Старик заметил, что вдалеке с шоссе, проходящего вдоль деревни, сворачивает к больнице красный интуристовский "Икарус".
- Опять пожаловали… - злобно пробормотал он и, отойдя в сторонку от памятника, принялся ждать гостей.
"Икарус" подкатил к памятнику, остановился. Из него высыпала толпа интуристов во главе с гидом-переводчицей, молоденькой взлохмаченной девушкой в короткой курточке. Переводчица мигом собрала туристов возле памятника и бойко затараторила что-то по-немецки. Туристы почтительно внимали, озираясь на окрестности деревенской жизни.
Старик приставил ладонь к уху и слушал, медленно наливаясь яростью.
- По-русски говорить! - вдруг прохрипел он, пристукнув палкой по земле.
Туристы с удивлением воззрились на старика.
- Я… не понимаю… - растерялась переводчица. - Это немецкие туристы. Почему по-русски?
- Я знать должен! Я здесь командую! Перевести все, что говорила! - потребовал старик, вновь втыкая палку в землю.
- Я говорила… Про профессора Преображенского… Что, несмотря на многочисленные приглашения из-за рубежа, он остался на родине. Правительство построило ему этот институт…
- Так бы его и пустили, контру… - пробормотал старик.
- Что вы сказали? - спросила переводчица, но ее перебила туристка, задавшая какой-то вопрос.
- Она спрашивает, почему для института было выбрано место вдали от города? - спросила переводчица.
- Собак здесь много. Бродячих, - смягчившись, объяснил старик. - Он собак резал. Слышали, небось, - "как собак нерезаных"?.. Из Дурынышей пошло.
Переводчица перевела на немецкий. Старик напряженно вслушивался, не отрывая ладони от уха. Последовали дальнейшие вопросы, на которые старик, почувствовав важность своего положения, отвечал коротко и веско.
- Что здесь сейчас?
- Больница. Раньше собак резали, теперь людей мучают.
- Правда ли, что у профессора Преображенского были проблемы с советской властью?
- Контра он был, это факт, - кивнул старик.
- Мы слышали, что в этом институте проводились секретные опыты по очеловечиванию животных, в частности, собак… - сказал пожилой немец.
Старик, услыхав перевод, вдруг мелко затрясся, глаза его налились кровью.
- Не сметь! Не сметь называть собакой! - почти пролаял он, наступая на немца. - Он герой был!
Переводчица поспешно объяснила гостю по-немецки, что слухи о таких операциях не подтверждены, это, скорее, легенда, порожденная выдающимся хирургическим талантом Преображенского. Старик подозрительно вслушивался, потом, наклонившись к уху переводчицы, прошептал:
- Полиграф собакой был, точно знаю. Этого не переводи…
И, круто повернувшись, зашагал к дверям больницы.
Борменталь в своем кабинете отодвинул занавеску, взглянул в окно. "Икарус" медленно отъезжал от больницы. Доктор вернулся к столу. Медсестра Катя возилась с инструментами у стеклянного шкафа.
- И часто ездят? - спросил Борменталь.
- Последнее время зачастили. Раньше-то никого не было… - ответила Катя.
Распахнулась дверь кабинета, и на пороге возник знакомый уже старик. Он был уже без шинели и палки, в офицерском кителе без погон, но с орденской планкой.
Борменталь поднял голову от бумаг.
- Понятых прошу занять места! - четко произнес старик.
- Как вы сказали? - не понял Борменталь.
- Дмитрий Генрихович, это Швондер. Не обращайте внимания, он всегда так говорит. Привычка, - чуть понизив голос, спокойно объяснила Катя.
- Катя… - Борменталю стало неловко от того, что Швондер может услышать.
- Да он почти глухой, - Катя подошла к Швондеру, громко прокричала ему в ухо: - Проходите, Михал Михалыч, садитесь! Это наш новый доктор!
Старик сделал несколько шагов и опустился на стул перед столом Борменталя.
Борменталь нашел историю болезни.
- Швондер Михаил Михайлович, девятьсот третьего года рождения, ветеран КГБ, персональный пенсионер союзного значения… - прочитал он на обложке. - На что жалуетесь, Михаил Михайлович, - обратился он к Швондеру.
- Здесь спрашиваю я, - сказал Швондер. - Фамилия?
- Моя? Борменталь, - растерялся доктор.
- Громче. Не слышу.
- Борменталь! - крикнул доктор.
- Статья пятьдесят восьмая, пункт три, - подумав, сказал старик. - Неистребима гнида.
Борменталь не находил слов.
- Опять заскок, - привычно сказала Катя, снова подошла к Швондеру. - Не дурите, больной! Не старый режим! - крикнула она ему в ухо.
Швондер сразу обмяк, жалобно взглянул на Борменталя.
- Суставы у меня… Болят…
- Артроз у него, Дмитрий Генрихович, - сказала Катя, помогая Швондеру пройти к накрытому простыней топчану и раздеться.
- Диагноз ставлю я, запомните, - Борменталь мыл руки.
Он подошел к лежащему в трусах и в майке на топчане Швондеру, ощупал колени.
