3
ПОСЛЕДНИЙ АКТ
Из-за боли в позвоночнике совокупляться с Пиджин в положении сверху или сбоку Экслеру было трудно, так что он лежал на спине, а она садилась на него верхом, опираясь на кровать коленями и ладонями, чтобы не давить всем своим весом на его таз. Сначала ее умения этим и ограничивались, и ему приходилось ею руководить.
- Я не знаю, что мне делать, - робко шептала Пиджин.
- Ты оседлала коня, - улыбался Экслер, - теперь поезжай.
Когда он вставлял ей в попку большой палец, она глубоко вздыхала от удовольствия и шептала:
- Никто до сих пор туда ничего не засовывал!
- Это вряд ли, - шептал он в ответ.
Когда он вставил туда свой член, она впустила его очень глубоко - терпела, пока могла.
- Больно было? - спросил он.
- Больно, но это же ты.
Она подолгу держала его член в руке и внимательно следила, как убывает эрекция.
- Что ты там рассматриваешь?
- Он наполняет, - отвечала она, - как не могут наполнить ни дилдо, ни палец. Он живой. Это живое существо.
Она быстро научилась ездить верхом и вскоре, покачиваясь, поднимаясь и опускаясь, стала просить:
- Ударь меня!
Когда он влепил ей пощечину, она издевательски спросила:
- Сильнее не можешь?
- У тебя и так щека красная.
- Сильнее!
- Ладно, но зачем?
- Потому что я разрешила тебе. Потому что это больно. Потому что так я кажусь себе маленькой девочкой и одновременно шлюхой. Сильнее! Ну!
У Пиджин был небольшой пластиковый пакет с сексуальными игрушками. Однажды она привезла его с собой на уик-энд и теперь рассыпала эти штуки по постели всякий раз, как они с Экслером собирались заняться любовью. Саймон повидал достаточно фаллоимитаторов, но никогда (разве что на картинке) не видел кожаной сбруи, которой дилдо крепился к телу, позволяя одной женщине проникнуть в другую. Он сам попросил ее привезти эти игрушки и теперь с интересом наблюдал, как она через ноги надевает упряжь на бедра и стягивает на талии. Она выглядела как бандит, собирающийся на дело, развязный и самодовольный. Потом она вставила в специальное отверстие в упряжи зеленый резиновый член - он оказался как раз на уровне ее клитора. Она стояла у постели, и больше на ней ничего не было.
- А теперь покажи мне свой, - сказала она.
Он снял трусы и бросил их на постель, а она ухватила рукой зеленый член и, смазав его детским маслом, притворилась, что мастурбирует, как мужчина.
- Очень натурально! - заметил он.
- Хочешь, отымею тебя им?
- Нет уж, спасибо.
- Я не сделаю тебе больно, - игриво и вкрадчиво уговаривала она. - Обещаю быть очень нежной. Это не так страшно, как кажется. О, позволь мне! Тебе понравится, обещаю. Это будет у нас новый рубеж.
- Это тебе понравится. Нет уж, лучше бы ты у меня отсосала, - сказал он.
- И чтобы на мне был этот член?
- Да.
- С моим большим толстым зеленым членом?
- Да, именно этого мне хочется.
- С моим большим зеленым членом и чтобы ты трогал мои сиськи?
- Да, правильно.
- А когда я отсосу у тебя, ты отсосешь у меня? Ты будешь сосать мой большой зеленый член?
- Буду, - пообещал он.
- Значит, это ты можешь. Ты ставишь такие странные ограничения. В любом случае, да будет тебе известно, ты очень испорченный мужчина, если тебя может завести лесбиянка.
- Пусть я буду испорченный, но ты теперь вряд ли можешь считаться лесбиянкой.
- Уже нет?
- Только не с этой стрижкой за двести долларов. Не в такой одежде. И не когда твоя мать подражает тебе в выборе обуви.
Ее рука продолжала медленно сжимать и разжимать дилдо.
- Ты действительно думаешь, что за какие-то десять месяцев совсем затрахал во мне лесбиянку?
- А ты хочешь сказать, что все еще спишь с женщинами? - спросил он.
Она молчала, теребя свой искусственный член.
- Спала? - повторил он.
Она загнула два пальца на свободной руке.
- Что это значит?
- Два раза.
- С Луизой?
- Да нет, ты что, с ума сошел?
- Тогда с кем?
Она покраснела.
- Девушки играли в софтбол на поле, мимо которого я ехала в колледж. Я просто остановила машину, вышла и постояла около скамейки. - Она помолчала немного и продолжила: - Когда игра закончилась, ко мне подошла девушка, с хвостом такая, питчер, и мы поехали ко мне домой.
