рожью.
Обида колхозников на Быхина, не доглядевшего за Красавцем, была настолько велика, что ему предложили убраться из колхоза.
В Лужках биография степановского сторожа пополнилась сведениями другого характера.
Здесь Быхин охранял хлеб в полях. Но однажды не доглядел, и по неизвестной причине сгорел лучший, сортовой участок яровой пшеницы площадью в несколько гектаров.
Быхина уволили и отсюда.
Оба эти факта были довольно интересны, и Алексей Петрович записал их для памяти в блокнот.
Разговор у костра
Вечером Корж намеревался поговорить с ездившими в ночное ребятишками. Но дочка Захара Ивановича, посланная за ними, никого уже не застала дома - все опять ускакали в луга. Корж огорчился.
- Поговорите завтра, - успокаивал его Захар Иванович. - Никуда они не денутся.
- Завтра будут другие заботы. А что, если мне отправиться к ним туда?..
- Только этого и не хватало! Неужто мало намыкались за день? Нужно еще ночь ломать. Бросьте-ка, право, эту затею да отдыхайте.
- Нет, Захар Иваныч, отдохнуть я еще успею, а дело не ждет. Пойду.
- Вот беда с вами! Это ведь километра три, если не все четыре.
- Ну и что?
- Да обратно столько же.
- Пустяки!
- И только из-за какого-то разговора с парнишками.
- А это уже не пустяки.
- Много путного они вам расскажут!
- В нашей работе каждая мелочь важна. Пойду, не уговаривайте.
Председатель махнул рукой:
- Как хотите, дело ваше. Тогда возьмите хоть лошадь. В седле-то ездите?
- Умею.
Захар Иванович сходил в чулан, принес брезентовый плащ:
- Оденьте, а то ночью прохладно в полях, да и от реки сырость.
Корж поблагодарил.
На конном дворе ему вывели председательского жеребца Орлика. Алексей Петрович взял из рук конюха седло:
- Дайте-ка я сам.
Конюх недоверчиво посмотрел на него:
- А сумеете?
- Как-нибудь, - улыбнулся Корж и ловко вскинул тяжелое, военного образца седло на спину коня.
Конюх придирчиво следил за всеми его действиями, а после сам тщательно проверил седловку. Придраться было не к чему. Он, удовлетворенно хмыкнув в бороду, заметил:
- Стремена, вроде, коротковаты.
- Ничуть. Как раз по мне.
- Ну, коли так, то в добрый час.
Корж выехал со двора.
Орлик бежал резвой размашистой рысью, словно знал, что впереди его ждет сочная трава и целая ночь отдыха. Алексей Петрович мерно покачивался в седле, думая о своем.
Закат еще не померк, на западе горели и никак не могли догореть оранжевые полосы вечерней зари, а с востока серой пеленой надвигалась короткая летняя ночь. Над землей курился туман - ложилась роса. За рекой кричали коростели. Из далекого бора чуть слышно доносилось тоскливое гуканье филина. Где-то на Волге по-деловому, басовито прогудел пароход.
Алексей Петрович придержал Орлика и достал папиросу. Спичка на короткое время ослепила глаза. После нее ночь показалась темней. Но это ощущение скоро прошло, и Корж по-прежнему довольно отчетливо видел дорогу, вплотную подступившие к ней поля и силуэты деревьев, маячивших впереди.
Скоро Алексей Петрович поровнялся с оградой сада. Здесь тишина не нарушалась ни шорохом, ни звуком. "Сторож, верно, спит. Караулить теперь нечего", - подумал Корж и оглянулся на сторожку. Ее окружала темнота.
* * *
Уха была готова. Котелок осторожно сняли с тагана и на его место повесили большой закопченный чайник. Ребята достали ложки, хлеб и кружком уселись у дымившегося душистым паром котелка.
В это время с дороги послышался конский топот.
- Кто-то едет, - поднял голову Васька Балахонов, четырнадцатилетний белобрысый парнишка, не по годам рослый и ловкий. Старшие в шутку называли его бригадиром ночного, но шутка шуткой, а Васька любил и знал свое дело и к работе приводил лошадей отдохнувшими, сытыми. Видя, что парень не ради забавы каждую ночь гоняет в ночное, правление стало начислять ему трудодни.
Топот приближался. Вот он стал глуше, значит, ездок свернул на луговину.
- К нам! - Васька отложил ложку, взял в руки старенькую берданку, лежавшую рядом, поднялся на ноги. - Э-эй, кто едет?!
- Свои! - долетело в ответ. Из темноты вынырнул всем знакомый Орлик. Но в седле сидел кто-то чужой, и ребята молча и настороженно смотрели на него.
- Здорово, хлопцы! - седок помахал рукой и, легко спрыгнув на землю, подошел ближе.
В свете костра ребята хорошо разглядели его.
Коренастый, широкоплечий, - плащ Захара Иваныча, что на нем, облегает его плотно, только немного длинноват. Темные глаза смотрят зорко и вместе с тем приветливо. Волосы гладко зачесаны назад, а виски, словно в зиму инеем, припушило сединой. На ногах ботинки - похоже, что городской.
- Можно к вашему огоньку?
- А вы кто такой? - спросил Васька.
Алексей Петрович взглянул на напряженные, выжидающие лица ребят и рассмеялся:
- Не узнали?
- Нет…
- Эх, вы, гвозди-козыри! А я у вас второй день гощу. Как же это так?..
- А вы к кому приехали?
- В колхоз, ко всем. В том числе и к вам. А остановился у Захара Иваныча.
- Я знаю! - обрадованно воскликнул один из мальчишек. - Вы из города?
- Да.
- Ночью пришли?
- Точно. Откуда тебе известно?
- Так вас же мой брат задержал, Володька.
- Было такое дело. Значит, мы уже знакомы. И после этого такая встреча!.. Ай-яй! А я думал: сейчас приеду к друзьям, рыбки с ними половлю…
Осмелевшие ребята громко расхохотались.
- Как раз успели!
- У нас уха уже поспела, а вы - ловить…
- Уха! - обрадовался Корж. - Так это же еще лучше! Прямо к горяченькому попал! Ловко! - он потер руки. - Угостите, что ли?..
- А чего ж! - по праву старшего за всех ответил Васька. - Милости просим! - и он широко улыбнулся, очень довольный тем, что вот и у них, мальчишек, нашлось чем угостить гостя из города.
Алексей Петрович расседлал Орлика и пустил пастись. Потом снял плащ, расстелил на свободное место рядом с Васькой. Ребята терпеливо дожидались его, сидя с деревянными ложками и ломтями хлеба в руках. Такая же ложка и большая ржаная горбушка были приготовлены Коржу.
Уха припахивала дымом, рекой, травами и еще какими-то неуловимыми вкусными запахами, которых никогда не имеет уха, сваренная дома, будь она даже из отборных стерлядей, а не из мелких окунишек, ершей и плотичек.
Ели молча. Пошмыгивая носами, ребята неторопливо и деловито черпали из котелка, подставляя под ложки куски, чтобы не капнуть на зеленую травяную скатерть. Весело потрескивал костер, где-то рядом всхрапывали невидимые в темноте кони, сонно поплескивала в берег река. На тагане, фырча и булькая, закипал чайник.