- Где он нашел полицейского в такую рань? И главное - за что? В десять лет я не был таким кровожадным. Наверное, очередная дурацкая игра с желаниями. Кто пнет полицейского или кто ущипнет учительницу.
- Нет, он перебегал дорогу в неположенном месте. Тот остановил его и начал читать мораль, а наш попытался улизнуть.
- Значит, ничего личного. Съездишь, они женщин больше любят.
- Чужих женщин всегда любят больше.
Жена довольно быстро оделась, я с ней потанцевал немного в коридоре, прощаясь, и добавил нежно:
- Мусор выкинь заодно.
Она любила прощаться губами. Не поцелуешь человека перед выходом, потом он целый день будет искать настроение. Так и стояла с мусорным пакетом в одной руке, с сумочкой в другой, а я ее целовал. Жуткое зрелище. И тут еще зашевелились гости. Дверь их комнаты смотрела в упор на входную. Она тихо отворилась, и из нее вывалился мужчина, поморщился как-то снисходительно, а может, он так улыбался с утра. Зачем улыбаться, если не умеешь. За ним женщина вздохнула чем-то несвежим: "Здрасьте". Мы в обнимку с мусором молча наблюдали, как два халата прошелестели в ванную.
- Что-то они совсем на детей не похожи, - сказал я на ухо жене.
- Так тете Саре уже семьдесят, это же ее дети.
- Чужие дети не только быстро растут, но и быстро стареют, - снова подумал я о чебуреках.
- Ну, пока, не шали там, в участке, - подбодрил я Фортуну, чтобы она не была так грустна. Нет ничего ужасней грустной фортуны.
Пошел на кухню, где обнаружил на столе распахнутой кулинарную книгу, в которую я хотел что-то записать, но так и не успел.
Голубцы
Скоро показались гости. Опухшие от поцелуев ночи, стеснительные и теплые.
- Макс, - протянул я руку мужчине.
- Альберт.
- Белла, - поправляя невоспитанную челку, застряла на букве "л" его жена.
- Чай пьете черный или зеленый? Или кофе?
- Нам все равно, но лучше черный, - усаживался за круглый стол Альберт, Белла положила свои гладкие бедра с ним рядом.
- Ну, как вам город? Куда сходили? - залил я кипятком чайник.
- Вчера в Эрмитаже были, устали от такого нашествия искусства, - внимательно изучал сахарницу, стоящую на столе, Альберт.
- Его надо принимать дозировано, по чайной ложке, - застелил я скатерть белыми чашками.
- Похоже, у нас уже передозировка, - взяв сахарницу в руки, рассуждал гость.
- Это бывает, надо сделать паузу, - лил я воду в прямом и переносном смысле, наполняя посуду. Чай слишком слабый напиток, чтобы найти общий язык с незнакомыми людьми.
- У нас очень мало времени, чтобы делать паузы, через три дня уезжаем. На сегодня запланирована Кунсткамера, - Альберт зачерпнул ложкой сахар. - Не подскажете, как нам до нее добраться?
- Конечно, подскажу. У вас есть карта города? - посмотрел я на едва прикрытую грудь его жены и представил, что карта начертана именно там, и сейчас на ней мы будем кропотливо искать нужную точку, пункт назначения, проходя мимо куполов Исаакиевского и Казанского соборов.
- Да, мы купили, - насладившись, оставил сахарницу в покое Альберт и посмотрел на жену.
"Насладившись, мы вновь возвращаемся к женам, как это по-семейному", - подумал я про себя.
- А чем вы занимаетесь в жизни? - сложил я воображаемую карту и посмотрел в глаза Белле. Утро уходило с ее лица, и она начала расцветать, как майская роза в вазе своего очарования.
- Она ставит опыты на мышах, - забыв про сахар, опередил Беллу ее муж.
- Опыты? Интересно. А что за опыты? - откусил я бутерброд с ветчиной.
- Я изучаю развитие цирроза в клетках печени мышей. Поскольку печень наша и мышиная имеют одинаковое строение, - откусила маленький глоток чая Белла и осторожно вернула чашку на стол.
Я сразу подумал о своей печени, - она, услышав о циррозе, проснулась и забеспокоилась под ребрами.
- Вы их спаиваете, а потом изучаете? - отложил я бутерброд.
- Обеспечивать их алкоголем слишком долго и дорого, - посмотрела на мужа Белла. - Мы им вводим специальные препараты, ускоряющие процесс, - нашла она на столе руку мужа и присвоила.
- Обеспечивать… то есть оставлять без печени. Значит, вы не боитесь мышей? - повторно заправил я всем чашки чаем.
- Меньше, чем компьютерных, - снова посмотрела она на своего мужа, который улыбнулся и задвигался. Видимо, слаб он был не только на вино, но и на виртуальную связь.
Алкоголь и Интернет, вроде ничего общего, но одинаково паразитируют на желании общаться.
- Ну да, с ними не совладать даже циррозу, - вонзил я нож в свежий хрустящий багет. Крошки хлеба, словно опилки, разлетались по столу. - Кстати, вы их не используете в качестве подопытных? - представил я связку компьютерных мышей в клетке, зараженных какой-нибудь инфекцией.
