Ирина Кутяева происходила из крепкой своими пролетарскими устоями семьи потомственных сварщиков. Даже муж ее - и тот был сварщиком. Наследственность и среда сделали фельдшера Кутяеву стойким борцом за свои права, ущемление которых мерещилось ей постоянно. Суровый муж-сварщик находился у нее под каблуком до такой степени, что совершенно не мешал своей любимой супруге почти в открытую крутить роман с водителем Колей Селивановым. И прежний заведующий, и Лжедмитрий избегали делать Кутяевой замечания - берегли нервы и репутацию. Как-то раз линейный контроль поймал Кутяеву, в одиночку работавшую на перевозке больных, на заезде в супермаркет. Кутяева не ограничилась скандалом, устроенным контролеру прямо у машины. В тот же день она написала письменную жалобу на имя главного врача станции, в которой заявила, что контролер остановил их машину во время следования в сто пятнадцатую больницу за больным, нуждавшимся в транспортировке, и начал откровенно домогаться у нее физической близости. После категоричного отказа честной женщины контролер взъярился и устроил пакость - обвинил бригаду в самовольном заезде в магазин.
Кутяеву, вместе с водителем Селивановым, вызывали на Центр, к заместителю главного врача Сыроежкину, который пытался найти правду, устроив всем участникам инцидента очную ставку, и был сражен обилием красочных подробностей происшедшего, вываленных честной женщиной и невинным водителем. Выговора Кутяева с Селивановым так и не получили - отбазарились, отбрехались.
- Да, эта троица возражать не станет, - протянул старший врач, имея в виду докторов Бондаря и Сафонова и фельдшера Сорокина, которым он многократно "спускал грехи на тормозах" за вознаграждение в виде небольшой суммы денег или одной-двух бутылок хорошей водки.
За задержку вызова, пусть даже и по "уважительной" причине, однозначно следовал выговор, но ради сохранения хороших отношений с Кочергиным любой из трех пошел бы на это.
- И еще попробуй умыкнуть у кого-нибудь кардиограф, хотя бы у Жгутикова. Все равно целыми днями торчишь на подстанции без дела.
- И что я с ним буду делать? - удивился Лжедмитрий.
- Принесешь мне, - ответила Казначеева, - а дальше уж мое дело. Я подпорчу кое-что из оборудования в машинах и немного намудрю со списанием медикаментов.
- Тут ты мастер! - не то польстил, не то подпустил шпильку старший врач.
- А то! - Старший фельдшер игриво повела тщательно выщипанными бровями.
Шестьдесят вторая подстанция - не из больших. Всего шесть машин, из которых три полусуточные, поэтому Казначеева, будучи старшим фельдшером, спокойно справлялась и с обязанностями заведующей аптекой, причем это совмещение приносило ей куда больше выгоды, нежели "основная" должность.
В кармане у Рогачевской подал сигнал наладонник:
- Шестьдесят два - четырнадцать - вызов, четырнадцатая бригада - вызов.
Рогачевская встала, переглянулась с Казначеевой и вышла из кабинета, неслышно притворив за собой дверь.
- А как она собирается организовать такое количество жалоб? - спросил Лжедмитрий, указывая глазами на стул, на котором сидела Рогачевская, как будто и без того не было ясно о ком идет речь.
- Так у нее мать работает завучем в школе на Ферганском бульваре. Ее весь район знает, и она всех знает. Думаю, что через нее Рогатая все и организует.
Доктор Рогачевская, женщина коммуникабельная и безотказная, подрабатывала всеми возможными путями. Госпитализировала приезжих в столичные стационары, якобы по "скорой помощи", а на самом деле - по договоренности, списывала налево и направо все, что можно было продать, пыталась "выколотить деньгу" чуть ли не на каждом вызове. Полторы ставки с выслугой лет и высшей категорией, вместе с побочными заработками порой приносили ей до ста пятидесяти тысяч в месяц, которые Рогачевская с удовольствием тратила на себя, не вылезая в свободные дни из салонов красоты и магазинов.
- Ладно, пора за работу, - Казначеева дала понять, что "совещание" окончено. - Мне кучу отчетов доделать надо.
- А мне анализом карт заняться… - Лжедмитрию не хотелось выглядеть бездельником.
- Занимайся, пока есть возможность. На линии у тебя другие дела будут.
"Сука! - подумал Дмитрий Александрович, скрывая свои мысли за искусственной улыбкой. - Сама дня на линии не работала, а туда же, угрожает…"
Надежда Казначеева действительно ни дня не работала на линии. Она пришла на "скорую" диспетчером, была замечена начальством и в скором времени из диспетчеров "поднялась" в старшие фельдшеры.
Пока нити заговора сплетались в веревку, грозящую затянуться на ее шее, Елена Сергеевна сидела в своем кабинете, разбирала бумаги, оставшиеся в ящиках стола от ее предшественника, и между делом пыталась дозвониться до своего бывшего мужа, чтобы узнать - соблаговолит ли он почтить своим присутствием день рождения их сына Никиты, которому в ближайшую субботу исполнялось одиннадцать лет.
