- Да все там оказались молодцы. И огребли все вместе, - разъяснять Алена не пожелала.
Она угадала. Речь действительно зашла о сто двадцатой больнице, одной из самых больших в Москве. Многопрофильная и скоропомощная, она тем не менее считалась далеко не самым лучшим столичным стационаром. Естественно, в крупном стационаре, принимающем пациентов и планово, и экстренно, смертность была выше, чем в тихой больнице, насчитывающей четыре-пять отделений и принимающей несложных пациентов, причем только в плановом порядке. А раз смертность выше, то, значит, и больница хуже. Изначальную разницу в тяжести состояния поступающих пациентов народное мнение не учитывало.
К тому же сто двадцатая больница несколько лет назад прославилась не только на всю Москву, но и на всю страну. Однажды утром в приемный покой доставили в крайне тяжелом состоянии некого гражданина с закрытой черепно-мозговой травмой. Чуть позже врачи-реаниматологи клинического госпиталя ГУВД Москвы, прибывшие в сто двадцатую больницу вместе с сотрудниками милиции, обнаружили пациента за пределами реанимационного отделения, полностью подготовленного для забора у него почек. При этом у пациента было давление и билось сердце. Вместо того чтобы спасать его жизнь, врачи предпочли разжиться годными к пересадке почками, несмотря на то, что закон разрешает забирать органы лишь после составления акта констатации биологической смерти. В итоге нескольким врачам пришлось сменить место работы в принудительном порядке и несколько последующих лет заниматься менее квалифицированным трудом.
- Мужчина сорока лет поступил в стационар по "скорой" с диагнозом сотрясение головного мозга под вопросом и в состоянии алкогольного опьянения около десяти часов вечера, - начал от двери Ерофеев, еще не успев сесть за стол. - До следующего утра его продержали в приемном отделении. Вроде как наблюдали, но вот в чем конкретно заключалось это самое наблюдение, неясно.
- Скорее всего - ни в чем, - Ерофеев уселся и продолжил вертеть карандаш. - Историю болезни на него завели только в семь утра, якобы он только что поступил с диагнозом "алкогольная кома". Сопроводительный талон "скорой" вложили в историю, хотя там было написано совсем другое. Подняли в реанимацию. Там дежурный реаниматолог заподозрил острое нарушение мозгового кровообращения и срочно дернул невропатолога. Невропатолог снял нарушение и подтвердил алкогольную кому. Нейрохирургам не показывали, хотя на сделанном рентгене черепа (кто его назначил - непонятно, история болезни об этом умалчивает) виден линейный перелом. Назначения снимка нет, описание рентгенолога тоже отсутствует, но сам снимок есть. Пациента сутки усиленно "промывали", а потом он умер.
Небольшая пауза давала ординаторам возможность задать вопросы, но все молчали.
- На вскрытии нашли перелом костей свода и основания черепа, очаги кровоизлияния в головном мозге и еще кое-что по мелочам. Содержание алкоголя на вскрытии - по нулям. Кстати, при жизни у него кровь на алкоголь так и не взяли.
- Кранты! - емко высказался Илья.
- Вроде того, - кивнул Ерофеев. - Неправильная, несвоевременная и проведенная не в полном объеме диагностика помешала установить правильный диагноз и привела к смерти пациента. Стопроцентное расхождение диагнозов третьей категории. И как по-вашему, могли бы больничные патологоанатомы сделать вид, что не заметили перелома черепа?
- Тогда бы им пришлось и алкоголь обнаружить, - сказала Ирина.
- Разумеется, - согласился Ерофеев. - Сказав "а", говори и остальные буквы. Интересно, что заместитель главного врача по лечебной работе пыталась убедить весь департамент, что здесь налицо не третья, а вторая категория расхождения диагнозов. Да, постановка правильного диагноза в данном лечебном учреждении была возможна, но тем не менее диагностическая ошибка существенно не повлияла на исход заболевания. Все равно бы больного лечили чисто симптоматически, и в итоге он бы умер. Как вам такая точка зрения?
- Не очень, - сказала Алена. - Утверждать, что он умер бы в многопрофильной клинике, имеющей свое нейрохирургическое отделение, просто-напросто глупо. Особенно для начмеда. Получается, что уровень ее стационара ниже плинтуса.
- Но как попытка отвести от себя громы и молнии - вполне уместно, - возразил Денис. - Нельзя же сразу признавать себя виновной. Ну, не себя лично, а свою контору.
