Зовша был прав. Почти два года вся страна - академики и доярки институты и молочные фермы, акыны и просто поэты - поздравляли генералиссимуса с семидесятилетием. Все газеты были заполнены поздравлениями в стихах и прозе, и только пожелание товарища Шепшеловича опубликовано не было.
- Вместо этого они объявили розыск, - сказал Шепшелович, - и я прибыл к тебе.
- Зачем ты так поздравил нашего отца и учителя? - поинтересовался Зовша.
- Облегчил душу, - сознался Шепшелович, - написал то, что думаю.
- Все так думают, - заметил Зовша, - но никто не пишет. И потом, приехать на взморье, в разгар сезона, где все шишки, все бонзы, вся сволочь!
- У меня, кроме тебя, никого нет, - ответил Шепшелович, - спрячь, а?!
- Спрячь, - Зовша стал печален, - ты что, не знаешь, что моя комната принадлежит народу? Что я почти не вижу моего ключа, который гуляет от Лиелупе до Вайвари?
Про ключ Зовши ходили легенды - он выручал знакомых, у которых были чувихи, но не было хаты. Кто только не пользовался кроватью Зовши с бутылкой "Рислинга" под ней.
- В полночь придет Арвид, - печально произнес он, - кто мог подумать, что ты заявишься.
Шепшелович почувствовал неладное.
- Кто такой Арвид? - спросил он.
- Капитан, следователь местной прокуратуры.
- Что?! - Шепшеловича затрясло.
- Ша, не ори. Он будет в гражданском, а потом - голый. Ты что - боишься голого следователя? Я задвину тебя ящиком с антоновкой. Это же, кажется, твои любимые яблоки…
…Ровно в полночь пришел Арвид - белый, с мускулистыми ногами, грязными пальцами.
- Ирма, - сказала он, - у меня ночной допрос, времени мало, вы разденетесь сами или как?
Больше он не говорил, пыхтел, потел и, наконец, упал с кровати.
- E… твою мать, - выругался он, - этот еврей мог бы купить кровать и пошире!
Потом он снова забрался, снова пыхтел и снова рухнул.
- Почему бы нам не встречаться у тебя в кабинете? - спросила Ирма.
- Дура, - ответил тот, - а микрофоны?
- Ну и что?!
- Не нервируй меня, у меня ночной допрос. Будем допрашивать еврея, который, видимо, знает, кто написал послание Сталину. Эта сволочь где-то здесь.
Шепшелович сжался и превратился в камбалу.
- Быть может, даже на взморье.
- С чего вы взяли? - хотелось крикнуть Шепшеловичу. Он еле сдержался.
- Если мы его поймаем, - произнес Арвид, - я наверняка получу медаль и десятидневный отпуск. Куда махнем?
- В Палангу, - сказала Ирма.
- На Кавказ не хочешь? - Арвид уже одевался.
"Иди, иди, - подумал Шепшелович, - допрос не ждет…"
После этой пары он хорошо поспал и проснулся от ржавчины, которая валилась на него. На кровати происходило баталище. Там, видимо, был спортсмен-тяжелоатлет. Шепшеловичу всегда было не удобно рассказывать про то, что он вытворял с какой-то Нинель Кузьминичной. Видимо, в пылу страсти он поднимал все - шкаф, буфет, стол и дважды пытался выжать кровать. И дважды Шепшеловичу голосом Нинель Кузминичны пришлось крикнуть: "Ой, не надо! Лучше меня".
И спортсмен кидался на обезумевшую от страсти Нинель Кузминичну… В Риге под кроватью Шепшелович многому научился - Зовша давал ключ многочисленным кандидатам наук, ученым, младшим научным сотрудникам и даже одному доктору наук. Видимо, он был стар и вместо того, чтобы заниматься любовью, рассказывал Сусанне про болезни земли - он был доктор геолого-минералогических наук.
- Сусанночка, - говорил он, - в земле есть трещины, на них и возле жить нельзя - человек плохо себя чувствует, у него ломит тело, нет сил, ему плохо.
Шепшелович лежал под кроватью и думал, что он все время живет на трещине, и не пора ли ему перебраться туда, где трещин нет, пожить немного нормальной жизнью. Где такая земля без трещин?
- В Израиле, - донеслось с кровати, - в Израиле, Сусанночка, но если вы кому-то об этом скажите - я туда никогда не доберусь. Я все время на трещине, Сусанночка.
- Григорий Морицович, - сказала она, - мы с вами встречаемся пятый раз - и все время вы читаете лекции. Может, у вас не получается оттого, что вы лежите на трещине?
Это был удивительный человек, этот геопатолог. Благодаря ему Шепшелович узнал всю нашу землю и все ее камни, и для чего тот и этот.
- Александрит, Сусанночка, - вещал он где-то в три ночи, - от сердца, нефрит - от почек, аметист…
- Григорий Морицович, - томно стонала Сусанна, - у меня что-то с сердцем.
И вскоре геопатолог притаскивал ей перстень с александритом.
- Григорий Морицович, что-то почки пошаливают.
- Ах, бедняжка, - вскрикивал геопатолог и на следующей встрече одевал на нее нефритовый браслет.
