Мэри Поплине вспомнила про пончики с малиновым вареньем, которыми угощалась каждый выходной, и чуть было не вздохнула, но вовремя спохватилась, увидев лицо Спичечника. И ловко обратила вздох в лучезарную улыбку.
– Это ничего, Берт, – сказала она. – Не расстраивайся. Я и не хотела пить чай. Что за удовольствие распивать чаи! Пустая трата времени.
Согласитесь, Мэри Поппинс повела себя очень благородно – ведь она так любила пончики с малиновым вареньем!
Спичечник тоже так подумал, он взял ее обтянутую белой перчаткой руку в свою, крепко пожал. И они вместе стали рассматривать чудесные цветные картинки.
– Сейчас я тебе покажу такую прелесть! Ты еще не видела, – с гордостью сказал он, подводя ее к горе; вершину горы одевал снег, а склоны были усеяны огромными розами, на которых сидели зеленые кузнечики.
На этот раз из груди Мэри Поппинс вырвался вздох, который нисколько не мог огорчить ее друга.
– О, Берт! – прошептала Мэри. – Восхитительно!
Этим словом Мэри Поппинс хотела сказать, что картина Берта достойна висеть в Королевской Академии (и Берт понял ее) – такой большой комнате, где люди выставляют свои картины. Кто хочет, может прийти и любоваться; на них долго смотрят, долго-долго, и вдруг кто-нибудь говорит: «Ах, Боже, как похоже!»
Спичечник подвел Мэри к следующей картине, еще более прекрасной. Это был пейзаж – деревья, трава, а в глубине – синее пятнышко моря.
– Боже мой! – воскликнула Мэри Поппинс, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть, но тут же выпрямилась: – Что с тобой, Берт?
Спичечник взял ее за вторую руку, вид у него был необычайно взволнованный.
– Мэри, мне пришла в голову такая мысль! Почему бы нам не войти туда, в эту картину, прямо сейчас, сию минуту? А, Мэри? – и, держа ее за руки, он потянул ее с этой улицы, подальше от чугунной ограды и фонарных столбов. Ах! Вот они уже там, в самом центре картины.
Как здесь было зелено, как покойно, какая нежная травка была под их ногами! Нет, это невозможно! Почему невозможно? Зеленые ветки шурша касаются их шляп, а вокруг их ног водят хороводы яркие, как радуга, цветы. Мэри с Бертом поглядели друг на друга – а сами-то они как изменились! На Спичечнике был совершенно новый костюм – в зеленую и красную полоску сюртук и белые панталоны, а голову его венчала новехонькая соломенная шляпа. И весь он сиял, как новый шестипенсовик.
– Ах, Берт, какой ты красивый! – восхитилась Мэри.
Берт на миг онемел, он и сам не мог отвести глаз от Мэри. Наконец он перевел дух и воскликнул: – Как здорово!
И больше ни слова не прибавил. Но смотрел он с таким восторгом, что Мэри достала из сумки зеркальце и глянула в него.
Она тоже изменилась. Плечи ее окутывала прелестная шелковая пелерина в ярких узорах, шею нежно щекотало длинное страусовое перо, ниспадавшее с полей шляпы. Ее самые лучшие туфли исчезли, вместо них – туфельки неописуемой красоты с блестящими пряжками в бриллиантах. На руках были те же белые перчатки, под мышкой – бесценный зонтик.
– Бог мой! – воскликнула Мэри Поппинс. – Вот уж действительно выходной день!
Любуясь друг другом и собой, они двинулась в глубь рощи и скоро вышли на залитую солнцем поляну. И, представьте, на зеленом столе их ожидал послеобеденный чай!
Вокруг стола – зеленые стулья, посреди него – гора пончиков чуть не до неба, а рядом большой медный чайник. Но самое прекрасное – две тарелки с креветками и, конечно, две вилки – не руками же их есть.
– Ущипните меня! – сказала Мэри Поппинс: ее любимое восклицание, когда она очень довольна.
– Как здорово! – подхватил Спичечник. Это было его любимое восклицание.
– Садитесь, пожалуйста, мадам! – послышался чей-то голос.
Друзья обернулись и увидели высокого мужчину, выходящего из рощи в черном смокинге и с белоснежной салфеткой, перекинутой через руку.