- А мне больше всего понравился финал, - говорю я с набитым ртом, - когда этот мальчик признается ей в любви и показывает рисунки и выясняется, что он был одним из тех пятерых в подвале. Ну, кто ее выеб…
- Да ладно! - вскидывается Ксюша. - Я не поняла, что он там был…
- Ну как, - удивляюсь я, - он же показывает ей рисунок, на котором изображена эта длинная лестница! А она была с завязанными глазами и не помнит его.
- Там на этих рисунках ничего непонятно…
- Слушайте, - вступает руководитель нашего редакторского отдела Глаша Пастухова, - где вы находите такие фильмы? Почему вообще вы так любите всякую мерзость?
- Это не мерзость, а реальная жизнь, - защищалась Ксюша, - я жила в гарнизонном городке, и я видела таких девочек, которые сдуру кому-то дали, и об этом знали все! И потом их нагибали без их желания все кому не лень, и к двадцати годам они уже были просто кончеными блядями.
- В каком мире вы живете? Девочки…
- Ну, может, в Италии более комфортное общество, - сказала я, - там можно переспать со всем городом и блядью не считаться…
- Да и вообще, - Женя доел свой люля-кебаб, - пора отказаться от этих отсталых взглядов и не думать, что если тебя отодрали в подвале пять мужиков, то ты уже блядь!
- Спасибо, Евгений, - резюмирует Ксюша.
- Спасибо вам, девочки, за прекрасный обед. - Дима закурил.
- Ладно, - говорю я, переглядываясь с Ксюшей, - мы обсуждаем то, что действительно интересно…
- Причем сутками напролет! - вставляет Женя. - И о чем бы мы ни говорили, заканчивается всегда сексом, блядями, хуями и…
- И собачками! - Я засмеялась.
- Еще, Евгений, вы упустили из внимания такую важную составляющую нашего внутреннего мира, как Никита Джигурда. - Это говорит наш логист Петя Ермолаев.
- А следовательно, - давится смехом Ксюша, - русский стиль, квас на завтрак…
- И, конечно, урина. - Петя тоже берет сигарету.
- А он что, пьет мочу? - заинтересовалась я, забыв про оставшиеся полтарелки риса.
- Ксения, мне кажется, даст вам более полную информацию, - отвечает Петя.
- Ну, Никита Джигурда - это такой человек, в котором русское победило. Он ходит в кафтане, предается уринотерапии, ест только борщи и хлеб…
- А откуда ты знаешь? - удивилась я.
- Ну как же, - Женя издевательски переводит взгляд с меня на Ксюшу, - в своем блоге Ксения собрала все ссылки на личность и творчество Никиты Джигурды, впрочем наравне с оглушительным количеством прочего бреда.
- А, - говорю я.
Мы возвращаемся в офис. Пока меня не было, пришла смс-ка от Третьякова: "Маленькая гордая девочка, ты поужинаешь со мной когда-нибудь?"
Ну, и что ответить?
Хочется сказать что-нибудь в духе "Нашего радио", которое я и Чапайкина настойчиво слушаем в машине по утрам.
Грядущее - пепел, а прошлое мрак. А вена - моя эрогенная зона.
Пошлятина.
Я пишу: "Когда мне исполнится 18" - и тут же отправляю.
В 18.47 я закрываю окошко корпоративной почты, бросаю мобильный в сумку, без малейшего интереса оглядываю стол с мыслью, ничего ли я не забыла. Встаю и тихо говорю:
- Всем пока.
В ответ раздается нестройный хор ответных покашек. Я иду к лифту, спускаюсь на первый этаж, прикладываю пропуск к турникету и выхожу на улицу. У меня нет сил смотреть по сторонам, замечать, что происходит. Я иду к машине, щелкаю брелком сигнализации, открываю дверь и сажусь. Я еду домой примерно тридцать минут под песни "Нашего радио" и несмешные диалоги ведущих. Видимо, я слушаю "Наше радио" из тех же соображений, по которым измученная домохозяйка не разводится с мужем, несмотря на отсутствие секса длиной в десять лет. Трудно начинать что-то новое, трудно привыкать к другому. В ситуациях, схожих с моей и домохозяйки, новым является даже отказ от старого.
Около 20.00 я паркую машину во дворе своего дома. Плетусь к подъезду, вхожу внутрь, вызываю лифт, поднимаюсь на свой этаж, открываю ключом дверь. Захожу в спальню, снимаю одежду и вешаю ее в шкаф, снимаю линзы и надеваю очки в тонкой красной оправе. Потом иду в ванную, снимаю белье и бросаю его в стиральную машину, умываюсь, принимаю душ.
После душа я мажу лицо кремом, набрасываю короткий халат, на кухне ставлю чайник на плиту. Пока он кипит, я смотрю "Симпсонов" на канале "2х2". Наконец чайник закипает. Перед тем как выпить чаю, я забрасываю в себя две таблетки персена и накапываю в чашку с водой тридцать капель корвалола. Пью расслабляющий чай с мятой. Ложусь в постель и полчаса посвящаю чтению книги "Страсть к совершенству".
Ответ от Третьякова приходит в 1.02: "Ненавижу малолеток".
Я решаю ничего не отвечать под предлогом того, что уже поздно и я, возможно, сплю.
