Вскоре после этого вечера Салли, как мы и условились, позвонила и пригласила меня на чашку чая.
Она жила на Курфюрстендамм, в самом последнем квартале, примыкающем к Халензее. Толстая неряшливая дама с тяжелым, отвисшим, как у жабы, подбородком, провела меня в большую мрачную, довольно убого обставленную комнату. В углу притулился сломанный диван и висела выцветшая картина, изображавшая сражение восемнадцатого столетия: раненые, полулежа в изящных позах, любовались гарцующим на коне Фридрихом Великим.
- Привет, Крис, дорогой! - воскликнула Салли еще в дверях. - Как здорово, что ты пришел! Я чувствовала себя ужасно одинокой. Я рыдала на груди у фрау Карпф.
- Nicht wahr, Frau Karpf? - воззвала она к хозяйке с жабьим подбородком.
Та рассмеялась сдавленным жабьим смехом, и груди ее затряслись.
- Может, выпьешь кофе, Крис, или чай? - продолжала Салли. - Хотя, пожалуй, не стоит. Не знаю, как его заваривает фрау Карпф, думаю, сливает все опивки в одну посудину и кипятит вместе с заваркой.
- Ну, тогда кофе.
- Фрау Карпф, дорогая, не будете ли вы ангелом и не принесете ли нам две чашки кофе?
Салли говорила по-немецки не просто неправильно, а на каком-то своем, ни на что не похожем языке. Каждое слово она произносила жеманно, с деланно "иностранным" акцентом. По одному выражению лица можно было догадаться, что она говорит на чужом языке. - Крис, дорогой, будь ангелом, опусти занавески, - сказала она. Я так и сделал, хотя на улице еще не совсем стемнело. Салли тем временем включила настольную лампу. Когда я, покончив с занавесками, оглянулся, Салли, свернувшись калачиком на диване, рылась в сумочке в поисках сигареты. Но тут же вновь вскочила.
- Хочешь яичный коктейль?
Не дожидаясь ответа, она достала стаканы, яйца и бутылку вустерского соуса из шкафчика для обуви, стоявшего под разобранным умывальником. "Практически я питаюсь только ими". Ловким движением она разбила яйца в стаканы, добавила туда соус и взбила это месиво концом перьевой ручки.
- Это все, что я могу тебе предложить.
Она вновь свернулась калачиком, грациозно подобрав ноги. На ней было все то же черное платье, но на сей раз его украшала не пелерина, а маленький белый воротничок и белые манжеты. Ни дать ни взять монашка из какой-нибудь пышной постановки.
- Что тебя так рассмешило, Крис? - спросила она.
- Не знаю, - сказал я. Меня и в самом деле разбирал смех, я никак не мог остановиться. Было в ней что-то ужасно комичное: красавица с маленькой темной головкой, большими глазами, тонко очерченным носом, она ни на минуту не забывала о своих прелестях. Самодовольно женственная, она улеглась на диване. И как дикая горлица склонила головку и изящно сложила руки.
- Крис, свинья, отвечай сейчас же, почему ты смеешься?
- Сам не знаю…
Тут она тоже начала смеяться.
- Ты просто чокнутый!
- И давно ты здесь обитаешь? - спросил я, окинув взглядом большую мрачную комнату.
- С тех пор, как приехала в Берлин. Постой, сейчас точно скажу, да, уже два месяца.
Я поинтересовался, что привело ее в Германию и с кем она сюда приехала. Оказалось, что с подругой, старше Салли, к тому же актрисой. Девушка уже бывала в Берлине и уверяла Салли, что они наверняка найдут работу на киностудии. Тогда Салли заняла десять фунтов у одного милого пожилого джентльмена и присоединилась к ней.
Родители ничего не знали, пока они с подругой не добрались до Германии.
- Вот бы познакомить тебя с Дианой! Она самая потрясающая авантюристка в мире! Мужика может подцепить где угодно, даже не зная языка. Один из-за нее чуть со смеху концы не отдал. Я и сама ее обожала.
Но прожив в Берлине три недели, так и не получив работы, Диана подцепила банкира, который увез ее в Париж.
- И оставила тебя одну? Прямо скажем, с ее стороны это довольно подло.
- Не знаю… Каждый должен сам решать свои проблемы. На ее месте я скорее всего поступила бы точно так же.
- Уверен, что нет.
- Ну оставила и оставила, ничего со мной не случилось. Я и одна не пропаду.
- Сколько тебе лет, Салли?
- Девятнадцать.
- Боже милостивый! А я думал, лет двадцать пять!
- Знаю, так все думают.
Вошла фрау Карпф с двумя чашками кофе на тусклом металлическом подносе.
- Oh, Frau Karpf, Liebling, wie wunderbar von Dich!
- Что тебя держит в этом доме? - спросил я, когда хозяйка вышла. - Я уверен, ты вполне можешь найти что-нибудь поприличнее этой дыры.
- Найти, конечно, можно.
- Так за чем же дело стало?
- Не знаю. Наверное, мне просто лень.
- Сколько ты платишь хозяйке?
