Людмилу тут, по-видимому, знали. Кому-то она махнула рукой. Кого-то не захотела видеть: "Извиняюсь, я пересяду". Кого-то даже угостила за его, Головкера, счет.
Но Головкеру и это понравилось. Он чувствовал себя великолепно.
Когда официант задел его подносом, Головкер сказал Людмиле:
- Это уже не хамство. Однако все еще не сервис…
Когда его нечаянно облили пивом, Головкер засмеялся:
- Такого со мной не бывало даже в Шанхае…
Когда при нем заговорили о политике, Головкер высказался так:
- Надеюсь, Горбачев хотя бы циник. Идеалист у власти - это катастрофа…
Когда его расспрашивали про Америку, в ответ звучало:
- Америка не рай. Но если это ад, то самый лучший в мире…
Раза два Головкер обронил:
- Непременно расскажу об этом моему дружку Филу Керри…
Потом Головкер с кем-то ссорился. Что-то доказывал, спорил. Кому-то отдал галстук, авторучку и часы.
Потом Головкера тошнило. Какие-то руки волокли его по лестнице. Он падал и кричал: "Я гражданин Соединенных Штатов!.."
Что было дальше, он не помнил. Проснулся в своем номере, один. Людмила исчезла. Разумеется, вместе с деньгами.
Головкер заказал билет на самолет. Принял душ. Спустился в поисках кофе.
В холле его окликнула Людмила. Она была в той же майке. Подошла к нему, оглядываясь, и говорит:
- Я деньги спрятала, чтобы не пропали.
- Кип ит, - сказал Головкер, - оставьте.
- Ой, - сказала Людмила, - правда?! Главное, чтоб не было войны!..
Успокоился Головкер лишь в самолете компании "Панам". Один из пилотов был черный. Головкер ему страшно обрадовался. Негр, правда, оказался малоразговорчивым и хмурым. Зато бортпроводница попалась общительная, типичная американка…
Летом мы с женой купили дачу. Долгосрочный банковский заем нам организовал Головкер. Он держался просто и уверенно. То и дело переходил с английского на русский. И обратно.
Моя жена спросила тихо:
- Почему Рон Фини этого не делает?
- Чего?
- Не путает английские слова и русские?
Я ответил:
- Потому что Фини в совершенстве знает оба языка…
Так мы познакомились с Борей Головкером.
Месяц назад с Головкером беседовал корреспондент одного эмигрантского еженедельника. Брал у него интервью. Заинтересовался поездкой в Россию. Стал задавать бизнесмену и общественному деятелю (Головкер успел стать крупным жертвователем Литфонда) разные вопросы. В частности, такой:
- Значит, вернулись?
Головкер перестал улыбаться и твердо ответил:
- Я выбрал свободу.
Михаил Каганович
ДРАКОН
Рассказ
Первые четыре класса учился я в английской школе.
Впрочем, не так все просто.
Сперва папа, как всегда, наметил направление. Затем был выбран язык. Именно английский был определен как дальновиднейший во всех смыслах…
Или кто-то из умных евреек ближнего круга подсказал?
Ганна Львовна Клячко? - пожалуй.
Этель Наумовна Рубинштейн? - тоже, да…
Или все же - Сусанна Соломоновна Фингер?..
Нет, Сусанна Соломоновна не по этой части была…
Папа звал ее "бас-Шлойме". Умна, как сто чертей. Ехидна, как сытая лисица.
На пятидесятилетие Сусанны папа разделывал селедку. Он умел. "По-генеральски" - без единой косточки. И его звали. Женщины вообще не любят почему-то с селедкой возиться.
Селедка была не иначе тихоокеанская. О ту-то пору, да на пятидесятилетие! - кто бы себе другое позволил?!.
А тихоокеанская селедка это - жир.
Ах, что это было за счастье! Специальный баночный посол! В тех огромных пятикилограммовых банках… Помните?
А жир, который по рассолу плавал?
Банки помните - жир не помните? Да ладно…
Ее, банку, когда вскроешь, из холодильника (или в ноябре - с балкона), так плотные комки селедкиного сала сверху плавают, прямо по рассолу. Из той селедки оно само перло. И пока не растаяло, надо было срочно вылавливать - и в рот…
Да, что тут говорить?!
Папа терял дар речи. И только мычал: "М-м-м!.. Это - чивонибудь особеново!.." - именно так. И еще одно - любимое - дедушкино: "От! - дос вел их градэ эсэн!" - "Вот! - это я действительно буду есть!"
А жир в потрохах?! Нет! - икра, молоки - конечно! Спору нет. Но селедочий тук, насквозь прорастающий драгоценные тихоокеанские потроха! Как же можно пронести это мимо рта?
- Мама дорогая!.. - Папа стонет… Так увлекся высасыванием сала из кишок, что забыл про все на свете…
Потому что селедочное сало, оно как душа. Не успел нащупать устами и все… Растаяло. Исчезло. И надо снова быстро-быстро перебирать… Чтобы - вот же оно, вот!.. - дотянуться, ощутить… Хоть бы разок еще…
Сусанна долго за ним наблюдала. Потом совершенно серьезно изрекла:
- Мироныч! Вы же - настоящий еврейский г…вноед!