- Мы с компьютерными вирусами не работаем, но я подумаю над вашим предложением, у каждой сумасшедшей мысли есть право на гениальность, - сделала она глоток и зажмурила глаза, не то от мужа, не то от кипятка.
- Вы футбол смотрите? - неожиданно сделал подножку нашему диалогу Альберт, обращаясь ко мне.
- Футбол? Конечно, - встал я и отряхнулся.
- Не знаете, как вчера сыграла наша сборная? - попросил он прощения.
- Сейчас узнаем, - громко кашлянул, прикрыв рот ладонью. Тут же мне ответил кашель из-за стены. Потом еще один. - Слышали? - посмотрел я на Альберта, который положил в рот, как в мышеловку, кусок сыра.
- Что именно? - начал он жевать.
- Счет, наши проиграли, кашель слышали? Резкий такой, будто с матом, - снова кашлянул я в благодарность соседу.
- По-моему, 2:0, - рассмеялась крупным жемчугом Белла.
- Ночью я слышал мужской недовольный кашель и женский тихий, словно болит голова, - встал я из-за стола, чтобы посмотреть в окно: почему же симпатичная жена друга или знакомого вызывает такое желание? Что это? Соревновательный дух, или просто ты ей больше доверяешь, чем незнакомке? А если она в данный момент испытывает те же чувства, то я мог бы сейчас предложить Альберту: "Может, ты прогуляешься один по этому прекрасному городу, пока я - по телу твоей супруги?".
- Надо кашлять скромнее, Альберт, - снова засмеялась Белла, и ее грудь еще больше обнажилась, увидел я в прозрачное отражение окна.
В этот момент сосед раскашлялся не на шутку.
- Что теперь? - застыл с ложкой в руке Альберт.
- Он прокашлялся, что вчера переспал с моей женой и ему понравилось, - развернулся я к парочке, облокотившись на подоконник.
- И вы так спокойно об этом говорите? - опешила Белла.
- Я уже привык, - снова я качался на волнах ее синих зрачков.
- Черт, ну и семейка! Мама мне говорила, что вы со странностями, но я не предполагал, что… - начал рисовать что-то невнятное ложкой на скатерти Альберт, так и не закончив фразу. Будто он решил ее дописать.
- Некоторые отношения строятся на скандалах, некоторые разрушаются от идиллии. У вас какой вариант? - выкинуло меня очередной волной на берег ее декольте.
Супруги взглянули друг на друга недоверчиво, как будто им только что по громкой связи озвучили то, о чем они подумали.
- Даже не знаю, но с соседями мы точно не спим, - выронил из рук ложку Альберт.
- Зато слишком много кашляете, - рассмеялся я, а вслед за мной и Белла. Последним был Альберт. До него доходило медленно: он сидел дальше всех.
- То, что хозяин встал, не значит ли, что гостям пора уходить? - поправила блузку Белла.
- Не значит, хотя мне уже скоро на работу. Но у вас же есть ключи? - оторвался я от "окна", которое только что прикрыла Белла. Она поставила на стол пустую чашку, словно точку в моем непристойном предложении.
- Да, мы закроем сами, нам Фортуна все объяснила. - Альберт сооружал себе еще один бутерброд. Чем больше нравится женщина, тем сильнее неприязнь к ее спутнику. Желание отобрать, присвоить, хотя бы на время, велико, и надо уметь его гасить. Я умел.
- Ну, тогда я пойду, привет сокамерникам и всем тем, кто в пробирках, - оставил без внимания, без прощального взгляда замужнюю женщину, чтобы показаться как можно более независимым.
Персиковый джем
Голая жена сидела на кухне с сочным персиком в руке, сок стекал по ее багровым губам, по длинной шее, к высокой груди, пощипывая весной на сосках, а сытость не приходила. На полу валялись большие косточки. Другой рукой Фортуна брала их, шершавые и скользкие, они все время норовили ускользнуть. Она нажимала, те вылетали из пальцев, снарядами пытаясь пробить пуленепробиваемое стекло одиночества.
- Что ты творишь, Фортуна? - опешил я от такой панорамы.
- Плевать. Просто захотелось плевать косточками. Иногда так хочется делать что-нибудь нелогичное, нелепое, чтобы выбраться из дома, из дома быта. Есть шанс, что кто-то вспомнит о твоем существовании.
- Я же тебя люблю, - подошел и обнял ее голову, волосы пахли фруктами. Поцеловал их.
- Мне твоя любовь даром не нужна.
- А за деньги?
- Я подумаю, но прежде ответь мне. Почему ты так часто говоришь "я тебя люблю"?
- Потому что мне больше нечего сказать.
Вот не хочешь, а целуешь, не любишь сейчас, в данную минуту, а признаешься в любви, и никакой совести не просыпается. Просто говоришь то, что человек хочет от тебя услышать, или тебе кажется, что он хочет это услышать. Возможно, и она меня не любит, но тоже целует. Жизнь проходит, пока мы целуем не тех, - в задумчивости откусил я сладкий персик, глубоко войдя в его плоть, откуда на меня, из самого сердца, изогнулся бледно-белый червяк. "Действительно, - подумал я, глядя на него, - может, то, что мы называем любовью, - есть ее отсутствие, ее след".