- И мне тоже чашечку чаю, Вильгельм, - внезапно раздается голос командира.
- Слушаюсь, командир, - отчеканивает Вильгельм, делая поворот на сто восемьдесят градусов.
- Вот так оно всегда, - замечаю я. - Он боится, что я выдеру у него зуб, который он не потрудился привести в порядок на берегу.
- Вы и в самом деле собираетесь это сделать? - спрашивает капитан, окидывая меня своими голубыми глазами; взгляд у него колючий и одновременно теплый.
- Ни в коем случае.
- Похвально. Если вы, доктор, не станете вырывать этот зуб, а залечите его, не причинив боли пациенту, команда будет считать вас настоящим эскулапом, а это поможет вам лучше справляться с вашими обязанностями, которые, как вы скоро увидите, довольно разнообразны и многочисленны.
"Вы скоро увидите". Точно такую же фразу я слышал сегодня от Легийу. Уж не сговорились ли они с капитаном?
Пауза. Он подносит чашку к губам, с наслаждением, как настоящий знаток, смакует чай. Потом отставляет чашку и безо всяких околичностей спрашивает:
- Ну, и каковы же ваши первые впечатления от встречи с офицерами?
- Прием был очень сердечным.
- Вы им тоже понравились, доктор. И вот еще что. Не думайте, будто вы обязаны все время торчать у себя в каюте или в лазарете. Медицина медициной, но и кроме нее на свете есть немало интересных вещей… ПЛАРБ - настоящее чудо техники. Побродите по кораблю, поспрашивайте людей. Они постараются вам ответить.
И тут же, улыбнувшись, добавляет:
- Не на все вопросы, разумеется.
Примерно через неделю после этого разговора я, взвешиваясь утром в санчасти, делаю удручающее открытие: я поправился на целый килограмм! Наскоро прикинув, чем грозит мне такая "поправка" в будущем, я тут же предписываю себе строжайший режим. Ни крупинки сахара с чаем. Никаких полдников. Никаких закусок. Никаких шоколадных батончиков за завтраком.
Но и этого мне кажется недостаточно - к моему спартанскому режиму я спешу присоединить спортивные упражнения.
- Скажите мне, Легийу, где у нас находится тренажер?
- В ракетном отсеке. А что случилось? Уж не начали ли вы полнеть?
Я киваю и обреченно жду, когда Легийу произнесет свою коронную фразу "понятное дело", но он ограничивается ухмылкой.
Дорогая читательница, Вам, быть может, покажется странным это выражение - "ракетный отсек". Так вот, представьте себе нашу ПЛАРБ в виде домашнего пирога, поделенного на ломти. На семь ломтей, ибо, как известно, в цифре семь есть нечто магическое, - они-то и называются отсеками. Сейчас я их Вам перечислю в обратном порядке, от кормы к носу.
Машинный отсек. Это как бы пирог в пироге, начиненный всякой всячиной, о которой я расскажу как-нибудь позже.
Электромоторный отсек, в котором расположена электростанция, вырабатывающая ток, и всякого рода вспомогательные устройства, необходимые, в частности, для функционирования ядерной "печи".
Атомный реактор. Не трепещите, пожалуйста. Спору нет, это настоящее чудовище. Но оно содержится в надежной клетке. И во время плавания в нее никто не суется.
Отсек регенерации воздуха - им ведает тот самый Форже, что прочел мне целую лекцию во время первого ужина в кают-компании. Там же находятся дополнительные блоки электропитания.
Ракетный отсек, где мне предстоит сбавлять вес на тренажере.
Центральный отсек с главным командным пунктом (название говорит само за себя), помещениями для экипажа и владениями вашего покорного слуги, а попросту говоря - санчастью.
И наконец, торпедный отсек. На "Несгибаемом" помимо торпед установлены две тактические ракеты "Экзосет", предназначенные для поражения из-под воды надводных кораблей противника.
В отличие от ломтей домашнего пирога отсеки ПЛАРБ не квадратные в разрезе, а круглые: каждый такой кругляш, кроме кормового, имеет метров двенадцать в диаметре и делится по вертикали на три палубы, или, выражаясь по-сухопутному, этажа. Их соединяют наклонные или вертикальные трапы. Вот вертикальные - сущее наказание. Они такие крутые, а перекладины у них такие узкие, что спускаться и подниматься по ним лучше всего боком.
Забегая вперед, скажу, что за время плаванья мне пришлось дважды иметь дело с растяжением сухожилий и один раз - со смещением коленной чашечки; матрос, которому так не повезло, чересчур поспешил и как следует двинул коленом о ступеньку. Прооперировать его я, конечно, не смог. Так ему и пришлось маяться с больной ногой до самого возвращения в Брест.
Будь я ведущим на телевидении, эта история с коленом послужила бы мне хорошим переходом для рассказа о моих упражнениях на тренажере. Но я пренебрегу удобным случаем, чтобы сказать еще два слова о ракетном отсеке, самом вместительном на ПЛАРБ: двенадцать метров в высоту, двадцать в длину и десять в ширину. Коридор, опоясывающий его со всех четырех сторон, самый широкий на корабле. И освещен этот отсек лучше остальных.
