- Да нет там никакой недостачи! - отрезала Маруся. - Там санписстанция ковши грязные нашла и глисты у двух продавщиц.
- Да - а? - протянул разочарованно Федя.
- Оштрафовали директора на десять рублей.
- Повезло, - вздохнул Федя, но тут же ожил: - А вот сегодня Мишаню Давидовича, жидишку, из партии исключать будут, слыхала?
Маруся открыла дверь:
- За что?
- На родину дираёт! В Ис - сраиль! Там дожжей не идет. Одна солнца на небе, и пчелы курлыкают по подсолнухам. А толстозадые жидовки нехтар грудями собирают и кормят молочком своих хилых мужей.
- Как же?.. - прошептала Маруся. - У него же мать парализованная…
- А он и ее, и ее! Посадит в кресло на колесах - и в вагон. Он мне вчера на ботинок плюнул.
- Покажи ему кукиш в кармане, - задумчиво ответила Маруся, заперла дверь бендежки и встала на пороге: Мишаня Давидович уезжает в Израиль. И Мишаня. Зимой Гриша уехал, а на майские - Ритушка. По телевизору фильм показывали, как они там в подвале живут. То есть не Гриша с Ритушкой, про них ничего не известно, другие. Плачут, рыдают, рвут на себе волосы: жрать нечего, одни сушеные кузнечики, арапы ходят с кинжалами, и пирке в поликлинике не делают - плати десять рублей. Зачем же вы, дураки, туда поехали? Это нас родственники наши обманули, двоюродные братья и сестры: дескать, мы сюда приехали, нам плохо, так пусть и вам плохо будет, мы от злости на судьбу вам подлость сделали. Вот какие бывают эти двоюродные…
Маруся огляделась: молний нету? Унитаз журчит, старенький, весь в веснушках, ржавый, никакая пемза его не берет, только кислота, но жалко трубы, они тоже старые, пусть уж так. А и идите на второй этаж, там аж четыре очка. А то повадились - близко же…
Бендежка прибрана: ведро в ведре, веники на шнурках висят, тряпки все мытые, сухие. Шкафчик умненько стоит, в сторонке, деревянный язычок дверки придерживает. И ни одного пятнышка нигде. А подальше у нее и столик есть, и две табуреточки, и широкая низкая лавка, сама ее сладила, на ней даже лежать можно, если живот заболит. Хорошая бендежка, длинная, с поворотом. А за поворотом окошко. Высоко, правда, но ничего, подставь ящик и смотри на улицу.
Митя.
Утро начинается с копошения.
Маруся надела свой черный сатиновый халат и туго перетянулась черным же фартуком. Поставила кипятить большой пятилитровый алюминиевый чайник, взяла ведро, веник и вышла в коридор. В коридор уже затаскивали бочки с кильками. Под лестницей гомозились ранние люди - все больше такие культурные дамы. Ждали Витальку. Блатные. За селедкой, наверное. Какая селедка? Нет, за маслинами да за оливковым маслом. Вон они коробки. Какая красивая гречанка на них нарисована - прелесть, с двумя косами, а сзади греческие поля виднеются, а на них мандариновые деревья спеют…
Девятый час. Оли нету.
Маруся вышла в зал. А за окном народу - у!.. Хвост до самого молочного. И в подсобке шелестят туда - сюда. Витальку ждут. Виталька что ж, он любит народ. Чтобы приходили, крутили пуговицу на пиджаке, гладили по рукаву. Он всегда навстречу пойдет. Главное, чтобы человек был человек, а не свинья. Виталька. За свою жизнь Маруся повидала столько директоров, таких директоров, что как цари! С портфелями, в макинтошах, на "Победах". Ну и где они? Нету. Она не будет вам рассказывать, где они, но вам каждый скажет, где они. А Виталька, он, правда, уже двенадцать лет работает. А двенадцать лет не работал даже Григорий Моисеевич. Хотя был очень культурный человек. А Виталька… и еще ничего не слышно… Его знают даже командировочные из Москвы. Женился на этой… на колоратурной сопране, на двадцать один год моложе взял девицу. Женюра зовут. Она родила ему сына и дочь. Виталька назвал сына Женя. И дочку тоже - Женя. Хотел назвать. Теща не дала. А что, крикнешь: "Женя! Сапоги!" И все три Жени несут тебе сразу три сапога… Семейную кровать заказал в Канаде, у него там дядя, карпатский бандеровец, миллионером живет. По воздуху прилетела. Так говорят. Может, и неправда…
Митя.
Тоска змеей влезла ей под сердце и там улеглась.
А завтра санписстанция. Какое горе.
Всем на свете верьте. Но не верьте санписстанции. Придут, ватку намочут - и по прилавкам, по судкам, по холодильникам. И в микроскоп. И на тебе - штраф! Пять рублей, десять рублей, а то и всю прогрессивку давай…
Сначала Маруся хорошенько протерла капроновой мочалкой плинтуса. И щелоком их, щелоком. Потом обдала кипятком из чайника. Панели помыла тряпкой. Полы у продавцов под ногами пошкрябала. Под прилавком полы железные, а под ногами у продавцов кафельные, их просто содой посыпаешь и обдаешь кипятком. Милое дело. А в зале, ну что в зале, там цемент, там погоняла шваброй воду, и все. Столы, потом столы. Эти уже с хлоркой, и щеткой их, щеткой. И щелоком. Холодильники. Какая зараза эти холодильники: натекло рыбьей крови. Всю ее тряпкой собери и уже эту тряпку выкинь совсем на помойку. Тут уж что соды, что хлорки - все мало. Без уксусной эссенции никак. А то соскоб на ватку - и под микроскоп. Кто видал этот микроскоп?.. Как болит печенка после холодильника…
Десятый час. Оли нету.
