- Сама не маленькая, Пелевина. Кстати, мне Кихот десять баксов второй год отдает.
- И не отдаст, он сам лечится.
- Правда?
- Я его около семнадцатого встретила; он с Дульсинеей трахнулся, хламидиоз подцепил. И Санчо подцепил. Я только не поняла, кто кого - первый, или они вместе все.
- Ба… Уж если и Кихот болен…
- Весь мир болен, Онегин.
- Ага. Большой Любовью.
- Забыл про чистую.
- На чистую я забил, Пелевина. Значит, Кихот десять баксов не отдаст?
- Не отдаст.
- Тогда я вообще лечиться не буду, не на что мне.
- Дурак ты, Онегин. Сходил бы в социум, подкалымил на антибиотики.
- Не хочу я в социум, Пелевина, не могу я.
- А я могу, по-твоему?
- Ты - можешь. Ты сильная.
- Я?
- Да, у тебя есть Евангелина Вторая.
…В трамвае Евангелине почему-то резко не хватило воздуха, и она моментально перенеслась к Евангелине Второй.
- Евангелинушка, лапушка, прости. Евангелина Вторая пристально посмотрела в собственное отражение:
- Ты просто устала. А прощать мне нечего.
Онегин выглядел плохо: сенбернаровские глаза, мешки под ними - алкоголь, недосып и безденежье все больше сказывались; единственное, чего он хотел, но в чем боялся себе признаться - так это увидеть Евангелину и постебаться над социумом, но Евангелина куда-то пропала, а может, слишком усердно лечилась.
Онегин занял очередь в семнадцатый и через несколько минут увидел знакомые латы:
- Эй, Кихот!
Латы стерли с себя пыль и обернулись.
- Люди делятся на две категории, - продолжал Онегин. - Те, которые сидят на трубах, и те, которым нужны деньги.
- На трубе сижу я? - спросил Дон Кихот.
Онегин кивнул.
- Коли ваша милость намерена на каждом шагу напоминать мне о долге… - начал было Рыцарь Печального Образа, но Онегин перебил его:
- Да, намерена, наша милость очень даже намерена. Гони деньги, мне хоть трихопол с тинидазолом купить; на антибиотики - с Санчо стрясу.
- Когда кто-нибудь из рыцарей в беде и выручить его может только какой-нибудь другой рыцарь… - Дон Кихот нащупал в латах лаз и достал оттуда две замусоленные бумажки по пять долларов. - Достославный рыцарь Дон Кихот Ламанчский завершил и довел до конца приключение с графиней Трифальди, именуемою также дуэньей Гореваной, что доставило ему несказанное удовольствие.
- Как, и с дуэньей Гореваной? А мне Пелевина говорила, что ты только с Дульсинеей.
- Я - рыцарь. И как раз Этого Самого Ордена, сокращенно - ЭСО. Не верь никому, Онегин. Из жизни этой вывел я аксиому: все несчастья наши - любовного характера!
- Уж не влюблен ли часом сам достославный Кихот? - оживился Онегин, засовывая мятую зелень в карман.
- Пушкин не делал тебя таким циничным. Кто же сделал тебя таким? - участливо поинтересовался член ЭСО в латах.
- Женщины, старина, женщины. В них - корень зла, - патриархально, а потому противоестественно, вздохнул Онегин и поперхнулся словами.
- Но ведь у тебя есть Евангелина.
- Да, у меня есть Евангелина. Только она об этом не знает.
Процедуры Евангелина не любила. Во-первых, сначала нужно было отстоять очередь, во-вторых, залезть на кресло, оказавшись в самой своей беззащитной позе, а в-третьих, подвергнуться вливанию чего-то инородного в самую что ни на есть нутрь. К тому же, наизусть выученная дорога до заведения, приводящая в девятнадцатый кабинет, остохорошела до "мало не покажется", поэтому Евангелина грустила и одиноко пила таблетки. Как-то, сидя в очереди и услышав тихое: "Пелевина!" - она увидела Онегина.
Он был депрессивен, небрит, но не вызывал привычного раздражения.
- Ты долго еще? - спросил он.
- Полчаса, наверное, - ответила Евангелина, не удивившись его внезапному явлению. - Деньги, что ли, появились?
- Кихот отдал, вот еще с Санчо стрясу…
- Онегин, я хотела обои новые поклеить, веришь, нет? Опять на эту рвань смотреть, все деньги просадила…
- Ну, это ерунда, обои какие-то.
- Конечно, ерунда, но невозможно же всю жизнь смотреть на один и тот же рисунок на стенах.
- Почему? Нет никакой разницы.
- Да хрен с ними, с обоями. Больше не капает?
- Вроде нет. Я вчера с Александра Сергеича женой общался.
- С Наташкой, у которой даже имя проститутское?
- С ней. Она сказала, что прозу крепят так: перетягивают канатами в самом горле, а потом в то самое горло вдавливают литр коньяка.
- Вдавливают? А зачем вдавливать-то?
- Да я вот тоже не понял, зачем вдавливать - можно и так.
- А вчера - не поверишь.
- Чего?
- Все-таки Гульд играет Баха с иголочки.
- Еще бы. Но мне Горовиц больше нравится.