Поскольку ПЛАРБ предназначена прежде всего для запуска ракет и ракеты эти являются главным образом баллистическими - я говорю "главным образом", потому что не следует забывать о торпедах и тактических ракетах в носовой части, - так вот, учитывая все это, уместно предположить, что все эти шестнадцать цилиндров с ядерными боеголовками будут внушать Вам (да и мне) чувство настоящего ужаса. Но, как ни странно, ракетный отсек не только самый просторный, но и самый красивый из всех. Царящая в отсеке чистота, блеск стальных и сияние медных конструкций придают ему, я бы сказал, некую неповторимую изысканность и элегантность.
Поработав педалями вхолостую, я сбавляю темп и перевожу дыхание. Пот льет с меня градом как расплата за каждый лишний кусочек сахара.
В глубине коридора появляется Роклор, второй боцман, и еще издали улыбается мне, обнажая крупные зубы. Я подлечил его, когда у бедняги началось воспаление среднего уха; принимал я его к концу рабочего дня потому что несколько минут обследования у нас с ним всякий раз выливались в двадцать минут болтовни.
Жена Роклора, уроженка Бреста, отучила его от марсельского акцента. Но в характере второго боцмана сохранилось что-то неистребимо южное. Он смугл, порывист, худ как щепка. Говорит - как из автомата строчит, и все больше длинными очередями. Ему всего двадцать шесть, а у него уже одиннадцатилетний сын, - таким образом, он побил все рекорды по части ранних браков, с чем я его и поздравил, разинув рот от изумления. Он был весьма польщен.
- Ну и работенку же вы себе задали, - говорит он, видя, как я взмок. - С чего бы это?
- Поправился на целый килограмм. Ладно, на сегодня с меня хватит, - решаю я, продолжая крутить педали, но уже с некоторой ленцой. - Если мне не изменяет память, Роклор, вы обслуживаете пульт, обеспечивающий безопасность погружения?
- Так точно, доктор.
- И сколько у вас там всего механиков?
- Человек тридцать.
- Порядочно. А как же получилось, что я знаком только с вами?
Роклор вполне мог бы ответить: "Воспаление среднего уха было у меня одного". Но такой простецкий ответ плохо вяжется с его пристрастием к смачным оборотам.
- Понимаете, доктор, я слишком заметная на борту фигура. Знаете, какая у меня глотка? Я могу трепаться без умолку. По три часа не закрываю поддувало.
- И довольны вы своей службой? Не тянет поменяться местами с каким-нибудь "маслопупом" из машинного отделения?
- Этого еще не хватало, - бросает он презрительным тоном. - Погружение у нас, как ни крути, главная забота, ведь подлодка для того и создана, чтобы погружаться.
- И как же она погружается?
- Да так и погружается, - отвечает Роклор с несколько удивленным видом. - Клапаны открываются, цистерны главного балласта заполняются водой, коэффициент живучести становится отрицательным - отчего бы ей не погрузиться?
Ну и язык! Ну и выражения! Неужели нельзя сказать попросту: отяжелевшая от воды подлодка уходит в глубину? Кроме того, я не совсем уверен, что мой собеседник употребил к месту слово "коэффициент".
- Должно быть, это сложная операция?
- Еще бы не сложная! Водоизмещение подлодки увеличивается, нужно все время держать его под контролем. Не допускать, чтобы темп погружения ускорился. Следить, чтобы давление воды не наделало делов. Герметичность у нас - проблема номер один..
- Ладно, - говорю я, - а чем вы занимаетесь, когда лодка погрузилась на заданную глубину?
- Ах, доктор, - вздыхает Роклор, - вы задаете мне точь-в-точь такие же вопросы, как моя жена. Надо думать, не ворон считаю. А уход за материальной частью? А герметичность? А все остальное? Одна дифферентовка чего стоит!
- Дифферентовка? Иными словами, изменение веса подлодки по отношению к воде? Но ведь вес самой подлодки остается постоянным.
- Но не плотность воды! - победоносно восклицает Роклор. - В океане все всегда колеблется. Изменяется температура воды, а вместе с тем - ее плотность. Чуть зазеваешься - и подлодка провалится на несколько метров. Вспомните Мертвое море, доктор, - какая там страшная плотность!
- Вы бывали на Мертвом море, Роклор?
- Нет доктор, это я так, к слову. И все-таки плотность воды там такая, что и захочешь утопиться - не утопишься.
Эта мысль приводит его в восторг: он гогочет. И в самом деле, трудно представить его на месте какого-нибудь незадачливого утопленника.
Разговор наш прерывает невесть откуда взявшийся матросик:
- Вас, доктор, просят на кухню.
- Запомни, салага, - тут же накидывается на него боцман, - что на подлодке нет кухни, а есть камбуз. Кроме того, ты должен был сказать "господин врач", а не "доктор".