В это время через забор перевалился и шумно рухнул огромный мешок. Неожиданно "мешок" матюгнулся, поднялся, отряхнулся от пыли и мусора, кустарник затрещал под мощным напором солдата, и он оказался на плаце. Перед Максимом предстал человек, одетый в мятую бесформенную гимнастерку.
- Лёгок на помине! - в унисон прокомментировали появление бойца братья. - Это и есть наш Вася. Надо же, вернулся, а мы думали: убёг! Степаныч, становись на место!
Небритый мужчина с помятым лицом и бегающими воспаленными глазками, присоединился к компании, вернее, попытался встать в строй. В руках он сжимал две банки пива.
- Ефрейтор Дормидонтенко. По штату - старший гранатометчик, - представил его работник военкомата.
Максим покачал головой и категорично сказал:
- Ни гранат, ни гранатомета этот гвардеец у меня не получит. Его место кобылам хвосты крутить или в крайнем случае отправим поваром в хозвзвод.
- Возражаю! Он должен служить согласно штату в гранатометно–пулеметном взводе… - вякнул военкоматчик, но сразу осекся под недобрым взглядом комбата.
- А где ты был, когда этот штатный гранатометчик в бега подался? Самовольщика поощряешь, понимаешь ли…
- Ладно, пусть будет по–вашему, поваром так поваром.
Теперь в строю стояло четверо бойцов.
- А где остальные? - спросил Озоруев. - Показывайте оправдательные документы уклонистов.
Прямой вопрос, который задал Макс, смутил, но не поставил в тупик армейского чиновника. Толстяк передал Озоруеву пухлую пачку бумажек. Максим начал перебирать справки, узнавая, кто именно был приписан и счастливо избежал участи стать пушечным мясом на благо Отечества. И кого тут только не было: банкир, предприниматель, министр, шоумен, артист, сотрудники аппарата администрации президента и министерств.
- Ужас! Что же такое со здоровьем элиты? Как я вижу, сплошь больные люди управляют страной…
- Не моего ума… - уклонился от ответа чиновник. - Моё дело - отчетность…
- Как прикажешь пятью боевыми штыками удерживать линию обороны протяжённостью три- пять километров?
- Не хотите удерживать оборону - переходите в наступление, - хохотнул военный чиновник. - По–суворовски действуйте! Ведь лучший вид обороны - наступление!
- А если серьезно?
- Ну, если серьезно, то для усиления к вам прибудет рота молодого пополнения из Санкт- Петербурга. Как говорится, добровольцы с родины всех выдающихся людей государства. Волонтеры уже экипированы и ждут вас на железнодорожной станции в Воскресенске. Теперь можете получать для батальона обмундирование, сухой паёк на неделю и в путь.
- Можем? - ехидно передразнил его Озоруев. - А что, есть другой вариант? Можем и не получать?
- Такого варианта пока нет. Пока… Но… а это мысль… - пробормотал появившийся сержант.
- Никаких мыслей я вам не позволю! - прервал его Озоруев. - А где наше оружие и боеприпасы?
- Оружие получите на месте, в районе боевых действий. Сейчас могу выдать только одну ракетницу для подачи сигналов подразделениям, фонари и штык–ножи. Радиостанций тоже нет в наличии. Извиняйте…
Озоруев изумленно посмотрел сначала на чиновника военкомата, а потом на сержанта- кладовщика, почесал затылок и махнул рукой. Воевать он всё равно не собирался, планируя покинуть этот "кастрированный" батальон на первом же полустанке.
Жуликоватый кладовщик принес пять комплектов зимнего и летнего обмундирования и предложил расписаться за пятьсот пар сапог, пятьсот комплектов х/б и пятьсот штук противогазов.
- Дудки! - комбат показал ему огромную фигу и поднес её к носу тыловой крысы.
- Как хотите, - сержант пожал плечами и добавил: - Сам за вас могу расписаться.
- Я тебе распишусь! Выдать всё, что положено батальону!
Комбат хотел было врезать ему по челюсти, но передумал. Зачем кипятиться, ведь призыв на войну он воспринимал по–прежнему как плохую шутку. И для него лично это дурацкое шоу, устроенное ребятами из "Арбатского военного округа", скоро закончится. Он совсем не собирался бежать в атаку с патриотическими воплями: "За Родину!", "За президента Васю…!". Нет, в эти игры он больше не играет… Озоруев нехотя надел новую полевую форму, затянул портупею, повесил через плечо командирскую сумку. Кожаные ремни радостно скрипнули при этом. Несмотря на внутреннее сопротивление всему происходящему, верх взял воспитанный годами долгой службы "офицерский стержень". Комбат проследил, чтобы и его бойцы переоделись.
- Остальное имущество доставить к месту погрузки эшелона! - велел Максим и вышел со склада.
Немного подождав пока кладовщики выполнят его распоряжения и построив бойцов в колонну по одному, комбат повел их к воротам комендатуры. Там мобилизованных поджидала колонна грузовых машин с продуктами и вещевым имуществом, и всё тот же "тюремный" автобус. Автоколонну охранял взвод ОМОНа с автоматами, в касках и в бронежелетах. Батальон погрузили в призывной "автозак" и под конвоем с ветерком доставили на вокзал к эшелону.
