Головкер испытывал страх, усталость, волнение. Больше часа он провел в гостинице, а Лизе так и не звонил. Что-то его останавливало и пугало. Слишком долго, оказывается, Головкер этого ждал. Может быть, все последние годы. Может, все, что он делал и предпринимал, было рассчитано только на Лизу? На ее внимание?
Если это так, задумался Головкер, сколько же всего проносится мимо? Живешь и не знаешь - ради чего? Ради чего зарабатываешь деньги? Ради чего обзаводишься собственностью? Ради чего переходишь на английский язык?
Головкер взглянул на часы - половина десятого. Припомнил номер телефона - четыре, шестнадцать… И дальше - сто пятьдесят шесть. Все правильно. Четыре в кубе… Он совершенно забыл математику. Но телефон запомнил - четыре, шестнадцать… А потом - те же шестнадцать в квадрате. Сто пятьдесят шесть…
Потрясенный, Головкер услышал звонок, раздавшийся в его собственной квартире. Один раз, другой, третий…
- Кто это? - спросила Лиза.
И через секунду:
- Говорите.
И тогда он глухо выговорил:
- Квартира Головкеров? Лиза, ты меня узнаешь?
- Погоди, - слышит он, - я выключу чайник.
И дальше - тишина на целую минуту. Затем какие-то простые, необязательные слова:
- Ты приехал? Я надеюсь, все легально? Как? Да ничего… В бассейн ходит. У тебя дела? Ты путешествуешь?
Головкер помолчал, затем ответил:
- Экспорт-импорт. Тебе это не интересно. Подумываю о небольшой концессии, типа хлопка…
Далее он спросил как можно небрежнее:
- Надеюсь, увидимся?
И для большей уверенности добавил:
- Я должен кое-что вам передать. Тебе и Оле.
Он хотел сказать - у меня два чемодана подарков. Но передумал.
- Завтра я работаю, - сказала Лиза, - вечером Ольга приглашена к Нахимовским. Послезавтра у нее репетиция. Ты надолго приехал? Позвони мне в четверг.
- Лиза, - проговорил он забытым жалобным тоном, - еще нет десяти. Мы столько лет не виделись. У меня два чемодана подарков. Могу я приехать? На машине?
- У нас проблемы с этим делом.
- В смысле - такси? Я же беру машину в рент…
Вот он заходит (представлял себе Головкер) к человеку из "Автопроката". Слышит:
- Обслуживаем только иностранцев.
Головкер почти смущенно улыбается:
- Да я, знаете ли… Это самое…
- Я же говорю, - повторяет чиновник, - только для иностранцев. Вы русский язык понимаете?
- С трудом, - отвечает Головкер и переходит на английский…
Лиза говорит:
- То есть, конечно, приезжай. Хотя, ты знаешь… В общем, я ложусь довольно рано. Кстати, ты где?
- В "Октябрьской".
- Это минут сорок.
- Лиза!
- Хорошо, я жду. Но Олю я будить не собираюсь…
Тут начались обычные советские проблемы. "Автопрокат" закрылся. Такси поймать не удавалось. Затормозил какой-то частник, взял у Головкера американскую сигарету и уехал.
Приехал он в двенадцатом часу. Вернее, без четверти двенадцать. Позвонил. Ему открыли. Бывшая жена заговорила сбивчиво и почти виновато:
- Заходи… Ты не изменился… Я, откровенно говоря, рано встаю… Да заходи же ты, садись. Поставить кофе?.. Совсем не изменился… Ты носишь шляпу?
- Фирма "Борсалино", - с отчаянием выговорил Головкер.
Затем стащил нелепую, фисташкового цвета шляпу.
- Хочешь кофе?
- Не беспокойся.
- Оля, естественно, спит. Я дико устаю на работе.
- Я скоро уйду, - ввернул Головкер.
- Я не об этом. Жить становится все труднее. Гласность, перестройка, люди возбуждены, чего-то ждут. Если Горбачева снимут, мы этого не переживем… Ты сказал - подарки? Спасибо, оставь в прихожей. Чемоданы вернуть?
- Почтой вышлешь, - неожиданно улыбнулся Головкер.
- Нет, я серьезно.
- Скажи лучше, как ты живешь? Ты замужем?
Он задал этот вопрос небрежно, с улыбкой.
- Нет. Времени нет. Хочешь кофе?
- Где ты его достаешь?
- Нигде.
- Почему же ты замуж не вышла?
- Жизнь так распорядилась. Мужиков-то достаточно, и все умирают насчет пообщаться. А замуж - это дело серьезное. Ты не женился?
- Нет.
- Ну, как там в Америке?
Головкер с радостью выговорил заранее приготовленную фразу:
- Знаешь, это прекрасно - уважать страну, в которой живешь. Не любить, а именно уважать.
Пауза.
- Может, взглянешь, что я там привез? Хотелось бы убедиться, что размеры подходящие.
- Нам все размеры подходящие, - сказала Лиза, - мы ведь безразмерные. Вообще-то спасибо. Другой бы и забыл про эти алименты.
- Это не алименты, - сказал Головкер, - это просто так. Тебе и Оле.
