- Ну да, - я сделала еще один глоток, - прямо в комнате, на полу.
Мы несколько секунд смотрели друг другу в глаза, а потом одновременно засмеялись.
- Ну ты даешь, - сказал доктор, подливая мне вина, - кризис личности? Все достало?
- Типа того, - ответила я.
- Может, я смогу тебе помочь? - он улыбнулся.
Я тоже улыбнулась, некоторое время сосредоточенно пила вино, а потом меня вдруг прорвало:
- Вы мне помочь хотите? Саш… Вы мне очень симпатичны, как мужчина, как человек, но вы даже представить себе не можете, как сильно я устала от всего этого лицемерия, от всей этой убогой, тупой лжи. Как вы мне можете помочь? Как вообще кто-нибудь здесь, - я обвела пиццерию широким жестом, - кому-нибудь может помочь? Саша, неужели вам самому не стыдно произносить все эти бессмысленные слова? Вы ведь хотите меня трахнуть, так нет проблем! Что ж я вам, не дам, что ли? Вы, кстати, как планируете, на разок? Или как пойдет? Наверное, - я не дала ему вставить слово, - на разок и как пойдет. При чем же здесь помощь, я никак не пойму? Что это вообще за маразм: мы с вами сидим в ресторане, говорим о какой-то неинтересной фигне, и вы думаете о том, когда я буду готова, чтобы с вами трахаться. А я думаю, что вы пригласили меня сюда и ведете со мной беседы, чтобы был повод меня трахнуть. И это считается нормальным, да? Это называется романтика. Немножко поболтать, перед тем как снять штаны, о жизни, о том, какую музыку слушаем, что читали, какое кино любим… - я замолчала и опустила глаза.
- Простите меня, Саша. Пожалуйста.
- За что? - спросил он. - Ты права абсолютно, за это ты мне и нравишься.
Я покачала головой и продемонстрировала ухмылку, выражающую полное недоверие.
- Только, Саш… - доктор вдруг начал постукивать пальцами по столу. - Я не предлагаю тебе трахаться. То есть я понимаю тебя, понимаю, что тебя оскорбляет эта ситуация, и твоя личная, видимо не самая простая, история подсказывает тебе именно это… Но тут дело не в том, чтобы трахаться…
- А в чем же? - с интересом спросила я.
- Я предлагаю тебе попробовать… Со мной.
- Что попробовать? - я изумленно на него уставилась. - Отношения? Встречаться?
- Ну да, - он неуверенно улыбнулся. - Я же вижу, что я тебе нравлюсь, и ты мне нравишься…
- Саша, - я смотрела на него в полной растерянности, - но… Папа, вы… Вы понимаете, что вы мне предлагаете? Это как-то вообще…
- Мне тоже страшновато, - признался он. - Но терять-то особо нечего. Мне, по крайней мере.
- Я не очень вам подойду на роль любовницы, - сказала я, - вам нужен кто-нибудь помоложе, кто меньше страдал, чья жизнь еще не слишком изгажена другими мужчинами, с кем вам будет хотя бы повеселее.
- Саш, разговор о том, кто кому лучше бы подошел, он изначально бессмысленный. Есть я, ты и вот эта жизнь. Другого нам не дано. Надо просто рискнуть, потому что очень хочется. Может быть, потом мы пожалеем, может, даже расстанемся, но нам будет очень хорошо, я знаю.
Я молчала. Мне не хотелось ничего говорить и в то же время очень сильно хотелось посмотреть на Александра Андреевича. Какие у него, оказывается, красивые руки. Серые глаза, но не стальные, как у Самолетова, а теплые, как кошачий мех, я бы даже сказала, оттенка серой кошки. Лоб с двумя продольными морщинами, русые волосы, щеки и подбородок подернуты ровной голубоватой щетиной, как бывает у мужчин, которые бреются электрической машинкой. Шея, кадык, под черным пиджаком - белая майка.
И он уверяет, что нам будет очень хорошо.
- Когда я увидел тебя там, в холле больницы, во мне как будто что-то щелкнуло, - заговорил Александр Андреевич, - ты выглядела такой естественной, красивой, нежной… У тебя яркая внешность, теплая, кожа смуглая, ямочки на щеках. Я решил, что у тебя наверняка кто-то есть, что я еще мог подумать. Явно не то, что ты сжигаешь литературу в состоянии алкогольного опьянения и это твое хобби… Ты мне безумно понравилась, с первого взгляда. И когда ты согласилась пойти со мной пообедать, я был просто вне себя от радости. Я понимаю, что все как-то слишком сумбурно, быстро, не к месту, но, Саша… Ты мне очень, очень нравишься. Давай попробуем?
- Саша, мне очень страшно, - сказала я, посмотрела ему в глаза и заплакала.
Спустя час мы шли по Петровскому бульвару, доктор обнимал меня за талию.
- А как там папа? - спросила я.
- Получше, - сказал он, - ты его навестишь?
- Да. Думаю, да.
- Ты - умница.
Тополиный пух крутился в воздухе, как снег в стеклянном шаре. На лавочках обнимались мужчины и женщины, в открытом кафе играла музыка, матери везли коляски с младенцами. И много чего еще происходило, но это подробности уже другой истории. А моя закончена.
Спасибо за внимание.
