Все заулыбались, а Судейкин позволил себе громко -засмеяться. Хитрец этот Яша, ему все равно, где ехать, – Яша свое дело знает. Где бы он ни работал, в проигрыше не останется, свое возьмет. А жест, что ни говори, – красивый и, главное, – козырной, всегда пригодится, если коснется чего серьезного…
– Значит, тетя Валя туда едет шестым, обратно – девятым, – продолжал планерку Кацетадзе.
– А я обратно каким? – спросил младший из Мансуровых – Гайфулла.
– Считать не можешь?! – вскричал Аполлон. – Туда третий, обратно двенадцатый, – Аполлон покачал головой с прямым намеком на некоторую заторможенность мышления единоутробных братьев.
Но Аполлон был не прав. Мансуровы слыли тугодумами, но лишь в служебных вопросах, боялись, как бы их не обмануло начальство. Однако коснись личной заинтересованности – и бывшие носильщики оборачивались на зависть смекалистыми молодцами. Не каждому удается провезти в купейном вагоне до дюжины безбилетников одновременно. Смекалистые-смекалистые, но Яшин рекорд им не перешибить. Кто как не Яша провез из Мурманска на тридцать шесть купейных мест двадцать четыре безбилетника?! И как он крутился, когда в поезд сели ревизоры, как гонял своих "зайцев". И в туалете запер, и топочное отделение набил, и на антресоли складывал, прикрыв одеялами. Весь выложился, но товарищам свиньи не подложил, в соседний вагон своих безбилетников не спровадил. Утер Яша нос ревизорам!
Планерка была недолгой, надо было считаться со временем. До отхода поезда оставалось часа четыре, а дел еще выше головы: и пополнить запас сахара, чая, купить еды в дорогу, а главное, принять вагон с оборота…
Елизар шел следом за Магдой. Он видел ее прямую спину, тонкую девичью талию, крепкие, тронутые первым загаром ноги. Одна рука Магды была занята жесткой плетеной корзиной, другая придерживала ремни сумки, перекинутой через плечо. Елизар нес свой дряхлый портфель и желтый чемодан Магды. Помирились они без лишних слов – Магда после планерки кивнула Елизару на свой чемодан, он молча поднял его и двинулся за ней следом, направляясь к чаеразвесочной…
Елизару не хотелось ни о чем расспрашивать Магду. Он сейчас довольствовался тем, что Магда рядом, стоит только протянуть руку или окликнуть.
Возможно и другое – в эти предрейсовые часы острее чувствуешь под ногами асфальт родного города. Обычный пассажир, покидающий привычную обстановку, с тем чтобы провести какое-то время в скрипящем, грохочущем домике на железных колесах, не принимает всерьез предстоящей перемены – так, временное неудобство. Совсем иное чувство у проводника – жизнь его долгие годы представляется бесконечным пунктиром, где нормальное земное существование заменяется тесным походным пристанищем, набитым случайными людьми. Елизар с этим свыкся, но примириться не мог. Поэтому каждая минута, проведенная им вне вагона, была наполнена особым смыслом…
В чаеразвесочной оказалось на редкость безлюдно, и кладовщица встретила их миролюбиво. Не то что в другие дни, когда нетерпеливый путейский люд несет по кочкам кладовщицу и всю систему комплектования. Тут не до улыбок…
– Номер вагона? – Кладовщица занесла карандаш и, встретив насмешливый взгляд Магды, решила: – Ладно, проставлю тебе год своего рождения. Тоже четыре цифры.
Магда кивнула. Не станет же она, спотыкаясь о рельсы, искать свой вагон, чтобы, записав заводской номер, вновь возвращаться сюда за сахаром и чаем…
Так и начинается рейс с никому не нужного вранья.
– Сколько сахара? Семь блоков хватит? Хватит, – решила кладовщица. – А чая? Три пачки… Вафли будешь, нет? Ну и не надо. Кофе есть. Импортное. Возьми для себя…
Елизар в этом деле полностью полагался на Магду и стоял, разглядывая полки. Подстаканники, ложки, тарелки, миски, блюдца, шахматы, домино… Даже салфетки сегодня есть. Вот житуха пошла! Сколько ерунды! Елизару хватало забот с подстаканниками, будет он еще брать на себя всю прочую дребедень, век не рассчитаешься. Пусть этот ресторанный шик "фирма" катает, на то у них и шкафчиков разных в рабочих купе натыкано. А в его вагоне образца пятидесятых годов пассажир и на газете поест, как кошка. Газетой же и утрется, салфетки целей будут. А пачку он домой отнесет, будет с чем в гости пойти, салфетки нынче в большом дефиците.
И туалетного мыла Магда взяла, как же, упустит она неподотчетное… Расписалась в накладной и за Елизара поставила закорюку. Теперь Елизар тащил и плетеную корзину, доверху заваленную пакетами. Магда несла его портфель.
Миновав двор участка, они подошли к продуктовому ларю. Купили колбасы, хлеба, масла, яиц. Магда хотела и куренка взять, но передумала: синий какой-то -перещипали беднягу. Она вернула тушку на прилавок и передала Елизару несколько хрустящих пакетов с бульоном и харчо. Елизар распихал их по карманам, в корзину они уже не вмещались…
Нагруженные, они двинулись в ранжирный парк.
