- Нет, - честно признался Иванченко. - Лично я жертвовать своим благополучием ради кого-то не собираюсь. Но можно и иначе этот вопрос решить. Почти по-честному… Только на этот вариант и сил больше уйдет и времени, и денег. Тебе придется долго обхаживать его, убеждая, что есть возможность разменять квартиру с гигантской выгодой. Мол, и квартиру хорошую получить можно и дачу, и машину, и денег немерено. И делаешь вид, что все уже "на мази": и покупатель есть, и возможности. А роль покупателя сыграть "актеры" найдутся. Показываешь ему любую хату (разумеется, предварительно сняв ее на пару недель), показываешь любую дачу… Вон, хотя бы особняк Березкина… Это обыграть можно, когда шефа в городе не будет. А когда дедушка подпишет официальные документы - переселяешь его в какой-нибудь сарай, и баста! Старичок и жив останется, и крыша над головой будет. Хотя первый вариант предпочтительней. А уломать дедушку не так уж и сложно. Запудришь ему мозги, мол, на природе и живется лучше и работается, свежий воздух, хорошее питание и все такое… Короче, найдешь, что сказать. Главное - хата твоя будет. Захочешь - продашь, не захочешь - себе оставишь. Она тебе в копейки обойдется. Ты только подумай: у тебя сейчас нет ни кола, ни двора, а будет шикарная квартира, да еще за гроши. Что ты так за него переживаешь? Он тебе кто: сват? Брат, что ты своим благополучием ради его благополучия жертвовать будешь?
- Потому что это не мое "благополучие". Это его квартира. Он ее заработал. Мужик такую жизнь прожил… Грех на его старость посягать.
- Ну так скажи, что тебя самого обманули, и носи ему всю жизнь конфеты, - пренебрежительно скривился Иванченко. - Старик будет жив-здоров, крыша над головой будет, что тебе еще надо?
- Давай этот разговор пока отложим, - попросил Врублевский. - Не созрел я еще для него.
- Ну, как знаешь, - обиделся Иванченко. - Я тебе дело предлагаю, а ты в какие-то непонятные принципы вцепился. Это - жизнь, Володя. И жизнь суровая. Либо ты кого-то загрызешь, либо тебя слопают - третьего не дано. Либо ты пацанствуешь, либо жалеешь всех и вся, и тогда тебе на жизнь ничего не остается. Нельзя так! Сегодня этого жалко, завтра другого, а сам без квартиры так и будешь бегать… Ну ладно, ладно, умолкаю. Но ты все же подумай… Встречу с Березкиным я тебе завтра устрою. Завтра к десяти утра подъезжай к его офису, я буду ждать тебя там. А насчет старика ты все же подумай. Хорошенько подумай…
Врублевский отодвинул бумаги в сторону и чиркнул зажигалкой, прикуривая очередную сигарету. Закашлялся и с отвращением затушил ее в заполненной окурками пепельнице.
"Слишком много стал курить, - укорил он себя, - Так недолго и форму потерять. Нервы, нервы.." Неудивительно - такие планы, такие перспективы, такие проекты… Если выгорит хотя бы треть - я богат. По-настоящему богат. А уж потом я найду, куда вложить деньги и чем заняться. В мире столько всего интересного… На первый взгляд, все расчеты верны и вполне осуществимы. Таким вот поэтапным, "ступенчатым" методом можно заполучить этот город на блюдечке с голубой каемочкой уже года через два-три. А там можно будет заявить о своих интересах и в Петербурге… Наполеоновские планы, - усмехнулся он. - Впрочем, как сказал один умный человек: "Если нам дается желание, то даются и средства к его осуществлению". Тот, кто ничего не делает, конечно, не проигрывает, но зато и не выигрывает. Почему я должен довольствоваться малым, если я могу больше, а хочу еще больше? Идеализм - не так уж и плохо. Если он не беспочвенный и не эфемерный. Одно дело - просто бездумно мечтать, другое - прикладывать силы к осуществлению этой мечты, приближать ее… Если завтра не удастся уговорить Березкина менять тактику, можно будет уходить. Это будет означать, что босс не только недальновиден, но и глуп. А всю жизнь заниматься пробиванием голов и сниманием денег с бедолаг-коммерсантов я не хочу. Может быть, для кого-то это и предел мечтаний, но не для меня. Если уж имеешь дело с преступностью, то с преступностью сильной, организованной, всемогущей. Пока что я вижу лишь получивших кое-какие возможности гопников. Пьянка, насилие, обманчивое чувство вседозволенности, порождающее трагифарсный кураж… Нет, это не для меня. Конечно, эти ребята читают умные книги, занимаются спортом по новейшим методикам, пытаются изобразить какую-то систематичность, организацию, но им далеко даже до плохо образованных ребят из "суповой школы", живших и работавших в "Однажды в Америке". Нет крепкой идеологии, а стало быть, нет преданности, принципов, взаимовыручки. Все, что есть - слюнявый свод законов-"понятий", худо-бедно регламентирующий правила жизни кучки пацанов, решивших сделать легкие деньги. Нет, необходимо организовать систему уже сейчас, а не ждать, пока ее заставит организовать необходимость. Это будет чревато потерей денег, позиций, авторитета…"
В прихожей раздался звонок. Послышались пришаркивающие шаги, и в приоткрытую дверь заглянул Ключинский.
