- Песню поет. И думает.
- Помню таких,- еще раз сказал кузнец.- А ты-то откуда их знаешь?
- Рассказывали.
Кузнец вернул Кольке смолокура.
- Похожий.
- Это - что!- воскликнул Колька, заворачивая смолокура в тряпку.- У меня разве такие есть!
- Все смолокуры?
- Почему... Есть солдат, артистка одна есть, тройка... еще солдат, раненный. А сейчас я Стеньку Разина вырезаю.
- А у кого ты учился?
- А сам... ни у кого.
- А откуда ты про людей знаешь? Про артистку, например.
- Я все про людей знаю.- Колька гордо посмотрел сверху на старика.- Они все ужасно простые.
- Вон как!- воскликнул кузнец и засмеялся.- Ну и ну!..
- Скоро Стеньку сделаю... Поглядишь.
- Смеются над тобой люди?
- Это ничего.- Колька высморкался в платок.- На самом деле они меня любят. И я их тоже люблю.
Кузнец опять рассмеялся.
- Ну и дурень ты, Колька! Сам про себя говорит, что его любят! Кто же так делает?
- А что?
- Совестно небось так говорить.
- Почему "совестно"? Я же их тоже люблю. Я даже их больше люблю.
- А какую он песню поет?- без всякого перехода спросил кузнец.
- Смолокур-то? Про долю свою.
- А артистку ты где видел?
- В кинофильме.- Колька прихватил щипцами уголек из горна, прикурил.- Я женщин люблю. Красивых, конечно.
- А они тебя?
Колька слегка покраснел.
- Тут я затрудняюсь тебе сказать. Нинка у меня - не того, не очень.
- Хэх!..- Кузнец стал к наковальне.- Чудной ты парень, Колька. Но разговаривать с тобой интересно. Ты скажи мне: какая тебе польза, что ты смолокура этого вырезал? Это ж все-таки - кукла.
Колька ничего не сказал на это. Взял молот и тоже стал к наковальне.
- Не можешь ответить?
- Не хочу. Я нервничаю, когда так говорят,- ответил Колька.
Как-то Матвей зашел в кузницу. Присел на высокий порожек.
- Куете?
- Куем!
Колька в такт своему молоту пропел:
- "Эх, пусть говорят, что я ведра починяю,
Эх, пусть говорят, что дорого беру!
Две копейки - донышко,
Три копейки - бок:
Вот и вся работушка -
Стоит пятачок".
Матвей усмехнулся.
- Жениться-то скоро будешь, Колька?
- Жениться - не напасть, дядя Матвей. Слышал?
- Слышал. Дурная поговорка.
- Скоро женюсь.
- Матери-то уж тяжело одной. На Нинке хочешь?
- На ней.
- Больше-то никто небось не пойдет,- вставил старик.- Шибко уж непутевый ты, паря. Избенку бы перекрыть надо, а он заместо этого - игрушки разные режет.
Колька молчал, бухал молотом.
- Женисся - помогу с избой-то,- пообещал председатель.- Только, на самом деле, бросай ты эти разные свои фокусы... куклы свои.
Колька молчал.
- Глянется работа-то?- еще спросил Матвей.
- Ничего. Хорошенько научусь - уйду.
- Пошто?
- Не могу всю жизнь на одном месте...
- Ты гляди, какие они теперь!- изумился Матвей.
- У их это легко... Как птахи небесные: жрут да котышки на землю роняют. Сделать бы чего-нибудь надо - на помин людям.
- Я и делаю. Только вам не понять. Вы всю жизнь в землю смотрите... И видите только, как птахи котышки роняют. А как летают они, вы ни разу не видали.
- Где нам!- спорил с Колькой старик.- Это один Захарыч твой понимает. И тебя научил. Погоди, он тебя и пить научит...
- Он - от одиночества.
- Мало одиноких-то?.. Да все бы и пили? А ишо учитель был, антилигентный человек,- не стыдно?
- Он сам страдает...
- Погоди, Колька,- пытался выяснить Матвей,- вот вы все: "не хочу", "не нравится"... А если - надо! Ведь не все же так жить, чтоб только в корысть себе да в усладу. А вот - надо? Вот я, к примеру, всю жизнь так и живу: надо - делаю. Сказали, надо идти в колхоз - пошел, пришла пора жениться - женился, ни годом раньше, ни годом после: как все, так и я. Да как отец сказал. В войну - воевал, тоже надо. Да ишо на двух воевал. Ранили, пришел домой раньше других мужиков, сказали: "Становись, Матвей, председателем колхоза. Больше некому". Пошел. Надо. А какой, к шутам, из меня был председатель! Это уж счас втянулся - тридцать лет скоро будет, везу этот воз... А тогда, бывало, мне - про "агрокультуру", мол, человека высылаем с высшим образованием, а я думаю: прокурор едет. Во как!
- Чем же тут хвастаться?
- Да разви ж я хвастаюсь!- искренне изумился Матвей.- Просто рассказываю, как жил. Мне счас не совестно пред людьми.
- Кинофильмов много за свою жизнь видел? Книжек - хоть штуки три прочитал?- злорадно полюбопытствовал Колька.
- Мне не до кинофильмов было.
- Вот так.
