Фото: Marian Schmidt/Rapho/EastNews
Все оказалось не так уж страшно. Одна таблетка утром, одна - вечером, не волноваться, не бегать, не пить ничего крепче воды, не, не, не… План был идеальный - найти свое место, купить рядом дом, забашлять кому положено, чтобы не выслали трупом на родину, успокоиться, умереть. Но свое место все не находилось. Лялька чинно вышагивала по шуршащим гравием дорожкам - в Париже были вкусные блинчики, но кладбища ей не понравились, особенно Сен-Женевьев-де-Буа, просто коммуналка какая-то, честное слово. И повернуться будет негде. Вена оказалась совершенно очаровательной, особенно Центральное кладбище, абсолютно недоступное, увы! увы! но Лялька, уже готовая внутренне довольствоваться Хитцингским, вдруг случайно увидела себя в витринном отражении - высокая, нескладная, плоская, с вылупленными глазами, совсем-совсем мать. Вена тотчас же потускнела, помутнела, будто подернулась гнилостным сумраком, и Лялька, выписавшись из отеля на три дня раньше запланированного, отправилась дальше. Лондон, Будапешт, Барселона - она моталась по карте, металась, изредка заглядывая в провинцию, но и там кладбища настороженно молчали, и молчало, не отзываясь ни на тенистые кущи, ни на зеленые выстриженные лужайки, Лялькино сердце, аккуратно пропускавшее каждый второй, каждый второй, каждый второй удар.
Италию она проехала почти всю, методично передвигаясь с юга на север - ничего интересного, руины, макароны, туристический ор. Прокатный "фиат" кряхтел на каждом повороте, жаловался на судьбу, но на границе Лацио и Тосканы все-таки сломался. Сервисная служба прислала механика, молодого, совершенно порнографического красавца в голубом кокетливом комбинезоне на голый лепной торс, механик говорил только по-итальянски и норовил включить то жиголо, то дурака, но Лялька, вообще ни одного языка, кроме русского, сроду не знавшая и, тем не менее, объехавшая уже почти всю Европу, быстро сбила с красавчика спесь. Евро - они, знаете, лучше любого разговорника. Особенно наличные. А у Ляльки было полно наличных.
Тем не менее, несмотря на евро, провозились они с "фиатом" долго, так долго, что в Тоскану Лялька въехала не к шести часам вечера, как планировалось, а сильно за полночь. Она заранее забронировала номер в агритуризмо где-то под Гросетто, ей нравились эти старые фермы, переделанные под отели, вот такое бы купить да похорониться в собственной оливковой роще. Но даже совсем заброшенные, в развалинах, стоили под миллион евро. Дорого. Не потянуть. Посередине виа Аурелиа механическая тетка, живущая в навигаторе, вдруг сказала: "Вы прибыли в пункт назначения". И замолчала значительно. Лялька притормозила, опустила стекло. Было совершенно темно, пустынно, ни огонька кругом, и оглушительно пахло влажными, прущими из-под земли ароматными грибами. Порчини, вспомнила Лялька одно из немногих привязавшихся к ней итальянских слов. Она включила аварийку, вышла из машины. Никаких признаков жилья поблизости не было, и Лялька вдруг поняла, что стоит на старой, римской еще дороге, в самой середине душистой, чуть лепечущей, непроницаемой ночи, и одновременно с этим - в парке, над могилой старой кошки, и рядом с ней, молча, стоит отчим - невысокий, тихий, спрятавший внутри себя огромную, никому не видимую, гагаринскую улыбку. Живой.
Лялька засмеялась. Это было ее место. Теперь она точно знала. Она нашла! Она снова села в машину и, отключив ненужный больше навигатор, съехала с трассы. Мягкая грунтовка петляла в итальянской темноте, пока не уперлась в какие-то ворота. Лялька выключила двигатель, выпила на ощупь свою таблетку и, опустив до предела неудобные сиденья, заснула, без сновидений, без страхов, без надежды - совершенно спокойно. Как в детстве.
Проснулась она от мягкого, властного нажима тосканского солнца. "Фиат" стоял возле каменной приземистой церкви, у кружевных чугунных ворот, возле которых красовалась табличка: Сimitero comunale. Перевод Ляльке не понадобился. Она зашла в церковь - прохладную, совершенно пустую, подивилась на украшенный живыми пионами алтарь, на ящик с маленькими электрическими свечками. Лялька порылась в карманах и сунула в прорезь тяжелый российский пятирублевик. Итальянский Господь принял неконвертируемую жертву, что-то тихо щелкнуло - и одна из свечек загорелась. Было очень спокойно, даже уютно, как и должно быть в месте, куда люди приходили молиться, жениться, переглядываться, крестить младенцев и отпевать покойников как минимум пятьсот лет. Может, даже больше. Лялька умылась, фыркая от удовольствия, возле чаши со святой водой, прополоскала рот и вышла на улицу.
Кладбище было заперто. Все правильно. Церковь - она для живых, а мертвые пусть отдыхают. Лялька смерила взглядом каменную стенку и - была не была, что я, зря, что ли, столько лет спортом занималась? - ловко перекинула через нее худое жилистое тело. Среди невысоких саркофагов и крестов тренькнула, словно жестяная, какая-то птица. Лялька обошла небольшое кладбище, трогая ладонью то гладкий мрамор, то шероховатый теплый ракушечник, и наконец присела на треснувшую плиту рядом с кудрявым пухлощеким ангелом. Ангел дул в забавную игрушечную трубу и косил на Ляльку хулиганским незрячим глазом.
Лялька потрепала его по голой горячей попе и засмеялась. Что, брат, - сказала она, - возьмешь меня в свою компанию, а? Ангел согласно промолчал, и Лялька доверчиво, как в детстве к отчиму, привалилась к его мраморному боку. Было тихо и хорошо, и все еще пахло грибами, как ночью, только на пол-октавы тише. - Эх, и заживем мы тут с тобой, - пробормотала Лялька, улыбаясь, - эх, и заживем!
Вот только осталось купить дом.
Декабрь 2011-Январь 2012. Журнал "Сноб"
Source URL: http://www.snob.ru/magazine/entry/43893?preview=print
Милая моя Туся
* * *
Она много лет редактирует глянцевые журналы и совершенно искренне, без тени кокетства не считает себя писателем. При этом сама Степнова является автором двух романов, один из которых - "Женщины Лазаря", по мнению многих критиков, стал самым примечательным литературным событием 2011 года и удостоился номинации на "Национальный бестселлер". Но Марина скромный человек, к тому же крайне требовательный к себе. К ночной теме она подошла с присущей ей основательностью, не только окружив действие рассказа "Милая моя Туся" безлунной мглой, но и погрузив героиню во мрак слепоты. Однако эта ночь внутри ночи совсем не так беспросветна: Степнова умеет наполнить светом даже безысходную драму.
Фото: Александра Кузнецова
Илюстрация: Александра Кузнецова