Бас-Шлойме - это про ее мудрость. Соломонова дочь.
Что же до английского - нет, скорее всего, не она.
Итак, английский.
Подобрали несколько "подходящих" школ. Чем именно они подходили, остается догадываться. Только в каждой из школ у меня находили серьезный физический недостаток, делающий обучение английскому языку невозможным и - более того! - опасным для рахитического моего здоровья…
- Вот, скажем, французский… Или немецкий… Это вашему мальчику больше бы подошло.
Тогда мама все бросила и через своих людей в райздраве устроилась по медицинской части в место, о котором невозможно было не то что мечтать - брать в голову не имело смысла.
Справедливости ради - никто и не брал. Но так оно как раз и бывает.
Школу построили только что и аккурат промеж двух очень важных домов - двадцать шестого и тридцатого. В двадцать шестом жил Брежнев, в тридцатом - Суслов.
В результате, сколько-то времени я просидел на одной парте с внучкой Михаила Андреевича. И как-то, на переменке, дрался с Ленькой Брежневым - внуком.
Однако, как говорится, недолго музыка играла… Я остался. А этих двоих перевели в школу позади пивзавода.
Суслов тоже потом съехал - на Бронную.
Школа и оба очень важных дома стояли на высоком берегу реки, как раз в том месте, где более ста лет до того хоронили. А если проще: прежде, чем выстроили оба важных дома, а позже школу, было на этом месте так называемое "старое филевское кладбище". Еврейское.
Народ на кладбище лежал отборный - раввины, врачи, юристы, купцы первой гильдии. И даже почетные московские граждане. Тех, правда, совсем чуть-чуть - не больше двух-трех…
Сидят три еврея и, ясное дело, размышляют о вечном.
А что может быть более вечного, чем хорошее место на кладбище?! Ну!..
И вот один говорит:
- Когда я умру, я хотел бы лежать рядом с равом Мошэ бен Ие'удой Кацем. От была ученость! Кажется, проткни иголкой Талмуд, и он назовет все буквы, через которые прошло острие…
- Нет, по мне бы, так лежать рядом с почтеннейшим кацевом реб Пинхасом бен Элиезер Либерманом!.. Фар вос? А я вам скажу. Он баранью ножку на сорок частей мог порубить, и в каждой - Хай Адойной! - одинаковое количество мяса. Хорошего мясника и за гробом иметь - счастье…
- Евреи! Какие вы мудрые вещи говорите - ах!.. А я бы, пожалуй, лег рядом с Идой Львовной. Какая грудь! Мама дорогая! Какая грудь!
- Так ведь она ж еще жива!
- О!..
Из антологии, между прочим, анекдотец. Древнеримский. С бородой, так сказать. Хотя римляне-то как раз брились. Что же выходит? - обратно эти евреи чужое притырили? Ничуть. Древнеримское кладбище представляло собой последнее прибежище именно евреев, на худой конец - первых христиан, что по тем временам было, в общем, одно и то же. Катакомбы. В стенах ниши выдолблены - гробы. В них и дожидаемся. Одни пришествия Мессии. Другие второго пришествия Христа. А римляне своих сжигали. И прах либо - по ветру, либо - в урну и в триклиний на видное место. Заветам эллинским верны! Язычники - что с них взять?
Так что с бородой таки анекдотец…
В общем, английская школа стояла на бывшем кладбище.
А про Иду Львовну, которая - с грудью, я тогда еще не знал.
К слову сказать, ни Брежнев, ни Суслов, хоть наверняка и ведали, что в буквальном смысле спят на еврейских костях, про Иду Львовну, думаю, тоже - ни-ни.
Знали б они!..
Леонид Ильич от души расхохотался бы… Ильичи они все смешливые.
А Михаил Андреевич сухо сверкнул бы стеклами очков и наложил бы запрет на такую идеологическую диверсию.
Мотивы? Пожалуйста.
Это вот "жить на еврейских костях" вы нам не приписывайте! Что ж, мы и материалисты. Но не забывайте - интернационалисты тож. Нам на любых костях не слабо.
А вот соседство!.. К примеру, взять хоть этого Моше бен Ие'уду Каца…
Плевать, что Кац… Кацев этих на кладбище завсегда больше лежит, чем по улицам ходит. Служитель культа - вот что! И это знание Талмуда - до буквы!.. И мы тут как тут - сверху. Наводит на мысли…
Запретить немедленно!
О том, что такое есть кладбище, я в те поры имел представление не совсем окончательное.
Знал, натурально, людей хоронят. По-разному. Сжигают и так… Бывал в крематории. Соответственно на Донское с папой захаживали. Не часто, но… А в рассуждения: "как это - кладбище и срыть?" - вовсе не вдавался. Вот так - взять да сдвинуть бульдозером в реку. С обрыва. А поверх могил поставить дома, школу, разбить сквер.
Вот вам и вся вечность, реб Моше бен Ие'уда, и вам, Кацев Либерман…
И вам, Ида Львовна, хотя вы-то как раз живее всех живых…