- Восемьдесят марок в месяц.
- Включая завтраки?
- Нет, по-моему, нет.
- Что значит "по-моему"? - разозлился я. - Ты ведь должна знать наверняка.
Салли отозвалась как-то вяло:
- Ну да, наверное, с моей стороны это глупо. Но видишь ли, я просто даю старухе деньги, когда они заводятся, а потом не разберешься, сколько и за что.
- Боже мой, Салли, я за свою комнату плачу всего пятьдесят марок в месяц, включая завтраки, но разве их можно сравнить!
Салли кивнула и продолжала извиняющимся тоном:
- Есть еще одно "но", дорогой Кристофер. Я просто не знаю, что бы фрау Карпф стала делать, если б я ее бросила. Ей ведь ни за что не найти другого жильца. Кто еще вынесет ее безобразие, вонь и все остальное. Она уже задолжала владельцам дома за три месяца. Если бы они узнали, что у нее нет ни одного квартиранта, то вышвырнули бы ее в два счета. А этого она не переживет.
- Все равно не понимаю, почему ты должна жертвовать собой ради нее.
- Да ничем я не жертвую, правда. Мне нравится тут. Мы с фрау Карпф понимаем друг друга. Она более или менее такая, какой я буду лет через тридцать. Добропорядочная домовладелица меня бы и недели не держала.
- Моя хозяйка тебя бы не выгнала.
Салли, наморщившись, улыбнулась.
- Как тебе кофе, дорогой Крис?
- Лучше, чем у Фрица, - сказал я уклончиво.
Салли рассмеялась.
- Но разве Фриц не мил? Я его обожаю, особенно когда он говорит: "Хотел я плевать".
- Черт, хотел я плевать, - попытался я изобразить Фрица. Мы расхохотались. Салли закурила еще одну сигарету: она дымила беспрерывно. При свете лампы бросалось в глаза, какие у нее старые руки: нервные, с выпуклыми венами и очень худые - руки взрослой женщины. Зеленые ногти казались тут чужими, случайными и напоминали маленьких уродливых жучков с яркими спинками.
- Смешно, - задумчиво молвила Салли, - я никогда не спала с Фрицем.
Она помедлила, потом спросила с нескрываемым интересом:
- А ты думал, мы спали?
- Пожалуй, да.
- А вот и нет. Ни разу… - она зевнула. - Теперь уж, наверное, никогда и не будем. Несколько минут мы молча курили. Потом Салли принялась рассказывать о своей семье. В Ланкашире у ее отца была мельница, а матери по наследству досталось поместье. Когда мать, мисс Боулз, вышла замуж, они с отцом соединили свои фамилии.
- Отец - жуткий сноб, - продолжала Салли, - хотя притворяется, что нет. Моя настоящая фамилия Джексон-Боулз, но, конечно же, для сцены это не годится.
- А Фриц говорил, кажется, что твоя мать француженка.
- Что за чепуха! - Салли, кажется, ужасно разозлилась. - Фриц идиот. Вечно он что-то выдумывает.
Еще у Салли была младшая сестра Бетти.
- Сущий ангел. Я ее обожаю. Ей уже семнадцать, но она сама невинность. Мама ее воспитывает, как благородную барышню. Узнай Бетти, что за потаскуха ее сестра, она, наверное, умерла бы со стыда. Она о мужчинах понятия не имеет.
- Салли, в кого же это ты такая уродилась?
- Не знаю. Во мне, наверное, много от папаши. Тебе бы понравился мой папаша. Ему на всех ровным счетом наплевать, но бизнесмен он потрясающий. Примерно раз в месяц непременно напивается в стельку и распугивает всех мамашиных благопристойных друзей. Это он разрешил мне поехать в Лондон и учиться играть на сцене.
- Школу небось бросила совсем девчонкой?
- Вот чего я всегда терпеть не могла. Я так подстроила, чтобы меня оттуда выгнали.
- Как ты умудрилась?
- Взяла и сказала директрисе, что у меня будет ребенок.
- Не может быть, Салли.
- Честно, так и сказала. Был ужасный скандал. Они специально пригласили врача, чтобы он меня осмотрел, и послали за родителями. А когда оказалось, что ничего такого нет, все возмутились, что я их обманула. Директриса сказала, что девушка, способная только помыслить о такой мерзости, не может оставаться в школе и совращать учениц. Так я вырвалась из школы, а потом стала капать папаше на мозги, чтобы он отпустил меня в Лондон, пока он наконец не сдался.
В Лондоне Салли обосновалась в дешевой студенческой гостинице. Несмотря на строгий надзор, ей удавалось проводить большую часть ночей у мужчин.
- Первый мой соблазнитель не понял, что я девственница, я ему потом призналась. Человек он был потрясающий, я его обожала. К тому же в комедийных ролях ему не было равных. Он еще прославится когда-нибудь.
Через некоторое время Салли стала сниматься в массовках и наконец получила небольшую роль в гастролирующей труппе. Потом она встретила Диану.
- А в Берлин ты надолго? - спросил я.