- Снимок делали? - спросил он.
- А? - отозвался Швондер.
- Полно снимков, - Катя протянула доктору пакет черной бумаги.
Борменталь вынул рентгеновский снимок, посмотрел на свет.
- Борменталь… Иван Арнольдович… Не ваш родственник? - слабым голосом спросил старик.
- Это мой дед.
- Враг народа, - доверительно сообщил Швондер.
Борменталь оторвался от снимка.
- Иван Арнольдович посмертно реабилитирован в пятьдесят девятом году, - веско сказал он. - А вы что, его знали? - спросил он, снова ощупывая колени старика.
- Громче, - потребовал Швондер.
- Знали его?! - наклонился Борменталь к старику.
- Как же. Доводилось. Контра первостатейная.
- Да как вы може… - Борменталь смешался.
- Не обращайте внимания, Дмитрий Генрихович. У него все контры, - сказала Катя.
- Да, да, да… - кивал старик. - Вы заходите ко мне, я вам кое-что покажу интересное… Внук за деда не отвечает.
Коттедж Швондера, где старик жил в одиночестве, помещался на самом краю бывшего поселка сотрудников профессора Преображенского. Темный дом, в котором светилось лишь одно окно, заброшенный двор с каменным гаражом-сараем… В деревне выли собаки, кричали кошки.
Борменталь с дочерью добрались до двери коттеджа и постучали. Дверь тут же бесшумно распахнулась, и на пороге возник Швондер с пистолетом в руке.
- Стоять! Ни с места! Стрелять буду! - прокричал он.
Алена в страхе спряталась за спину отца.
- Это я, Борменталь, Михал Михалыч! И дочь моя, Алена! - громко произнес Борменталь.
Швондер опустил пистолет и указал другой рукою в дом. Они прошли темным коридором и вошли в комнату, поражавшую аскетизмом. Железная крашеная кровать, заправленная по-солдатски тонким одеялом, рядом грубая тумбочка. В изголовье кровати, на стене висел портрет Дзержинского.
Швондер был в пижамных брюках, в которые была заправлена гимнастерка с прикрученным к ней орденом Красной Звезды. Он положил пистолет на тумбочку и повернулся к гостям.
- Михаил Михайлович! - собравшись с духом, громко начала Алена. - Наша школа приглашает вас на встречу. Мы просим рассказать о вашей биографии…
- Ей директриса поручила, - словно извиняясь, сказал Борменталь.
- Правнучка, значит… Благодарю… Правнучка за прадеда не отвечает… - бормотал Швондер, кивая.
Борменталь осматривал комнату.
- Вы давно здесь живете? - спросил он.
- Да лет шестьдесят. Как институт построили… этой контре.
- Вы у Преображенского работали?
- Работал, да. При нем… Пойдемте, я вам покажу, у меня тут целый музей…
Старик пошаркал в соседнюю комнату. Борменталь с дочерью двинулись за ним.
Там и вправду был музей. В центре, на специальной подставке, стояла бронзовая собака на коротких обрубленных лапах. По стенам висели фотографии в строгих рамках, именная шашка; на столе, накрытые толстым стеклом, лежали грамоты.
Алена с удивлением рассматривала музей.
- Собака… с памятника? - с удивлением догадался доктор, указывая на бронзовую тварь.
Швондер вытянулся, глаза его блеснули.
- Не сметь называть собакой! Это товарищ Полиграф Шариков, красный командир!
- Позвольте… Но ведь это - собака, - смущаясь, сказал Борменталь.
- Для конспирации, - понизив голос, пояснил Швондер. - Красный командир, говорю.
- У-у, какой красный командир, - протянула Алена, дотрагиваясь до несимпатичной оскаленной морды собаки.
- Сберег от вредителей. Прекрасной души человек… А все дед ваш! - с угрозой произнес Швондер.
Он распахнул створки шкафа. Полки были уставлены папками. Швондер извлек одну. На обложке было написано "Борменталь И. А. Начато 10 февраля 1925 года. Окончено 2 мая 1937 года".
- Ввиду истечения срока давности… - сказал старик, обеими руками передавая папку Борменталю.
- Маринка, смотри! Колоссальная удача!.. Да иди же сюда быстрей! - Борменталь торжествующе бросил папку на стол.
Жена оторвалась от газеты, недоверчиво посмотрела на Митю, затем нехотя подошла к столу.
Борменталь, волнуясь, развязал тесемки папки и раскрыл ее. С первого листа смотрела на них фотография Ивана Арнольдовича Борменталя с усиками, в сюртуке и жилетке покроя начала века, с галстуком в виде банта.
- Смотри! Это мой дед! - провозгласил Борменталь. - Я же его не видел никогда. Даже не представлял - какой он. А он здесь работал, оперировал…
Дмитрий выложил на стол кучу документов из папки, стал перебирать. Марина смотрела без особого интереса.
- А вот профессор Преображенский, - Борменталь поднял со стола фотографию. - Тот, что на памятнике… Между прочим, гениальный хирург!
- Митя, где ты это взял? - спросила жена.