- Я сказала: "Зайдите после демонстрации, посмотрите, как я живу". А ОН: "Спасибо". Я ему адрес на бумажке написала и дала.
Тетки почему-то ей поверили и очень воодушевились. Тетя Ина даже слезла с открытого окна, которое как раз мыла, они уселись втроем, как всегда: тетки на диване, Запукина у стола. И стали обсуждать, что купить и сготовить и в какое платье Верочка должна нарядиться. И как причесаться.
Во дворе орала радиола - Левка, сын Евгения Давыдовича, как обычно, выставил ее на подоконник, чтобы все знали про его богатство; время от времени доносились крики "штандер" и взлетал мяч, это играли маленькие девочки во главе с дылдой Бородулиной, которой я сегодня совершенно случайно попал из рогатки в лоб. Я не хотел в нее попасть и даже извинился, но Нинка все равно обещала, что сегодня же придет и все честно расскажет моим теткам, какой я расту хулиган и что меня надо сдать в ремесленное училище. А завтра она специально пойдет ко мне в школу и тоже честно все про меня расскажет, и про рогатку и про то, как я врал, будто мой отец летчик и погиб в Испании, когда она, Нинка, точно знает: отца у меня нет и не было, я незаконный, и мать меня тоже бросила. Вот тут я и дал ей по башке, не сильно дал, больше для порядка, а она заорала, что - все, теперь уж - все! И вот я весь вечер ждал, что сейчас раздастся звонок в дверь, и Нинка явится вместе со своей мамашей тетей Клавой, та начнет орать, а Нинка притворяться, что ревет, а сама станет исподтишка корчить мне рожи.
Но Нинка преспокойно играла в "штандер", а тетки с Запукиной взахлеб болтали про винегрет и студень из каких-то ножек, про голубое платье с рюшками, буфочками и вытачками, пироги, скатерть и хрустальные рюмки, которые тетя Калерия даст Запукиной, если та постарается их не разбить.
- Это мамино приданое, - строго сказала тетя Калерия, - но вы все равно возьмите. Сервировка стола очень и очень много значит. Она создает атмосферу.
- А патефон? Можно, я патефон возьму? - пискнула Запукина и посмотрела на меня испуганными глазами. - Я сразу отдам, правда-правда. У меня пластинка есть новая "Вам возвращая ваш портрет", очень хорошая. До того задушевная, что прямо…
Я не успел разозлиться - позвонил телефон, и я пулей вылетел в коридор. Это могла быть тетя Клава - захотела удостовериться, что тетки дома, чтобы потом прийти скандалить. Я схватил трубку, и незнакомый мужской голос попросил Веру Петровну.
- Нет таких! - заорал я радостно, нажал на рычаг, повернулся и увидел рядом Запукину.
- Кто это? - она была бледная и, как всегда, испуганно таращилась. - Кого звали?
- Не туда попали. Веру Петровну какую-то.
- Как - "не туда"?! Что ты наделал! Я же Вера, это меня!! - Лицо Запукиной пошло пятнами, на глазах выступили слезы. - Зачем ты?.. Вредитель! - Она закрыла лицо руками и принялась громко всхлипывать.
Примчались тетки, схватили ее под руки и повели к нам в комнату, где отпаивали водой и уговаривали, что это был не ОН, что, правда, кто-то просто ошибся.
- Вы же не Петровна, вы же Ивановна, Ивановна, - повторяла тетя Ина и, сама чуть не плача, гладила Запукину по плечу.
- Мало ли что, - рыдала та, - ОН по отчеству не знает, все "Запугина" да "Запугина", редко, если "Вера" скажет. Это ОН конечно же…
- Если это был ОН, позвонит еще раз, - сказала рассудительная тетя Калерия.
- А вдруг ОН завтра не может прийти, заболел, хочет предупредить? - не унималась Запугина.
Кое-как теткам все же удалось ее успокоить. Весь вечер они вместе готовились к завтрашнему приему, тетя Ина пекла пирог, тетя Калерия зачем-то выставила на буфете всю посуду, разглядывала и умилялась: "Это мамина чашка, это папин подстаканник, а это - Марусина первая тарелка, видишь, Алеша?.. А где же хрустальные рюмки, стояли тут, на верхней полке. Алеша, ты не трогал? Точно?" В конце концов я сбежал. Зашел за Толиком, и мы отправились бродить по городу. Было тепло, окна открыты, люди без пальто. Мы с Толькой зашли в кино - в Доме культуры рядом с нашей школой шла "Расплата", а я как раз недавно прочитал "Графа Монте-Кристо". Домой я вернулся поздно, тетя Ина уже два раза выходила меня встречать. Я увидел ее в переулке около арки наших ворот и, пока мы с ней поднимались к нам на второй этаж, успел в двух словах рассказать содержание фильма. А дома нас ждала неотвратимая тетя Калерия.
ОН так и не пришел. Все утро Запукина, свежевыкрашенная в рыжевато-коричневый цвет и мелко завитая, с пунцовыми губами и выщипанными бровями, поверх которых черным карандашом были нарисованы новые, роскошные, весь день она, наряженная в голубое крепдешиновое платье с буфами и вытачками, просидела у нас на подоконнике. Из нашего окна виден был двор, который ОН должен был пересечь, прежде чем подойдет к нашей парадной. Тетки ушли на демонстрацию, на окне, рядом с Запукиной, играл наш патефон, перекликаясь с нахальной радиолой Евгения Давыдовича. Запукина без конца заводила свою новую пластинку "Вам возвращая ваш портрет". Мне надоело, и я ушел - мы договорились с Толиком попытаться сегодня еще раз попасть на "Расплату". Дура Запукина про этот фильм сказала, что он "пустой, но музыкальный".