Теперь что? Теперь перебрать картошку. У Витальки в подвале под магазином еще с прошлого года своя картошка хранится, мешка полтора. Теперь тапок зашить, порвался тапок. Постелить собаке в закутке за бочками, ощенилась, дура, мало Марусе хлопот. Сбегать в универмаг за батарейками для фонарика и посветить фонариком электрикам на потолке. Теперь что? Таскать подносы и ошпаривать подносы. Подмести двор. Но прежде новую ручку к метле приделать. Теперь сплести для Виталькиной гусыни гнездо, у Витальки гусыня села на яйца. Уложить шланг в кольца. Шланг, он, как человек, к нему подход нужен: воду открываешь медленно, ждешь, пока он весь вздуется, а уж потом берешь наконечник и направляешь струю куда следовает. Не так, как Оля: открыла вентиль с размаху, на весь выверт, он ее и шибани наконечником в бровь да вокруг ног обвился три раза, как удав, и на пол кинул. Она теперь к шлангу не подходит. Потом что? Потом отнеси в банк восемь килограмм двухкопеечных монет. Света попросила. Хорошо. А теперь посиди трошки на ящике.
Можно и посидеть. А то все равно сажа ждет: разведи ее с известкой и побели два метра стены в курилке. Синькой нельзя - заплюют. Разве это люди? Нет, грузчики не люди. Потом надень на кадку с кильками еще один обруч, а то подтекает. Вытащи гвоздь из порожка, этот гвоздь тапки рвет. Сбегай в собор за лампадным маслом. Приходила одна бабушка, сказала, дают, только не очень много. А много и не надо. Свяжи веревку. Веревка всегда нужна, а ее и нету. Подтяни струну над окном - занавески висят, как кальсоны. Почисть от грибов торцовую стену. Это дело легкое - граблями. Главное - не давать им деревенеть. Потом разори голубиные гнезда, а то всю витрину закакали, птенцы повырастали - можно. Поставь пять мышеловок и два капкана на бурую крысу. Бог даст, хоть на этот раз попадется. Семь лет не могут поймать бурую крысу. А она сгрызла атласное знамя центрального торга с золотой бахромой, совсем, вместо уха у Ленина теперь дырка зевает. Ох, Алюська еще не знает. Чем только не приманивали эту крысу: и сырокопченой, и глазированным сырком с изюмом, и вяленой осетринной щекой, и, прости господи, даже просвиркой… Эта крыса такой умный человек…
Одиннадцатый час. Оли нету.
Ой, Виталька пришел! Кудри толстые, тяжелые, словно из камня выточенные, живот, ноги, две сиськи, две такие сиськи! Колени, как волки! Икры, бедры - все выложил мышцами, сплошная мякоть, ни грамма сала, так, немножко, не ощущается…
Витальку тут же словили две бархатные дамочки, одна с телевидения, а другая красивая, железнодорожная кассирша, и под локотки затанцевали его было на второй этаж в кабинет. Он огляделся:
- Ой! Практиканточки!
Он сделал глаза щелочками: практиканточки! Он зацеловал их взглядом через плечо. Работайте. Про ножи предупредили зайчиков? Острые! Работайте, рыбоньки золотые. Левый глаз крутнулся и наткнулся на Марусю:
- Санписстанция, Маруся, не забыла? Шуруй давай, не стой, как столб!
Маруся подняла с плитки чайник с кипятком и пошла поливать дуб, сегодня ее очередь поливать дуб. Оглядела его с укором и только наклонилась к стволу, как земля расступилась перед ней и обнажились корни: настоящие, живые, работяги, они качали воду, волдыри от ожогов покрывали их…
Маруся отошла в сторонку и вылила воду на тротуар:
- Что мы делали?.. Живой же человек…
Вернулась в бендежку. Села. А дадут посидеть?
- Маруся! Вытри лужу!
- Маруся! Масло разлили!
- Маруся! Плюнули!
- Маруся! Просыпали!
- Маруся! Хлорки!
Никто не крикнет:
- Оля! Хлорки!
У Оли диагноз ног. Оля ростит для родины десять детей. Оля ловит ссыкунов, арестовывает их, бьет палкой. Ссыкуны - это хорошо. А кто окна помоет? Кто витрину помоет? А ну - ка, чтобы прозрачно! Намахаешься, пока прозрачно. А витрина - это тебе не прошла прическу поправила, витрина - это тебе не форточка…
Ну ладно, витрина. Стекло, оно и есть стекло, его каждый дурак помоет. А собери - ка муляжи и прополоскай их в щелоке! Резиновые сосиски развариваются, деревянные сыры коробятся, а пластилиновый окорок, тот вообще растаял! "На сыре, на разрезе, должна выступать масляная ка - апля…" Какая капля, когда он деревянный?..
Оля, ну что Оля? Оля и сидит, и дремлет, и - устала. И ноги у нее болят, и пузо пучит, и изжога, и матка выпадает. Оля ходит - понедельник, вторник, среда - лечить лазарем нос. У нее такая аллергия - курице клюнуть некуда, вся в пятнах. Суббота и воскресенье - у нее солей. Только пятница свободная. Но в пятницу у нее матка выпадает.