Однажды Сусанночка попросила жемчуг.
- Зачем он вам? - удивился геопатолог. - Он от простаты.
Больше они на кровати не появлялись. Возможно, Григорий Морицович угодил в трещину…
Регулярно по средам приходил мужик с глухим голосом, видимо, сумасшедший. После половых актов его тянуло на откровенность.
- Аделаида, - говорил он, - я должен вам открыть один секрет.
- Я готова, - отвечала Аделаида.
- Но одно ваше неосторожное слово - и мы больше не сомкнемся в объятиях.
- Могила! - отвечала Аделаида.
Сумасшедший понижал голос: - Я убил Троцкого, - говорил он.
- К-как?! - вздрагивала Аделаида.
- А вот так, - спокойно отвечал Кукорин и начинал душить Аделаиду.
В следующий раз все повторялось.
- Аделаида, я должен вам раскрыть секрет. Но одно ваше слово - и… Я убил Распутина.
- К-как?! - вопила Аделаида.
- А вот так, - и Кукорин с наслаждением душил ее.
В общей сложности Кукорин прикончил человек двадцать шесть, в том числе царя Николая Второго. После цареубийства Аделаида пропала.
На кровати лежал голый Кукорин и со злобой повторял:
- Монархистка проклятая!
Иногда на кровати с чувихой появлялся Зовша. Никто не помнил случая, чтобы он кого-нибудь трахнул. Интеллектуальные беседы были без конца. Шепшелович засыпал под теории доктора Фрейда и просыпался под Сальвадора Дали. Но однажды Зовша долго говорил о любви, читал Петрарку и, наконец, тяжело запыхтел. Несколько минут спустя девичий голос пропел.
- Вы сегодня были восхитительны.
- Я всегда такой, - с гордостью ответил Зовша. - Хотите еще?
Двенадцать раз они любили друг друга. Шепшелович никогда бы не мог подумать, что Зовша такой сексуальный гигант.
- Еще, - просил девичий голос.
- На сегодня хватит, - тоном учителя ответил Зовша. - И вообще я не в духе.
- Что такое, любимый?
- Вы разве не знаете, - сообщил Зовша, - что на свете живет одна сволочь, которая пожелала нашему дорогому товарищу Сталину, чтоб он сгорел?
- Не может быть! - взвизгнул девичий голос.
- И эта сволочь, - продолжал Зовша, - под кроватью! И учит иврит!
Шепшелович задрожал.
- Ай! Что вы говорите!! Надо его вытащить!
- Ах ты подонок, предатель, изменник, - Шепшелович выскочил из-под кровати, - я тебе сейчас!..
На кровати был один Зовша, с томиком Петрарки и дико ржал, корчась от смеха.
- За такие шутки! - обиженно начал Шепшелович.
Но в двери уже стучались Арвид с Ирмой. Арвид явно торопился, запутался в штанах, повалил трюмо.
- У меня времени мало, - ворчал он, - вы разденетесь сами или как?
- Опять допрос? - печально спросила Ирма.
- Нет. Сегодня берем еврея, который пожелал товарищу Сталин сгореть. Он в Дзинтари, где-то в лесу, с автоматом Калашникова. Возможно, придется стрелять.
Арвид начал сопеть, пыхтеть и снова упал с кровати.
- На правую руку, - стонал он, - а именно ею придется стрелять Ирма, помогите мне натянуть штаны. Как бы тот еврей не бежал из леса…
Шепшеловичу надо было срочно сматываться. Зовша договорился с дядькой - главным ветеринаром Прибалтики - и Шепшелович был отправлен в солнечную Грузию с партией крупного рогатого скота Дядя обещал, что не забодают. И, действительно, находиться среди коров было одно удовольствие - они не занимались совокуплением не говорили пошлостей и среди них не было ни одного следователя. Эти коровы никому не сделали ничего плохого и их должны были зарезать. Товарищ Сталин убил столько людей - и ему пели кантаты и гимны.
- Где справедливость, - спросил Шепшелович у молодой телки.
- Му-у, - ответила та.
- Вот именно, - он грустно покачал головой.
Где-то в Тбилиси, на набережной Куры, он раздвинул брезент и выпрыгнул из грузовика. Путь его лежал вновь под кровать. Она принадлежала другу Зовши, некоему Гураму, стояла в небольшой квартирке, ключ от которой курсировал по всей Грузии и даже по всему Закавказью.
Гурам оказался симпатичным, длинноносым менгрелом, он проводил Шепшеловича под кровать, подав ему туда сациви, шашлык из молодой баранины и молодое "Цинандали".
- Ваше здоровье! - поднял Шепшелович тост за Гурама.
В Тбилиси кровать была царской - широкой, красного дерева, покрытой персидским ковром. Говорили, что когда-то на ней проводили буйные ночи грузинские князья, пламенные джигиты и даже сама легендарная царица Тамар. Кровать была полна достоинства и гордости. Под кроватью также лежал ковер, мягкий, уютный, ручной работы. Было только одно обстоятельство, которое несколько беспокоило Шепшеловича - на ковре был любовно выткан портрет Иосифа Сталина в виде восходящего солнца.