- Чего не спишь? - поинтересовался он, противно ухмыляясь.
- Не сплю, - тупо ответила Клаша. - Посуду перемываю.
Роман Гаврилович молчал. Ждал, что она будет врать дальше.
- Давеча вымыть не могла. Обожгла пальцы, - сказала Клаша.
- Обожгла пальцы, - повторил Роман Гаврилович. - Так. А за каким лешим меня по комнате катала?
- Когда?
- А нынче. На кровати.
- На какой кровати? - ненатурально удивилась Клаша.
- На железной. С шарами.
- Да что ты, Рома, - Клаша постепенно брала себя в руки. - Я ее маленечко подвигала, чувяки искала.
- Чувяки искала. Так. А за каким лешим дым напустила?
- Какой дым?
- Тебе видней, какой. Митька не прочихается.
- Простыл, наверное… Сколько раз говорила…
- Давай не крути. Зачем дым напустила?
- Ничего я не напускала, Рома. Какой дым? Может, тебе во сне привиделось…
- Во сне привиделось. Так. Пройдем.
Он крепко схватил ее за руку выше кисти и повел. В комнате воняло паленым. У потолка стояли сизые слои дыма.
- Ну как? - спросил Роман Гаврилович. - Во сне или не во сне? Ты понимаешь, что ты наделала? Ты отравляющее вещество напустила. Если бы не моя бдительность, ты бы нас с Митькой обоих угробила…
Клаша бросилась было открывать форточку, но Роман Гаврилович не позволил:
- Обожди. Пускай все останется как есть. Дым - тоже вещественное доказательство. Меня, значит, уморить, а потом свадьбу играть? Говори, кто подначил?
Клаша молчала.
- Полюбовника завела? Так? Кто? Не назовешь фамилию, инициалы, вызову милицию.
Клаша молчала.
- Хорошо. Значит, не желаете. Так и запишем.
- Мама, - высунулась из-за комода голова Мити. - Скажи ты ему, что он хочет. Не надо милицию.
- Лежи, сынок. Папа шутит. Спи. - Она послушала, как он укладывается. - Что ты с нами делаешь, Рома? Когда опомнишься? И меня извел, и мальчишку. У него диктовка. Ему выспаться надо…
- Ты мне зубы не заговаривай, - оборвал ее Роман Гаврилович. - Я этого дела так не оставлю. Говори, кто подначил?
- Ну что с тобой поделаешь… - вздохнула Клаша. - Мечтала чертище из дома выгнать, а он вот он. Пропала трешка.
- Какая трешка?
- Открой форточку. Все скажу. Что теперь делать.
- Ну? - Роман Гаврилович распахнул форточку. - Давай мне фамилию вредителя, который подначил напустить ядовитый дым в квартиру секретаря партячейки. Фамилия? Инициалы?
- Платонов, - улыбнулась Клаша. - Роман Гаврилович.
- Что Роман Гаврилович?
- Ты, Роман Гаврилович, сбил меня с разума… Нет, я серьезно.
И она выложила мужу все: и о его глупой ревности, и о том, как сама поглупела из-за него, как бегала к ворожее и как вызубрила заговор, написанный на бумажке.
- Покажи бумажку! - приказал Роман Гаврилович.
- Я ее сожгла.
- Ты ее сожгла. Так. Как фамилия бабки?
- Фамилии не знаю. Звать Маслючиха. А проживает она в Форштадте против шорной мастерской.
Рано утром Роман Гаврилович отправился в Форштадт, разыскал Маслючиху. На его осторожные вопросы она ответила, что ворожбой давно не занимается, а гадает по картам, что ни у какой Клаши сроду не была и с кем эта Клаша гуляет, не ведает.
- Ладно, - сказал ей на прощание Роман Гаврилович. - Хмыря, который ей голову морочит, я сам выслежу. А как выслежу, берегись. И ему и тебе ноги повыдергиваю из того места, где спина кончает свое приличное название.
Правильно говорится: кто ищет, тот найдет. Не прошло двух пятидневок, а Роман Гаврилович напал на след Клашиного ухажера.
Случилось это так. У аккуратистки Клаши вошло в привычку перед выходным забирать домой всю свою спецодежду - халатики, фартуки, кокошники, чтобы на досуге простирнуть и отремонтировать. В один из таких дней Роман Гаврилович случайно нашел в кармане Клашиного фартука клетчатый листок блокнота. На нем было написано: "Пон. 19.15. У клумбы. Целую. С."
Роману Гавриловичу давно было известно, что подобные записки в столовой № 16 суют официанткам подвыпившие покровители. Записка расшифровывалась просто: в понедельник, в семь часов пятнадцать минут вечера Клаше назначалась встреча с поцелуем в Собачьем садике напротив театра, где и находилась вышеозначенная клумба. Роман Гаврилович взял себя в руки до странности быстро и начал рассуждать. Первое: кто написал записку? Какой-то "С." - Семен, Самсон, Саваоф или другой сукин сын на букву С - не имеет значения. Скорей всего, военный или железнодорожник, поскольку уточняет не только час, но и минуты. Какой-нибудь спец - красивый, развитой. Блокноты при себе носит. Ходец по бабам. Знает, что свиданки назначаются в Собачьем садике у клумбы. Там висят часы. Придурок. Найти другое место ума не хватило. А может, охота ему встречаться на глазах у публики, там, где расхаживают кавалеры с тросточками. Любуйтесь, мол, какой я еще молодец. Старый хрыч, наверное. Почерк параличный. И с финансами не густо, поскольку посещает не коммерческий ресторан, а столовую № 16. Может, он и на встрече Нового года был. Кто его знает. И свиданку не выпрашивает, а назначает. Дело поставлено. Ладно. Придурок он или командир с ромбом, выясним на месте. Теперь второе: как вести себя до понедельника? Главное - не выказать подозрения. Он сложил записку по изгибам, как она была, и положил обратно в фартук.