- А второй раз?
- Еще одна подающая, блондинка, тоже с хвостом.
- Остальные члены команды, видимо, ждут своей очереди, - заметил он.
- Я не собиралась этого делать, - сказала она, все еще продолжая поглаживать зеленый член.
- Пиджин Майк, - выговорил Саймон с ирландским акцентом, который ему не случалось имитировать с тех пор, как он сыграл в "Удалом молодце", - возможно, тебе стоит предупредить меня, если ты собираешься и дальше этим заниматься. Я бы не хотел, чтобы ты этим занималась, - сказал он, зная, что бессилен удержать ее, сделать так, чтобы она принадлежала ему одному, и ощущая, какого большого труда ему стоит притворяться забавным и скрывать свои чувства за ирландским акцентом.
- Говорю же, я вовсе не собиралась этого делать, - ответила Пиджин.
И то ли желание пересилило, то ли ей просто хотелось заставить его замолчать, но она взяла в рот его член и скользнула губами вниз, а взгляд его так и остался гипнотически прикован к ее глазам. И ощущение полной беспомощности, того, что чувство реальности его оставило, что эта связь - бесполезная глупость, что прошлое Пиджин неодолимо, а сама она недосягаема, что он только навлекает новое несчастье на свою голову, понемногу отступило. Странность всего происходящего отвратила бы многих. Но именно странность так сильно возбуждала его. Однако страх остался, ужас возвращения к незаконченности, к невозможности завершения. Ужас от перспективы вслед за Луизой стать "бывшим" - упрекающим, свихнувшимся и мстительным.
Отец Пиджин приехал в Нью-Йорк через неделю после визита матери, и его приезд не улучшил положения. Живописуя дочери опасности ее связи, переходя от гибельного возраста героя-любовника к его весьма шаткому душевному равновесию, Эйса восполнил то, что упустила Кэрол. Экслер, однако, придерживался прежней стратегии: стоически переносить все, что можешь о себе услышать; не принимать вызов родителей Пиджин, пока она сама держит удар и не сдается.
- Мама правду сказала: у тебя чудесная стрижка, - похвалил отец. - И насчет одежды она тоже была права.
- Да? Ты считаешь, я хорошо выгляжу?
- Ты выглядишь потрясающе.
- Лучше, чем раньше?
- По-другому. Совсем по-другому.
- Больше похоже на то, какой ты хотел бы видеть свою дочь?
- В тебе, безусловно, появилось нечто, чего раньше не было. А теперь расскажи мне о Саймоне.
- После неудачи в Кеннеди-центре, - сказала она, - у него был нервный срыв, и он попал в психиатрическую больницу. Ты об этом хотел поговорить, папа?
- Да, именно об этом, - подтвердил он.
- У нас у всех есть проблемы, папа.
- Проблемы есть у всех, но не все попадают в психиатрические больницы.
- Ну что ж, раз такое дело, - сказала она, - не хочешь ли поговорить и о разнице в возрасте?
- Я хотел бы поговорить кое о чем другом, Пиджин. Может, все дело в том, что он звезда? Ты же знаешь, есть люди, создающие вокруг себя мощное силовое поле. В его случае это происходит потому, что он знаменитость. На тебя это так подействовало?
Она рассмеялась:
- Вначале, возможно, именно это. Но сейчас, уверяю тебя, для меня он - это просто он.
- А могу я спросить, сильно ли вы привязаны друг к другу? - спросил отец.
- Мы об этом не говорили.
- Тогда, возможно, тебе стоит поговорить об этом со мной, Пиджин? Ты собираешься за него замуж?
- Не думаю, что в его планы входит женитьба.
- А в твои планы входит замужество?
- Зачем ты говоришь со мной так, будто мне двенадцать лет? - спросила она.
- Потому что в части отношений с мужчинами тебе скорее двенадцать, чем сорок. Послушай, Саймон Экслер - очень интересный актер и, возможно, очень привлекательный мужчина. Но у него за плечами один груз лет, а у тебя - совсем иной. Он прожил одну жизнь, с триумфальными взлетами и катастрофическими падениями, а ты - другую. И поскольку эти его падения сильно меня заботят, я не стану говорить о них с твоей небрежной легкостью. Я также не скажу, что не намерен на тебя давить. Именно это я и намерен делать.
Так он и поступил. В отличие от матери, которая в конце концов отправилась с дочерью по магазинам, отец взял за правило звонить ей каждый вечер во время ужина и продолжать разговор, начатый за ланчем в Нью-Йорке, в том же ключе. И редко эта беседа отца с дочерью длилась меньше часа.
В тот вечер, когда она виделась с отцом в Нью-Йорке, Экслер сказал ей уже в постели: