Наутро следующего дня вернулся с материка самолёт, гружёный продуктами и спецодеждой. Девчонкам выдали шубы, валенки, по-сибирски - пимы. Сибирь - она всё та же Россия, но когда говорили "из России", или точнее, "с Россеи", то означало, что оттуда, с другой стороны Урала. А Материк - это уже все иные, обжитые места.
Шубу Аганя надела, а валенки нет: щеголяла в купленных с рыбацкой зарплаты ботах. Лётчики вновь взяли девушек на борт, и приземлились, наконец, в Крестях. Спешно, не заглушая мотор, высадили их, скинули вещи на снег, захлопнули дверь, и скоро самолёт растворился в непривычно сумеречном для полудня небе.
Пока выходили из самолёта, провожали его взглядом, Агане всё казалось, будто сразу же повстречаются те геологи, которых видела некогда на барже. Нездешние. И красивая женщина с уложенной кружком длинной косой, и скрипачка, вся подтянутая, как лучница. И звуки скрипки чудились уже. Только сердце острее томилось нытьём: почему же она так и уехала, не выведала про Андрея Николаевича? Стыдилась спрашивать, а теперь - руками разведи!
Впереди маячили потемнелые избы без крыш - глазу, привыкшему к коньковым крышам, казалось, будто скосили верх у деревни! На домах уже толстым слоем лежал снег, свисая по краям, как шапки едва пробившихся из-под земли грибов. Брехали собаки с подвывом.
Крючочек-петелька резко придвигала к глазам спадающие очки, как бы не веря глазам своим. У Агани забилась жилочка под сердцем: вот она и началась, желанная новая жизнь!
Из-за домов показались двое: выбежали и остановились. Парни. Только один как бы срезанный, а другой - надставленный. Пошли навстречу, словно по льду. Точно - один в половину другого.
- Молодые специалисты? - малорослый загребал руками, как невиданный богатырь. - Ждём! Будем знакомы. Начальник партии Берштейн!
Начальник снял варежку и протянул неожиданно широкую ладонь. Лицо у него было конопатым, брови огненно-рыжими, а нос картошкой.
- Начальник! - почему-то вся подобострастно зарделась Аня.
Верзила, пришедший с начальником, странно хмыкнул. Он стоял в сторонке, нависая, как вздыбленный конь.
- А это, - представил его начальник, - главный бухгалтер.
- Бухгалтер?! - приахнула Аня, забыв поправить очки.
- Главный! - поднял начальник палец вверх. - Вы деньги привезли?
- Какие деньги?
- Зарплату, та-аскать, трудящимся массам.
- Мы же сами работать приехали!
- Документы. Пачпорта, - произнес начальник слово "паспорта" по-деревенски.
Крючочек-петелька, как на пионерской линейке, готовно протянула паспорт. Подала документ и Аганя почему-то не очень уверенно.
- Чё и требовалось доказать! - припрыгнул начальник, хлопнув пальцами по паспотртам: - Обе незамужни! - повернулся он со смехом к бухгалтеру.
- Эй, глазастая, - подал голос верзила, - моя будешь.
Он смотрел из-подлобья так серьезно и тяжело, что у Аганя ступни через подошвы сапог стали примерзать к снегу.
- А моя эта, четыре глаза! - закатился рыжий начальник.
Его сухое веснушчатое лицо сделалось удивительно смешным и совсем мальчишеским: пацаном он был, не старше Агани!
- Алдьархай! - донёсся издали женский крик. - Бэсеччик!
От домов, переваливаясь уткой, бежала женщина.
"Бесеччик", - вспомнила Аганя: так говорила сестра-якутка, когда рассказывала об Эллее, женившимся на Растрепанной Косе. Он был разбойником, бандитом.
- Тьфу ты, всю малину… - сплюнул в сердцах Рыжий.
Вытер, пришмыгнув, кулаком нос. И затеял игру в кошки мышки, приманивая паспортами. Ранние въевшиеся чернотой морщинки зловеще коверкали его добродушное лицо.
У Агани от виска к виску простреливала мысль: что делать?! Вспомнился дедушка, который умер за дело революции с гордо поднятой головой. Она нащупала ногой рюкзак, лежащий на снегу. В его кармане был складной нож: им ещё в детстве Аганя сама вырезала кораблики из коры, играла, как мальчишка: с одного пальчика в мягкую землю, со второго…
- Бесеччик! - приближалась женщина. - Сельпо воровал, контор воровал!..
Крючочек-петелька так же, как подавала паспорт, только движением наоборот, резко вырвала документы из руки Рыжего, спрятала их за спиной, боевито выставив грудь.
- Во, четыре глаза, дает!
Аганя присела к мешку, расстегнула застёжку на кармане, незаметно, пряча в рукав, достала складишок. Там же, в рукаве, раскрыла.
- А чё в мешочках? - потянулся, всё похохатывая, Рыжий.
И тут же отпрянул, - Аганя чиркнула лезвием перед его глазами.
- Ты чё, психованная?! Я же шутейно! - искренне оторопел Рыжий.
Большой присел к мешку и стал нагло его ощупывать.
- Отойди! - пригрозила Аганя.
- Крупа, что ли, тут у вас? - сказал парень спокойно.