Глава 4. "Прощание славянки"
Президент слушал доклады главного военного прокурора, руководителя контрразведки, министра наступления и внутренних дел. Речи министров и генералов были деловиты, а в словах сотрудников администрации даже звучали оптимистические нотки.
- Господин президент! В стране покой и порядок! Стабильность поддерживается! - частил директор института, занимавшегося стратегическими исследованиями внешней и внутренней политики. - Никакой паники: предчувствия катастрофы у населения нет! Всякое бывает в жизни, а на войне тем более. Эта военная кампания проходит в соответствии с русской традицией: бежим, отступаем до Москвы. Затем мы наступаем, гоним и громим сильного врага…
- Отходим до Москвы? - насторожился Президент.
- Ну, на этот раз, конечно же, нет. Думаю, супостат дойдет не дальше берегов Байкала… Зачем ему дальше наступать? Оккупантам необходимо время, чтобы освоить захваченную территорию и не подавиться нашими просторами… А дальше…
Президент взглянул на карту и театрально всплеснул руками:
- Вдумайтесь, болваны! До Байкала! Из ума выжили? Скажете тоже…до Байкала… А не дай Бог, дальше двинут? Эти ненасытные, они проглотят половину страны и не подавятся.
- В глубину России у Байкала не двинут, если в другом месте не прорвутся. Я имею в виду через Алтай…в Сибирь…
- А если прорвутся? Эй, министры–силовики! Все резервы бросить к алтайскому участку границы и удержать во что бы то ни стало! Прорыв противника с юга на Барнаул приведет к тому, что мы потеряем и Восточную Сибирь! И потом, посылать войска на Дальний Восток - значит признать наличие войны с китайцами! Но раз нам войны не объявляли, то вывод один - никакой войны и нет. Итак, решено: объявляем это нашествие локальным внутренним военным конфликтом. Проводим антитеррористическую спецоперацию.
- Как же тогда удерживать позиции на Дальнем Востоке? Я так понимаю: вы решительно приказываете резервы туда больше не посылать?
Президент на минуту задумался. Больше всего он опасался обвинений именно в нерешительности и насмешек за спиной, как в детстве: мол, что с него взять - Тюха–Матюха!
- Я же сказал уже - не посылать! Два раза необходимо повторять? Но кого уже отправили - пусть следуют на Восточный фронт, однако больше - ни одного батальона! Приказываю держаться из последних сил. Организовать в тылу врага партизанское движение, а на Байкале выставить заградотряды… Сколотить из беженцев и отступающих новые части. Регулярные и ополченческие войска нам нужны в центре России: надо Кавказ удержать и западную границу оборонить. Немедленно свяжите меня с посольством США… Пора просить помощи у естественных союзников. Господа, который час в Вашингтоне, кто знает?
Министры дружно посмотрели на дорогие швейцарские часы, естественно, каждый на свои, и принялись подсчитывать разницу во времени.
- Не хочется быть невежливым, разговор не получится, если я разбужу нашего американского друга среди ночи в неурочный час… - буркнул Президент.
***
Так как в воинский эшелон по бумагам должен был погрузиться целый батальон, то подали пять теплушек плюс один классный вагон и два вагона под имущество, в которые загрузили продукты и обмундирование. Теплушки из–за отсутствия личного состава остались пустыми, а мобилизованные разместились в четырёх купе штабного вагона: одно занял командир, другое - не совсем трезвый Дормидонтенко, два оставшихся - остальные солдаты: Шмуклер и близнецы. Рота ОМОНовцев внимательно следила за отправкой войска на фронт. Готовились сопровождать "многочисленный" батальон, потому и нагнали столько милиции. Крупноголовые, лобастые и плечистые милиционеры подогнали к вагонам группу грузчиков- таджиков. Мобилизованные "добровольцы" встали возле своих купе и через окно наблюдали за действиями грузчиков и милиции. Правоохранители не покидали погрузочную площадку до самого отправления. Электровоз дал протяжный сигнал и дернул вагоны. Подполковник милиции с суровым квадратным лицом провожал эшелон тяжелым взглядом и нехотя взял под козырек. Братья скорчили рожицы провожающим "ментам" и захихикали, Изя тихо молился непонятно какому богу, а Озоруев молчал, хмурился и теребил мочку правого уха.
Оркестр, состоящий из дюжины нетрезвых музыкантов, громко заиграл марш "Прощание славянки". Крепко запьяневший Дормидонтенко, который успел принять на дорожку еще граммов двести, внезапно приободрился, подхватил мотив и пропел громко в открытое окно гнусавым голосом, коверкая слова марша:
"В жопу клюнул жареный петух!
Остаюсь на сверхсрочную слу–у–ужбу!
Портупею я буду носить!
И в солдатской столовой пита–а–аться
И добавку второго просить…"