- Я думаю, что восьмичасовое пребывание больного с подозрением на сотрясение в приемном отделении, да еще и без оказания ему помощи, повлечет за собой худшие последствия, чем расхождение диагнозов, - сказал Данилов. - Так что ей нет особого смысла менять категории расхождения…
- Настоящий боец всегда сражается до конца, иначе он и не боец вовсе, - улыбка Ерофеева затерялась в бороде. - Но с приемным пусть разбираются другие. Мы говорим о диагнозе. Это очень хороший пример того самого шила, которое невозможно утаить в мешке…
Труп привезли в полночь, ровно через час после ухода Валеры. За это время Данилов успел поужинать крекерами с чаем. Спать не хотелось, возможно, чай был слишком крепким - два пакетика на обычную чашку, - но Данилов все равно разложил диван, застелил его новым (Валера не подвел) комплектом постельного белья с больничными печатями, взбил свалявшуюся подушку, найденную в ящике дивана вместе с одеялом казарменного образца, и улегся читать "Правильное оформление диагноза", одним из соавторов которой был профессор Мусинский. Книгу он взял в конце занятий у Ерофеева.
- Только не заиграйте, - строго сверкнул глазами из-под очков Дмитрий Алексеевич, - экземпляр мой личный, с автографом Георгия Владимировича.
"Дорогому ученику и прекрасному человеку на добрую память" - было написано на развороте размашистым почерком Мусинского. Профессор явно не был оригиналом дарственных надписей.
Чтение увлекло Владимира, правда, ему то и дело приходилось возвращаться на несколько страниц назад. Дверной звонок вынудил доктора отложить книгу и отправиться в приемную.
Запах ударил в нос еще на подходе. В книжках трупную вонь почему-то называют "сладковатой" - и кому, интересно, первому пришло в голову такое сравнение? Обычный запах разлагающегося мяса, ни сладковатого, ни горьковатого.
- Там придурок какой-то, - доложил Данилову охранник Саша, поджидавший его в коридоре.
Нижнюю часть лица охранник укутал несвежим носовым платком, отчего у него вышло: "Пыдугуг ко кото".
- Ны успел я двей откыть, как они каталку фкатили…
- Разберемся, - Данилов вошел в приемную.
Возле каталки с трупом стоял молодой парень в синей форме. Мелированные волосы, длинная челка, серьга в ухе, стеклянный взгляд, глупая улыбка на лице.
- Вот привез вам огурца! - сказал он Данилову и рассмеялся.
- Документы! - потребовал Данилов, стараясь дышать редко и неглубоко.
- Вот! - парень протянул мятые листы и снова засмеялся.
Делать ему замечания было бы глупо - обкурившихся травы это только веселит.
Данилов быстро просмотрел документы. Ерофеев говорил как раз о таких случаях: семьдесят два года, умерла дома, милиция ничего подозрительного при осмотре не нашла, в поликлинике последние три года не наблюдалась. Направлена на патологоанатомическое вскрытие.
- В патологоанатомические морги разложившиеся трупы не берут, - медленно и четко, чуть ли не по слогам, произнес Данилов, глядя прямо в глаза парню. - Вези в судебный…
- Что я вам - почтальон? - возмутился тот. - Куда наряд дали, туда и привез!
- Так он же воняет! - Данилов повысил голос.
- А у меня, может, насморк, - осклабился укурок и снова заржал.
Живому человеку в приеме было куда труднее отказать, чем покойнику.
- Саша! - позвал Данилов. - Помоги-ка.
Вдвоем с охранником они вывезли каталку на улицу, к стоявшей там машине с красным крестом. Около машины, не обращая внимания на моросящий дождь, расхаживал, разминая ноги, водитель. Загорелый, скуластый - настоящий степной всадник. "Тебе бы табуны гонять, а не покойников возить", - сочувственно подумал Данилов. Увидев, что каталка возвращается с грузом, водитель быстро подошел к задним дверцам машины и распахнул их.
- Напарник у вас странный, - сказал Данилов водителю.
Тот понимающе кивнул.
- Вот документы, - Данилов протянул документы парню, но тот демонстративно спрятал руки за спину. Владимиру пришлось положить их на труп, точнее - на черный пакет, в который он был упакован. - Мы пошли.
- А мы поехали! - сообщил парень, берясь за ручку передней правой дверцы. - Шариф, что ты встал там?
- Подожди! - Данилов схватил его за руку. - Куда это "поехали"? А труп?
- Труп ваш, каталка тоже ваша, - водитель залез в салон и повернул ключ зажигания, но охранник встал прямо перед машиной. - Моего тут ничего нет. Пустите!
Руку вырвать не удалось - Данилов держал крепко.
- Я ее по наряду привез! - стоял на своем укурок.
- Как привез, так и увезешь! - ответил Владимир.
Трижды обменявшись мнениями, Данилов почувствовал, что разговор зашел в тупик и ему надо действовать самому, пока окончательно не промок.
- Саша, помоги загрузить!
Отпустив парня, Данилов потянул каталку к задним дверцам, рывком распахнул их и, не обращая внимания на суетившегося рядом укурка, взялся за ноги трупа, собираясь загрузить его в единственную из четырех свободных секций. Охранник, отворачиваясь, чтобы дышать пореже, взял труп за плечи. Окоченевшие трупы грузить несложно, это не обмякшее тело коматозного больного.
- Подняли! - скомандовал Данилов.
Черный пакет разъехался посередине, явив взорам обнаженное тело - мужское, с однозначным первичным половым признаком.