- Крупа.
- Спирт есть?
- Был бы, всё равно бы не отдали.
- Я бы и брать не стал, - распрямился детина.
- А чего тогда лезешь?
- Для острастки, - посмотрел он сверху.
Перед ним Аганя робела. Не трусостью, не потому, что он здоровенный: с рогатиной на такого, а не со складишком! Сильно уж он был невозмутимым. И глядел - сквозь прищур, как-то обречённо даже глядел.
- Боевы девки-то прибыли, - Рыжий вдруг начинал говорить на деревенский манер. - С имя мы пятилетку-то в два счета отрапортуем!
Аганю маленько знобило. Но задышалось легче: хорошо стало от того, что перед ней никакой не начальник! И как только могла поверить: разве может быть таким - геолог!
- Айда, айда, - позвала якутка.
- Нам в контору надо! - Аня всё так и стояла: нога вперед, а рука за спиной.
- Не сдумайте, - протянул рослый. - Мы - мужики. А там - урки засели. Вашим же ножичком с вас же скальпель и сымут.
- Не скальпель, а скальп! - назидательно выступила Крючочек-петелька.
- Пускай сходят, отметятся, - теперь на культурный лад закивал Мелкий. - А что с них снять, ответственные товарищи разберутся!
- Идите к старухе-то, раз зовёт, - нахмурился рослый. - Мешки-то, может, пособить?
- Не надо! - блеснула очками Аня.
Широко расставив ноги, он будто врастал в землю задумчивым телеграфным столбом:
- Чё надо, скажите: Вася Коловертнов. Меня все знают.
- Начальник, - прихлопывала себя по бокам якутка, - Бесштан - ехала.
- Как без штан?! - скотились к переносице глаза у Ани. - Так и поехал, что ли, голяком?
- Да, деушки! - увязался за ними, пристраиваясь то с одной стороны, то с другой, Рыжий. - Так у нас и ездят: без штанов - оно как-то и посвеже, и в темноте светится!
- Бернштейн? - вспомнила Аганя имя начальника партии.
- Бесштан, Бесштан, - закивала тетка. - Конь - ехала!
- Как это? - Крючочек-петелька вдруг закатилась смехом. - Сначала Бесштан, а конь уже за ним?
Подыгрывала она Рыжему, что ли?
- Дык оне у нас мелконьки, лошадки-то, - тот опять стал деревенщиной. - Якутки. Оно и приходится: сам в сани, а конь позаде. Бросишь ему сенца-то в сани, чтоб по дороге, беднай, не пал!.. Он за тобой и поспеват!
- Друга начальник - ехала, - выговорила старательнее женщина.
Стало ясно: начальники разъехались, а рабочие, из бывших заключенных, разгромили сельпо, устроили пьянку. Двое же из них на том не остановились, захватили контору: там был карабин, и они устроили пальбу. Но связист успел отправить радиограмму: из Сунтар должна прибыть милиция.
Возле дома, куда привела женщина, поблёскивали лежащие поленницей прямоугольные куски льда. Практичная Анна сразу потянулась к ним, мол, для чего? На строительство или для иных каких целей?
- Вода! - подскочил к ней Рыжий. - Они же, якуты, колодцев не делают. Какие здесь колодцы - вечная мерзлота! А вот с осени, когда ещё река не сильно промерзла, напиливают вот так, кусками, лед. Здесь тебе и на чай, и на постирку! А вот что мне у них глянется - это булус - погреб, по-нашему, только ледяной. Там в любую жару, как зимой: положил убоину, рыбу - хоть сто лет будет лежать!
Лайка - хвост калачиком - выскочила невесть откуда и напустилась на гостей. Хозяйка с грозным окриком придержала пса, пропустила девчонок, а ушлого рыжего парня, нацелившегося сквозануть следом, отсекла, отпустив собаку.
- Ах ты, собаки кусок! - послышалось за спинами.
В избе, после снежной белезны, было слепко. Кошачьми глазами поблескивали тлеющие головешки в камельке. Да просачивалось подобие света в узкие, как бойницы, окна. Крючёчек-петелька, ближе надвинув очки, подошла к окну, потрогала. Развернулась с вытянутой ладошкой в полном недоумении.
Вместо стекла в окне был лед! Толстые пиленые куски льда стояли во всех оконных проемах. И ведь не таяли!
Женщина, звали ее Балыгей, что на русский лад означало, Пелагея, поняла, что приезжим непривычно в полутьме, зажгла свечку.
- Какая-то свечка гофрированная, - живо склонилась к светильнику Анна. - Из коровьего горла, что ли?
Балыгей раздула огонь, подложила поленья, причем не так, как в русскую печку, а стоймя. Крючочек-петелька заглядывала в открытую пасть комелька и удивлялась, выход сделан прямо, без колен. Она даже стала поучать Балыгей, рисуя в воздухе рукой изгибы, что у печи должны быть колена. Так теплее и дров меньше надо.
Потом с тем же требовательным изумлением стала притопывать по полу, обнаружив, что он земляной, не застеленный, лишь присыпан сверху соломой.
Балыгей виновато и очень уважительно кивала, при этом торопилась насыпать из кадки мелко накрошенный лед, поставить чайник на таган - тренога такая железная.