И, когда пришла Клаша, односложно объявил:
- В понедельник не стряпай. Вернусь поздно. Актив.
- И я поздно, - весело откликнулась Клаша. - Моя смена.
К телеграфному стилю общения супруги Платоновы стали привыкать по почину Романа Гавриловича. Но сейчас, когда его пальцы помнили глянец блокнотного листка, маскировка жены выглядела особенно бесстыдно.
В понедельник в половине седьмого Роман Гаврилович сидел в Собачьем садике, надвинув почти до глаз кепку, и сквозь зубы напевал "Ди дри ля-ля, ди дри ля-ля, ди дри ля-ля, ля-ля". Расположился он вдали от клумбы, но так, чтобы был на виду входной турникет. Наступил безоблачный южный вечер. Множество людей, и молодых и старых, прохаживались вокруг клумбы, сцеплялись парами и уходили, кто к театру, кто направо, а кто налево.
Ненависть, которую Роман Гаврилович копил двое суток, испарилась, душу давила безнадежная усталость. Если бы его спросили, что он намерен делать, он честно ответил бы - не знаю.
Впрочем, тосковать Роману Гавриловичу удалось недолго. В семь часов десять минут, выделяясь из публики, жаждущей свидания, худобой и ростом, появился бывший адъютант Стефан Иванович, тщательно выбритый и напудренный. И брюки гольф, заправленные в добротные серые чулки, и клетчатая шляпа с перышком, и лохматый пиджак, украшенный всесоюзными значками МОПРа, Авиахима, Друга детей и Друга радио, все это прямо-таки кричало, что человек явился на рандеву.
Он встал у клумбы и надел пенсне.
- Ночи не сплю, голову ломаю, - пробормотал Роман Гаврилович, - а это вон кто! На белогвардейца променяла. А?
Роману Гавриловичу казалось, что он сидит и размышляет, но он уже не сидел, а шел и разговаривал сам с собой, а ноги помимо воли несли его к адъютанту.
Стефан Иванович отвернулся. Сделав вид, что не узнал. Ах ты, сивый мерин! Сейчас ты меня узнаешь!
- Целуемся? - спросил Роман Гаврилович, подходя со спины.
Адъютант дернулся и оглянулся.
- Не слыхать? Целуешь, спрашиваю. На клумбе?
- У вас лихорадка? - поинтересовался Стефан Иванович.
- У верблюда лихорадка. Записку писал?
- Нет… А как она к вам попала?
- Значит, писал.
- Кому? - адъютант дернулся.
- Тому, кому писал, сейчас увидим… А, черт!
До Романа Гавриловича вдруг дошло, что он ставит под удар всю операцию. Разве можно подходить, пока любодей не встретился с Клашей! Клаша - баба не простая. Ее надо ловить с поличным.
- Ступайте к клумбе и дожидайтесь, - сказал он. - Я подойду после…
И Роман Гаврилович свернул на боковую дорожку.
- Минутку, уважаемый товарищ… Одну минутку!
Теперь Стефан Иванович бежал за Романом Гавриловичем.
- Ступайте к клумбе, понятно? - озлился Роман Гаврилович.
- Да, я пойду, - торопился Стефан Иванович. - Но прежде необходимо объясниться! Только не пугайте меня, мой друг, - Стефан Иванович взял Романа Гавриловича под руку. - Волнение вызовет у меня приступ эпилепсии и не более того. Сейчас я вам все объясню… С той новогодней ночи, когда я проводил ее домой…
- Так ты ее и домой провожал?!
- Да, друг мой. Не стану скрывать. Да. Я проводил ее до дому и готов кричать городу и миру, что та незабвенная ночь была ночью чудного слияния двух, созданных друг для друга одиноких душ. Я ее обожаю, друг мой.
Роман Гаврилович сжал было кулак, но образумился. Торопиться некуда. Надо добыть возможно больше конкретных сведений.
- Я с детства ощущал себя пришедшим в мир для больших дел, - продолжал, ломая пальцы, Стефан Иванович. - Сочинял баллады и сонеты, учительствовал, бросался туда, сюда. Она помогла найти мне себя. Без нее я был робок - с ней не страшусь ничего. Без нее я был слеп - с ней я прозрел. Я увидел то, что смутно предчувствовал. Мы живем в переломное время. Грядет новая, великая революция!
- А нашей революции тебе, выходит, мало?
- А вам достаточно? Неужели вы не видите, что нэп провалился! Помните, какая была поставлена задача при введении нэпа? Задача решающая, все остальные себе подчиняющая!
- Какая?