ВТОРНИК
В 8 утра звонит будильник. Я ставлю его на повтор три раза. В 8.15 все равно встаю. Я подхожу к окну, распахиваю его и принимаюсь застилать кровать. Потом я иду в ванную и умываюсь холодной водой. Захожу на кухню и ставлю чайник на полыхающую конфорку. Сегодня я, пожалуй, пропущу завтрак. Это ужасно, но… Что не ужасно? То, что ко мне пристает Миша Третьяков? Или не пристает - может, мне все это просто снится? После того как я призналась в любви Диме Самолетову, а он сказал: "Да тебе просто приснилось!" - я все время списываю очевидные явления на собственную мнительность. Может, это не Дима Самолетов подошел ко мне посреди корпоративной вечеринки на пляже, может, он вовсе и не брал мою руку в свою, может, мне приснилось, как он шепчет мне в волосы: "Сашенька, ты… Такая… Красивая".
Я мою руки, чтобы вставить линзы в глаза. Из ванной я иду в спальню, к буфету, где прописались эти долбаные линзы. Если вас интересует, как именно, при каких обстоятельствах и зачем я призналась в любви Самолетову, я расскажу. Мне уже не больно.
Я предложила ему поужинать. В стиле Третьякова. До сих пор не понимаю, зачем он согласился, если заранее знал, что я начну приставать. Мог бы просто сказать: "Извини, Саша, но я занят" или "Сашок, у меня есть женщина, и я ее люблю". Вместо этого он зачем-то потащился со мной пить в пятницу вечером. Или он думал, что я так очарована его интеллектом, что хочу убить с ним начало выходных? Тогда мне логичнее было бы выбрать Левина.
С какой целью, интересно, он предполагал, я приглашаю его поужинать?
Ну я и начала активно его обольщать. Мы сидели, пили пиво, и, когда это стало уместно, я сказала:
- Дим, а… Может, мы с тобой… Ну, трахнемся?
- Саша… - Он весь как-то съежился. - Ты правда не помнишь, что я тебе говорил?
- Когда? - удивилась я.
- Ну… когда мы вдвоем ехали в такси с этого… корпоратива…
- И что ты говорил? Я была пьяная в жопу и ничего не помню.
- Правда ничего не помнишь?
- Вообще…
- Я тебе сказал, что я очень жалею обо всем, что между нами произошло, и моя личная жизнь устроена. Вполне себе устроена.
Сейчас самое время для светоотражающих теней "Dior", нанесем-ка их на веки погуще. Сделаем драмэтик лук. Боже, боже, боже, надо как-то подняться, одеться и пойти на работу. Я должна пойти на работу. Дима ведь тоже сейчас заставляет себя встать и идти на работу. Время поджимает. Я надеваю черные брюки, скетчерсы и белую облегающую майку. Я захлопываю дверь и закрываю ее на нижний замок, на два оборота. Вызываю лифт. Он приезжает, я захожу в него, у Игоря Петренко больше нет глаз. Это, конечно, нехорошо, но ничуть не убавляет степени подавления мира его семейным счастьем.
Я подхожу к машине и, нажимая на брелок сигнализации, вспоминаю, что не позвонила маме.
Ну и черт с ней.
Ситуацию с Самолетовым уже не исправить. С ней можно жить, и, судя по всему, мне это неплохо удается. Он меня не обидел, я выразила самые естественные и нормальные чувства, которые женщина может испытывать к мужчине. Что еще? Наверное, то, что я продолжаю обо всем этом думать и ничего не могу с этим поделать. Я встречаюсь с ним каждый день, я каждый день курю с ним на лестнице, обедаю, шучу, я всегда говорю о вещах, о которых нельзя говорить, я смотрю в его стальные, ничего не выражающие глаза и вижу, что он все знает. Он знает, что мои чувства никуда не делись, потому что нельзя себе запретить любить другого человека, нельзя запретить себе чувствовать.
Моя личная история такова, что я всегда обнаруживала себя в ситуации, когда любовь нужно доказывать. Я доказывала маме, я доказывала папе, я доказывала Грише Смирнову. Я искренне считала, что любовь можно только заслужить, и я ее всеми силами заслуживала. Я добивалась любви, как это ни дико звучит, от собственных родителей. Я кричала: "Мама! Это я! Я здесь!" - и ответом было несколько раздраженное молчание. Единственное, чему я до сих пор поражаюсь, так это откуда во мне столь огромный потенциал. Откуда эти невероятные способности сжать зубы и все равно любить? Маму, папу, с которым мы последние пятнадцать лет не общаемся, Диму… Гриша Смирнов считал, что я больная. Может быть, он был прав?
На работу я приезжаю без опоздания. Сегодня едва ли не единственный за всю неделю благословенный день без собраний и совещаний. Я иду к своему месту и по пути заглядываю в Катин кабинет - для пущей демократичности стены в кабинетах начальства нашего канала стеклянные. Кати нет. Это придает мне уверенности в себе и какой-то даже игривости - я ставлю сумку на стол, оживляю мышкой спящий компьютер, открываю окошко почты и, пока она грузится, иду за кофе к автомату. Кофейный автомат стоит аккурат между раздевалкой и ксероксом.