- Ах, Онегин, какая разница - Гульд, Горовиц… Опять в это кресло.
- Любишь кататься…
- Ты, кажется, не совсем так сказал.
- Боюсь оскорбить даму.
- Скоро бал, Онегин. И только посмей предложить мне водку!
- Бал? Ты в своем уме?
- Да-с, бал. Как только анализы станут отрицательными, случится бал. Так сказала Евангелина Вторая.
- Йоп твой отец! - выругался азиат.
- Падеж не тот. Правильнее будет "твоего отца!" - поправила азиата захмелевшая Евангелина.
- Йоп твоего отца! - повторил азиат.
- Первый раз было лучше, - заметил Онегин, наливающий водку в грязный хрустальный бокал. - Ну, за здоровье!
- За здоровье! - опять повторил азиат и немедленно выпил.
- Где ты его откопал? - спросила Онегина Евангелина, когда восточный гость вырубился вместе со своей последней песней.
- Так… нашел… - ответил Онегин. - А вообще, Танька попросила; она теперь матерью Терезой заделалась, грехи искупает.
- Ас письмами еще не завязала? В романе ж вроде кольцевая композиция.
- Так это в романе, Пелевина. А утром все иначе.
- Марина Алексеева вчера звонила, в гости зовет…
- Это из "Тридцатой любви…" Сорокина, что ли?..
- Из нее.
- Так она же мужиков не любит, теперь вот и до тебя докопаться хочет.
- Так мне идти к Марине Алексеевой?
- К Сорокину бы лучше сходила, до Марины я сам дойду.
- Нет, это слишком традиционно.
- Ну, ты кадр! - Онегин расхохотался. - Пелевина, тебя надо было убить сразу, до зачатия.
- А ты разве не заметил, что вы все это уже сделали?
- Значит, я разговариваю с мертвой душой? Давай тогда сыграем немую сцену, - сказал Онегин и заткнулся, а Евангелина позвонила Марине в Беляево: "Сейчас приеду".
А потом и вправду был бал. Самый настоящий - в костюмах, с прическами, со свечами и паркетом - все по-взрослому.
На Евангелине Первой великолепно сидело атласное декольтированное платье из розового шелка; черные перчатки по локоть и вуаль-сеточка создавали подобие контраста.
Евангелина Вторая отражалась - розовыми перчатками по локоть, вуалью-сеточкой и декольтированным платьем из черного шелка.
Онегин наконец-то облачился в классический фрак и выкупил из ломбарда цилиндр, сданный туда после последнего проигрыша в трик-трак, окончательно домотавшего дядюшкино наследство.
Ларина держалась чопорно и холодно, общаясь лишь с генералом, зато Гончарова показалась во всей красе: глаза, губы, руки - все горело, все тянулось к противоположному. Александр Сергеич смотрел на все, к чему тянулось, сквозь пальцы, но постоянно приглаживал бакенбарды.
Потом показалась Джульетта-девочка, конвоируемая небезызвестным композитором двадцатого и мифическим литератором рубежа XVI–XVII веков; обожравшийся у Дульсинеи курицей Санчо глушил виски, не внемля увещеваниям Дон Кихота; Дон Жуан высматривал очередную жертву, и она уже легка была на помине; Марина Алексеева шла под руку с Настасьей Филипповной, и это было серьезно; три сестры хором хотели Москву; Обломов появился в новом халате, и это оживило дам; He-точка Незванова выросла; Гантенбайн, назвавшийся Гантенбайном, поправлял темные очки и брал для Лили, любительницы добрых гномов, бокал вина; Русалочка притворялась менструирующей девицей и кровоточила пятками по паркету; Наташа Ростова-I нагло целовалась с Анатолем, оставив Болконского под дубом; Наташа Ростова-II, растолстевшая и озабоченная приплодом, с укоризной смотрела на первую; Гамлет читал монолог Высоцкому; Высоцкий пил; Воланд усмехался; Чжуан-цзы превращался в бабочку, а потом - наоборот; Печорин жег свой дневник; Ася Клячина нагловато помахивала свидетельством о браке; врач Нина Петровна читала ненапряжную лекцию, посвященную заболеваниям, передающимся половым путем, так как бал посвящен был победе над ними - у всех присутствующих.
- В последнее время, - говорила Нина Петровна, - отмечается резкое увеличение заболеваний, передающихся половым путем - ЗППП. Сейчас над классикой любовных болезней (сифилисом и гонореей) превалирует группа негонорейных инфекций урогенитального тракта. Самолечение этих заболеваний не только бессмысленно, но и опасно! Наши методы диагностики позволяют своевременно выявлять заболевания хламидиозом, трихомониазом, уреаплазмозом, гарднереллезом, герпесом, кандидозом, гепатитом и другими. Инкубационный период… В основном… Возбудители этих заболеваний… В связи с малым отличием клинической картины… На приеме работают квалифицированные специалисты…
Нина Петровна выдохнула и после бурных продолжительных аплодисментов выпила бокал шампанского. Хор запел "Многие лета". В это время Евангелина Первая срослась с Евангелиной Второй и посмотрела на Онегина: на радостях он был чертовски пьян, впрочем, как и остальные выздоравливающие.