- Знаешь, как вас теперь называют?
- Кого?
- Да вас.
- Кого это - вас?
- Эмигрантов.
- Кто называет?
- В газетах пишут - "наши зарубежные соотечественники". А также - "лица, в силу многих причин оказавшиеся за рубежом"…
И снова пауза. Еще минута, и придется уходить.
В отчаянии Головкер произносит:
- Лиза!
- Ну?
Головкер несколько секунд молчит, затем вдруг:
- Ну, хочешь потанцуем?
- Что?
- У меня радиоприемник в чемодане.
- Ты ненормальный, Оля спит…
Головкер лихорадочно думает - ну, как еще ухаживают за женщинами? Как? Подарки остались за дверью. В ресторан идти поздно. Танцевать она не соглашается.
И тут он вдруг сказал:
- Я пойду.
- Уже?.. А впрочем, скоро час. Надеюсь, ты мне позвонишь?
- Завтра у меня деловое свидание. Подумываю о небольшой концессии…
- Ты все равно звони. И спасибо за чемоданы.
Не за чемоданы, обиделся Головкер, а за чемоданы с подарками. Но промолчал.
- Так я пойду, - сказал он.
- Не обижайся. Я буквально падаю с ног.
Лиза проводила его. Вышла на лестничную площадку.
- Прощай, - говорит, - мой зарубежный соотечественник. Лицо, оказавшееся за рубежом…
Головкер выходит на улицу. Сначала ему кажется, что начался дождь. Но это туман. В сгустившейся тьме расплываются желтые пятна фонарей.
Из-за угла, качнувшись, выезжает наполненный светом автобус. Не важно, куда он идет. Наверное, в центр. Куда еще могут вести дороги с окраины?
Головкер садится в автобус. Опускает монету. Сонный голос водителя произносит:
- Следующая остановка - Ропшинская, бывшая Зеленина, кольцо…
Головкер выходит. Оказывается между пустырем и нескончаемой кирпичной стеной. Вдали, почти на горизонте, темнеют дома с мерцающими желтыми и розовыми окнами.
Откуда-то доносится гулкий монотонный стук. Как будто тикают огромные штампованные часы. Пахнет водорослями и больничной уборной.
Головкер выкуривает последнюю сигарету. Около часа ловит такси. Интеллигентного вида шофер произносит: "Двойной тариф". Головкер механически переводит его слова на английский: "Дабл такс". Почему? Лучше не спрашивать. Да и зачем теперь Головкеру советские рубли?
В дороге шофер заговаривает с ним о кооперации. Хвалит какого-то Нуйкина. Ругает какого-то Забежинского.
Головкер упорно молчит. Он думает - кажется, меня впервые приняли за иностранца.
Затем он расплачивается с водителем. Дарит ему стандартную американскую зажигалку. Тот, не поблагодарив, сует ее в карман.
Головкер машет рукой:
- Приезжайте в Америку!
- Бензина не хватит, - раздается в ответ…
На освещенном тротуаре перед гостиницей стоят две женщины в коротких юбках. Одна из них вяло приближается к Головкеру:
- Мужчина, вы приезжий? Показать вам город и его окрестности?
- Показать, - шепчет он каким-то выцветшим голосом.
И затем:
- Вот только сигареты кончились.
Женщина берет его под руку:
- Купишь в баре.
Головкер видит ее руки с длинными перламутровыми ногтями и туфли без задников. Замечает внушительных размеров крест поверх трикотажной майки с надписью "Хиропрактик Альтшуллер". Ловит на себе ее кокетливый и хмурый взгляд. Затем почти неслышно выговаривает:
- Девушка, извиняюсь, вы проститутка?
В ответ раздается:
- Пошлости говорить не обязательно. А я-то думала - культурный интурист с Европы.
- Я из Америки, - сказал Головкер.
- Тем более… Дай три рубля вот этому, жирному.
- Деньги не проблема…
Неожиданно Головкер почувствовал себя увереннее. Тем более что все это слегка напоминало западную жизнь.
Через пять минут они сидели в баре, тускло желтели лампы, скрытые от глаз морскими раковинами из алебастра. Играла музыка, показавшаяся Головкеру старомодной. Между столиками бродили официанты, чем-то напоминавшие хасидов.
Головкеру припомнилась хасидская колония в районе Монтиселло. Этакий черно-белый пережиток старины в цветном кинематографе обычной жизни…
Они сидели в баре. Пахло карамелью, мокрой обувью и водорослями из близко расположенной уборной. Над стойкой возвышался мужчина офицерского типа. Головкер протянул ему несколько долларов и сказал:
- Джинсы с тоником.
Потом добавил со значением:
- Но без лимона.
Он выпил и почувствовал себя еще лучше.
- Как вас зовут? - спросил Головкер.
- Мамаша Люсенькой звала. А так - Людмила.
- Руслан, - находчиво представился Головкер.
Он заказал еще два джина, купил сигареты. Ему хотелось быть любезным, расточительным. Он шепнул:
- Вы типичная Лайза Минелли.
- Минелли? - переспросила женщина и довольно сильно толкнула его в бок. - Размечтался…