Втиснутый в самое чрево большого города, парк в этот прохладный день казался хмурым, собрав на пропитанной мазутом земле многочисленные морщины-рельсы. Елизару всегда парк виделся живым существом. Не было и мгновения, когда он замирал, как замирают ночами улицы. Круглые сутки исполосованное стальными плетьми его тело напрягалось под тяжестью составов, маневровых электровозов, дрезин. И даже в те редкие паузы, когда ничего не двигалось, он, казалось, еще тяжелее дышал под замершими в ожидании движения вагонами на путях отстоя.
К двум таким вагонам сейчас и приблизились Магда и Елизар. Без маршрутных досок – фризок вагоны внешне походили на множество других своих собратьев, что высились на путях. С этими фризками постоянные неприятности: срывают их при мойке мохнатые барабаны, ищи потом. Только что за пятерку вернут ее мойщицы, а фризка числится на балансе, за нее отвечать придется. Вот и снимают ее проводники перед мойкой, если не забудут. Кому охота пятерик отстегивать; и без того в парке обирал больше, чем шпал…
Магда поднялась на носки и постучала кулаком в глухую дверь. Подождала недолго, подобрала лежащий у ног кусок щебенки и шандарахнула о боковину. Дверь соседнего вагона приоткрылась, и в проеме показалась взъерошенная башка молодого человека.
– Лезьте ко мне, – предложил молодой человек после короткого приветствия. – Сосед побежал с маршрутным листом, я приглядываю.
Магда проворно взобралась на площадку, протянула руку, приняла у Елизара поклажу. Следом взобрался и Елизар. Толкнул дверь, глянул в коридор: вагон плацкартный, его. Магда подобрала сумку и тамбуром ушла к себе, в купейный…
– Ты, что ли, меня подменяешь? – спросил Елизара молодой человек.
Елизар молча шагнул в служебное купе и поставил на пол вещи. И так ясно, что он подменяет, тратить слова впустую ни к чему. Вдобавок Елизар давал понять молодому человеку, что он нравом строгий и вагон принимать будет всерьез… Служебное купе было завалено одеялами, ящик с помидорами стоял на столе, придавив собой разбросанные монетки; всюду грязь, пыль.
Елизар решил было перенести свой портфель в коридор. Но там какая-то тетка в военных галифе подметала пол. Отодвинув дверь, Елизар сунулся было в подсобку, но и она занята: кто-то в рабочем комбинезоне, отгородясь спиной от двери, мыл в раковине стаканы…
– Рано заявился, – буркнул взъерошенный молодой человек. – Только вагон обрабатываю. На семь часов опоздали, вот и попал в штопор: пришлось кликнуть специалистов из "Северных зорь". – И он общим кивком повязал тетку в галифе и того, из подсобки.
– Недорого стою, – игриво произнесла востроухая тетка. – Не обеднеешь.
– Все равно платить, – рассудительно ответил молодой человек.
– Мало привез? – словоохотливо подстегивала тетка. – А то дай помидорку – и квиты.
– Вадиму витамины самому нужны, поистощал в пути Вадим, – сам о себе позаботился молодой человек.
Елизар продолжал хмуриться. Он понимал: причины у этого Вадима серьезные. Любое опоздание уменьшает время обработки вагона перед обратным рейсом. А выбитую из графика бригаду уборщиц уже никакими посулами не вернуть в опоздавший состав, к ним уже другие составы подвалили. Вот и трудятся "специалисты", названные в шутку "Северные зори" – алкаши, бомжи и прочая околовокзальная знать. С кем деньгами проводники расплачиваются, кого порожними бутылками приваживают, в зависимости от уговора. Крутой заработок имеет ранний алкаш, благо поезда его не подводят, частенько запаздывают, знай поворачивайся. Иной раз и выпить некогда, не то что сбегать поставить свечку тем благодетелям, что поезда из графика вышибают…
Тетка в галифе опустила в бездонный карман случайную бутылку и оглянулась.
– Видел, видел! – оповестил Вадим. – В счет впишу. Небось специально натянула штаны с ушами!
– Ох и зыркает, – добродушно ответила тетка. – Буржуй недобитый. Ладно, приканай к аванцу.
– У меня аванс и получка вместе. В ногу со временем иду, – ответил Вадим. – Вытряхнуть бы твое галифе, представляю, сколько добра там спрятано, – Вадим заговорщицки подмигнул Елизару, призывая его повеселиться, чего хмуриться-то?
– Ты вот что, любезный, – Елизар несет службу и от своего не отступит. – Сдавай по ведомости. Нечего время тратить. На посадку потянут по расписанию, никто с твоим опозданием не посчитается, – и, не дожидаясь ответа, принялся пересчитывать одеяла. Потом спохватился и потребовал ведомость.
Вадим пригладил ладонями неубранную рубаху, полез в тумбу и достал книгу съемного имущества. Быстрым взглядом Елизар тотчас усек, что на книге стоит номер другого вагона. Вадим присвистнул в изумлении: вот те раз, катался неделю и не обратил внимания.
– Принимать не стану! – объявил Елизар. – Беги к начальству, пусть решают.
– Лады! – обрадовался совету патлатый Вадим. – Мигом! А ты присмотри тут. Упрут чего – и не заметишь.