- Што - "так"?- обозлился старик кузнец.- А по-твоему: каждый день в клуб заполыскивать? Кикиморы болотные... Скоро вся Расея без штанов останется - с такими рассуждениями-то.
- Не останется. Будем в бостоновых костюмчиках ходить. Вот так. Даже - на работу. А в клубе я выставку сделаю, люди приедут смотреть и будут рыдать и плакать. Но вас я на выставку не приглашу.
- Счас, разбежался я на твою выставку - спина вспотела,- сказал ' старик.- Молоти знай - пока, до выставки-то.
Колька взялся за кувалду.
Матвей курил. Ждал гармонь.
- Чего эт звонаря-то нашего нет?- спросил жену.
- То он мешает ему, то сидит ждет... Небось куклы дома режет. Или Нинка уехала куда... Бегаю я за ним?
Матвей лег. Полежал.
Не спалось.
- А ни хрена я им не верю!- воскликнул он.- Песни - про любовь, кинофильмы - про любовь!.. Страдают!..
- Чего ты опять?
- Притворяются. Не притворяются, привычка такая пошла у людей: надо трезвонить про любовь - ну, давай про любовь. Дело-то все в том, что жениться надо! Что он, Колька, любит, что ли? Глянется ему, конечно, Нинка - здоровая... А время подперло жениться, ну и ходит, дурак, по ночам, тальянит. А чего не походить? Молодой, силенка играет... И всегда так было! Так они навыдумывают себе: мы теперь не так! Мы теперь по-другому!.. Тьфу! Как?!
- Да чего они тебя тревожут-то? Чего ты взъелся-то на них?
Матвей долго молчал.
- А может, мы, правда, по-другому прожили? Не так как-нибудь? Может, чего-нибудь пропустили?..
- Как не так? Чучело.
- Спи, ну тя!..
Жена легко и согласно заснула.
Матвей тоже задремал.
...И увиделось ему, как они - молодые, нарядные - идут в хороводе на зеленом лугу... И сидят в кругу три балалаечника и подыгрывают спокойной старой русской песне, которую поет, кружась, хоровод. И спокойно, и красиво, и солнышко светит...
Но вдруг каким-то образом в хоровод ворвался Колька со своей гармозой трехрядной... Рванул ее, сломал хоровод, и девки и парни пошли давать трепака - по-теперешнему, с озорными частушками. И, что самое удивительное, сам Матвей и его жена теперь, Алена, тоже молодые,- тоже так лихо отплясывают, что Матвей от удивления даже проснулся.
Звенела в переулке Колькина гармонь...
Матвей сел, закурил. Долго сидел, слушал гармонь.
Толкнул жену.
- Слышь-ка!.. Проснись, я у тебя спросить хочу...
- Чего ты?- удивилась Алена.
- У тебя когда-нибудь любовь была? Ко мне или к кому-нибудь... Неважно.
Алена долго лежала, изумленная.
- Ты никак выпил? Ты не вставал?
- Да нет!.. Ты любила меня или так... по привычке вышла? Я сурьезно спрашиваю.
Алена поняла, что муж не "хлебнувши", но опять долго молчала - она тоже не знала, забыла.
- Чего эт тебе такие мысли в голову полезли?
- Да охота одну штуку понять, язви ее. Что-то на душе у меня... опять как-то... заворошилось.
- Любила, конечно!- убежденно сказала Алена.- Не любила, так не пошла бы. За мной Минька-то Королев вон как ударял. Не пошла же. А чего ты про любовь спомнил середь ночи? Заговариваться, что ли, начал?
- Пошла ты!- обиделся Матвей.- Спи.
- Коровенку выгони завтра в стадо, я совсем забыла сказать. Мы уговорились с бабами до свету за ягодами идти.
- Куда?- насторожился Матвей.
- Да не на покосы на твои, не пужайся.
- Поймаю, будете травы топтать - штраф по десять рублей.
- Мы знаем одно местечко, где не косят, а ягоды красным-красно. Выгони коровенку-то.
- Ладно.
- Не забудь!
- Сама ты корова,- беззлобно, добродушно даже сказал Матвей.
- А ты кто? Бык при мне?..
- Я-то?.. Я мерин был хороший. Всю жизнь. А теперь вот - дурею. К старости все дуреют. У тебя квас где?
- В сенцах. Накрой кувшин-то опять, а крышечку камешком придави.
Матвей вышел в сени, шумно напился... открыл дверь, вышел на крыльцо.
С неба лился на теплую грудь земли белый мертвый свет луны. Тихо и торжественно было вокруг.
- Ах, ночка!..- тихо сказал Матвей.- В такую-то ночку грех не любить. Давай, Колька, наверстывай за всех... Горлань во всю мочь, черт заполошный. Придет время - замолчишь... Станешь вежливый.
...С работы Колька шагал всегда быстро... Размахивал руками - длинный, нескладный, с длинными, до колен, руками. Он совсем не уставал в кузнице. Шагал, а в ногу, на манер марша, подпевал:
"Эх, пусть говорят, что я ведра починяю,
Эх, пусть говорят, что я дорого беру!
Две копейки - донышко,
Три копейки - бок..."
- Здравствуй, Коля!- приветствовали его.
- Здоров,- кратко отвечал Колька и шел дальше.