Когда я бежал через двор, она меня окликнула и стала звать обратно, мол, надо тут сделать одну вещь. Я сразу догадался, какую, и крикнул ей, что опаздываю. Я знал, чего ей надо: чтобы я позвонил ЕМУ. Фиг ей.
Когда я вечером пришел домой, Запукиной у нас не было. Тетя Ина накрывала на стол, готовилась к праздничному ужину, тетя Калерия убирала в буфет хрустальные рюмки из приданого моей бабушки. Запукина сидела в своей комнате, дверь туда была плотно закрыта, патефон пел "Я о любви вас не молю, в моем письме упрека нет, я вас по-прежнему люблю". Вздохнув, тетя Ина сказала, что мужчины часто бывают удивительно слепы и жестоки, и я понял, что Запукина ЕГО окончательно не дождалась.
Патефон заиграл "Уходит вечер", тетки все вздыхали, а я думал про мать, от которой очень давно не было писем, думал безо всякого беспокойства и без обиды - она иногда не писала по нескольку месяцев, - просто пытался представить себе, как она там. Но видел ее не где-то, а здесь, в нашей комнате, как она танцует под патефон в атласном халате с птицами и смотрит куда-то синими глазами, а на губах улыбка. В окно светит солнце, и кажется, что волосы у матери совсем золотые…
Мы сели за стол. Пластинка кончилась, и Запукина сразу завела "Утомленное солнце". А я стал думать про курзал, то есть не про сам курзал, а про летний вечер в Сестрорецке, про дачу, желтую, двухэтажную, со множеством веранд и башенкой. Одна из веранд - наша, в первый и последний раз в моем детстве я провожу лето не с детским садом и не в пионерлагере, а на даче с тетками. Тетя Калерия в отпуске, тетя Ина каждое утро (я еще сплю) приносит от молочницы банку парного молока, а потом уезжает в город. Возвращается она вечером с полной "авоськой"- мы с тетей Калерией встречаем ее на станции. Каждый раз происходит сцена с вырыванием "авоськи" друг у друга:
- Калерия, отстань, я донесу.
- Нет, ты устала.
- Не морочь голову, тебе нельзя тяжести.
- Алеша, что ты делаешь? Прольешь сметану! Отдай сию же минуту, у тебя будет грыжа! - это кричат уже обе, хором, и сразу тетя Калерия заводит опять:
- Георгина, перестань валять дурака, я тебе сказала: дай сумку, я старше, ты должна слушаться. И - видишь? Ребенок уже нервничает.
Кончалось тем, что они несли сумку вдвоем - тетя Ина за одну ручку, тетя Калерия за другую, и обменивались по дороге свежими новостями про хозяйку дачи и соседку Зинку. Я плелся рядом и нудил насчет мороженого, а меня пугали ангиной, при которой две недели не позволят купаться…
- Алексей, почему ты не ешь? Закрой рот, муха влетит! - прервала мои воспоминания тетя Ина.
- О чем задумался, детина? - спросила тетя Калерия.
- О Сестрорецке, - ответил я честно. - Помнишь, как ты ходила в курзал?
Тетки переглянулись:
- Неужели и ты помнишь? Совсем ведь был маленький!
Я помнил. И до сих пор очень даже хорошо помню вечер выходного дня, очень теплый, в то лето все вечера были теплые, а дни - жаркие. Солнце уже село, небо над заливом лиловатое. На всех участках играют патефоны и качаются гамаки. Я тоже качаюсь в гамаке, а неподалеку от меня, на крыльце, тетя Зина, соседка, заводит патефон. Мне тетя Зина очень нравится, чем-то она даже походит на мою маму, кроме того, у нее есть коралловые бусы. Тайком от моих теток она иногда покупает мне мороженое - эскимо на палочке, поэтому я всегда прошусь, чтобы меня отпускали с тетей Зиной на базар.
Сегодня к тете Зине должен приехать из города ухажер, и они пойдут в курзал - это я слышал утром, тетя Калерия сказала тете Ине за завтраком. И вот ухажер наконец приезжает, но не один, а с товарищем. Товарищу для курзала нужна дама. Тетя Зина прибегает к нам на веранду, и там происходит совещание. Из гамака я все вижу и слышу - окна в сад открыты настежь.
- Глупости! - возбужденно говорит тетя Зина. - Он тоже старый, ему больше тридцати!
Она уходит, а через несколько минут на крыльце появляются тетя Калерия с тетей Иной. Тетя Ина в своем всегдашнем сарафане, а вот тетю Калерию не узнать: на ней светлое платье и брошка в виде паука с зеленым брюхом и золотыми лапами. На голове - берет, сдвинутый набок. Обута тетя Калерия в парусиновые туфли, ослепительно намазанные зубным порошком. Тетки проходят мимо меня по дорожке, и я чувствую сильный запах "Красной Москвы", я его хорошо знаю, тетки признают только эти духи.