- Володя, ты ждешь кого-нибудь?
- Нет… Но, может быть, что-нибудь случилось?.. На работе…
- Сиди, сиди, я сам открою, - остановил его попытку подняться старик. - Работай…
Он скрылся за дверью. До Врублевского донеслись приглушенные голоса, и через минуту встревоженный Ключинский вновь появился на пороге комнаты.
- Володя, это к тебе… Из милиции, - растерянно сообщил он, - Что-нибудь случилось?
Врублевский недоуменно пожал плечами, стараясь сохранять видимость спокойствия:
- Не знаю. Это нужно у них спросить.
- Может быть, я могу чем-то помочь?
- Благодарю, Григорий Владимирович. Думаю, в этом нет необходимости.
- Так его впускать? Я пока еще не разрешил ему войти… Если он будет пытаться выселить тебя, потому что ты живешь без прописки, или что-нибудь в этом роде, то у меня еще есть некоторые связи… среди общественности… В случае чего, мы можем оформить тебе прописку. Хотя бы и у меня…
- Не торопитесь, Григорий Владимирович, - успокоил старика Врублевский. - Как раньше говорили: "Не надо боятся человека с ружьем". Впустите его, пусть пройдет… Он один?
- Один… Капитан - это когда четыре звездочки?
- Да, это капитан. Пусть заходит. Сейчас узнаем, что этому капитану нужно…
Ключинский вновь исчез и вернулся уже в сопровождении молодого человека в милицейской форме. На вид это был сверстник Врублевского. Чуть выше ростом, худощавый и русоволосый. Но слабосильным его нельзя было назвать. Наметанный взгляд Врублевского сразу подметил характерную роговатость кожи на костяшках его пальцев и некую особую манеру движений, присущую людям, не один год отрабатывающим технику единоборств. Однако было заметно и то, что работе неизвестный гость уделял несравненно больше времени, чем спорту. Об этом свидетельствовали и глубокие тени под глазами, и выражение многолетней, едва ли не хронической утомленности на лице, присущей людям, фанатически преданным своей работе, и даже никаким образом не совместимая с формой щетина, появившаяся на его щеках не менее трех дней назад. Правда, надо отметить, что щетина как раз шла капитану, скрашивая некоторую сухощавость лица и придавая вид модной нынче легкой небрежности. Вряд ли это было имиджем, вероятней было предположить, что и заботу о своей внешности капитан так же приносил в жертву работе. Умные, карие глаза смотрели цепко, "профессионально". Именно по такому взгляду подчас можно определить и профессию человека, и склад его характера. Глаза человека, у которого профессионализм стоит чуть выше норм гуманности, обязанностей семейной жизни и личных интересов. Такие глаза бывают у людей, которые редко становятся начальниками и у которых редко бывают семьи, но благодаря которым кто-то получает и большой пост, и благополучную, счастливую семью.
"Хищник, - определил Врублевский. - Опытный, битый и крайне опасный волчара. Хоть и используемый государством вместо сторожевого пса, но все же волчара. Молодой, но тем более опасный, потому что вынослив, настойчив и неутомим. И тем не менее уже опытен… Держу пари, что он никогда не успевает пообедать, спит с пистолетом под подушкой, уважает настоящих противников и очень сожалеет о том, что запретили дуэли, на которых можно было бы перерезать горло всем оказавшимся в его зоне досягаемости негодяям. Знакомый тип людей. "Хорошими" их назвать нельзя даже с очень большой натяжкой, зато очень хочется иметь их в друзьях. Хотя таких "друзей" мне сейчас и не надо".
- Вы участковый? - нарушил затянувшуюся паузу Врублевский.
- Нет, - капитан с некоторой неуверенностью оглянулся на все еще стоящего за его спиной Ключинского. - Я оперативный уполномоченный уголовного розыска. Если вы имеете в виду официальную форму одежды, то это в связи с некоторыми мероприятиями, которые у нас сегодня были… Но я с неофициальным визитом. Я хотел бы поговорить с вами. Это удобно сейчас?
- Раз уж пришли, - развел руками Врублевский.
- И извиняюсь за столь поздний визит, но работа не позволила мне выбрать более подходящее время, - капитан опять покосился на Ключинского, явно не решаясь начинать разговор в присутствии старика. - У меня к вам… м-м… честно говоря, я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, - наконец признался он и повернулся к художнику: - С вашего позволения, конечно.
Ключинский вопросительно посмотрел на Володю, и тот кивнул:
- Раз визит "неофициальный", то почему бы и нет? Извините нас за эти секреты, Григорий Владимирович… хотя я и не знаю, какие у нас с вами могут быть секреты, - добавил он капитану, когда дверь за Ключинским закрылась, - Тем не менее, слушаю вас. Присаживайтесь.