Мобильный не отвечал, а в офисе адвокатской конторы "Новицкий и партнеры" секретарша сказала ей профессионально вежливым и безразличным голосом:
- Юрий Павлович уехал на встречу с клиентом и пока не возвращался. Как доложить о вашем звонке?
- Спасибо, никак, - поблагодарила Елена Сергеевна и время от времени позванивала на мобильный.
Прежде чем определиться с детским праздником, следовало узнать планы отца, чтобы избежать очередной серии обвинений в препятствии его встречам с сыном.
"Сам перезвонит", - Елена Сергеевна наконец отказалась от бесплодных попыток и углубилась в чтение объяснительной, написанной выездным фельдшером Еременко Е. В. на имя заведующего шестьдесят второй подстанцией Тюленькова Д. О.
"По существу обвинения меня в краже французской пудры на вызове по адресу Есенинская улица дом двадцать четыре, квартира сорок, имею сообщить следующее - никакой пудры по данному адресу я не крала".
Елену Сергеевну, как жену адвоката, пусть даже и бывшую, поразили "профессиональные" обороты речи в объяснительной "по существу обвинения", "имею сообщить следующее". Странно - откуда у фельдшера "скорой помощи" взяться такому лексикону.
Объяснительных в столе у Тюленькова хранилось много - с полсотни. Чувствовалось, что предшественник не любил "давать хода" жалобам, когда это зависело от него, и ограничивался получением объяснений, которые попросту складывал в ящик стола.
Разложив объяснительные по фамилиям, Елена Сергеевна сосчитала их и, на всякий случай, набросала на листе откидного календаря, лежавшего перед ней на столе, список:
"Д-р Сафонов - 6
Д-р Рогачевская - 5
Д-р Бондарь - 5
Д-р Пыжненко - 3
Д-р Жгутиков - 2
Д-р Могила - 1
Д-р Саркисян - 1
Д-р Грунин - 1
Ф-р Сорокин - 6
Ф-р Еременко - 4
Ф-р Кокс - 4
Ф-р Леонова - 3
Ф-р Малышков - 3
Ф-р Рябчиков - 2
Ф-р Язов - 2
Ф-р Строкова - 1".
Ей почему-то стало приятно, что в списке не оказалось доктора Данилова. Вздохнув, она призналась себе, что ее бывший возлюбленный остался таким же хамоватым, каким и был, но кому, как не ей, было знать, что хамство у него наносное, своеобразный защитный слой. Подперев голову рукой, Елена Сергеевна ударилась, было, в воспоминания, но быстро спохватилась и принялась рвать объяснительные по две или по три на мелкие клочки и бросать в корзину для мусора. При этом она старалась думать о работе, но - безуспешно. Настырный Вовка Данилов все возвращался и возвращался в ее мысли, и она ничего не могла с этим поделать.
"Интересно, он еще играет на скрипке или нет?" - подумала она, разрывая последние листы…
Данилов продолжал на досуге играть на скрипке и не собирался бросать это занятие. Скрипка дарила ему радость и помогала расслабиться (коллега Конан-Дойль сильно ошибся, заставив Шерлока Холмса играть на скрипке для того, чтобы сосредоточиться - скрипка только успокаивает, дарит покой, для концентрации мыслей как нельзя лучше подходит барабан).
Единственным недостатком музицирования был немой, уже давно не высказываемый вслух, укор во взоре матери, когда-то, с подачи педагогов музыкальной школы, прочившей сыну блестящее будущее в музыке и грандиозную исполнительскую славу. Светлана Викторовна не сомневалась в выборе своего Володи до тех пор, пока он не сообщил ей, что намерен поступать в медицинский.
- Что там хорошего?! - заламывала руки Светлана Викторовна.
Стройная, подтянутая, безукоризненно ухоженная, она как две капли воды была похожа на голливудскую актрису Мерил Стрип и втайне, про себя, гордилась этим сходством.
- Кровь, грязь, вонь, бесконечные страдания, ночные дежурства! Почитай Вересаева, он хорошо описывал свою профессию!
Светлана Викторовна преподавала русский язык и литературу в одном из московских лицеев.
- У нас в роду вообще не было врачей!
- Твой прадед работал половым в трактире, - бестактно напомнил сын. - Что же мне теперь - в официанты идти?
- Какие официанты? Музыка - вот твое призвание!
- Музыка - это мое хобби! - отрезал сын и так посмотрел на мать, что та сразу поняла - решения своего он не изменит.
Лишь изредка, не чаще одного - двух раз в год, Светлана Викторовна позволяла себе высказать сожаление о несостоявшейся музыкальной карьере сына вслух. В ответ тот рассказывал матери о том, сколько человек и каким образом он спас от смерти за последнюю неделю, после чего тема считалась исчерпанной.
- Володя, будешь сырники на ужин? - спросила Светлана Викторовна, дождавшись, пока сын сделает паузу в игре.
- Буду! - ответил Данилов и снова вскинул смычок.
Уплетая обжигающие вкусные сырники, он вдруг сказал матери: