Весна. Природа кругом в цветении. Журчат ручейки у Березок на тысячи разных тонов. Дуют весенние теплые ветры. А небо такое синее, такое уж синее, словно на его обновление потрачена вся на земле лазурь. Самое время думать о севе. Некогда думать пятому.
Пятый сидит пишет свои отчеты.
Осень. Идет она по лесу, по полю. Длиннее ночи, короче дни. Самое время о том подумать, где разместить, как урожай сохранить, какими путями колхозный доход умножить. Некогда думать пятому.
Пятый сидит пишет свои отчеты.
То же самое с ним зимой.
И даже летом, в самую страдную пору, некогда пятому выйти в поле.
Пятый пишет свои отчеты.
Из-за этих круглогодичных отчетов даже в отпуск бедняга поехать не может. По-человечески даже не спит.
Бумаги, бумаги, бумаги… Сотни, тысячи, десятки тысяч одних бумаг. Номера входящие, номера исходящие. Папки с ответами, папки с запросами. Бумажное море. Папочный океан.
И вот однажды глубокой ночью, сидя в правлении, строчил пятый какой-то сверхсрочный, сверхважный отчет. И вдруг рухнул на пятого шкаф с бумагами. Придавил он каллиграфиста. И в самый разгар работы. Правда, медицина у нас сильна, отходили врачи несчастного. Однако от этих производственных травм стал человек калекой.
Вышел пятый на пенсию, а было ему от роду тридцать всего годов.
Знаменитость
- Кто у вас знаменитость? - Это было первое, что услышали в Березках от нового своего председателя Виталия Разумневича. - Знаменитость, и так, чтобы не ниже областного масштаба? Разумеется, за труд, - вносил важное уточнение председатель.
Таких знаменитостей в Березках пока что не было. Правда, дед Опенкин был известен на весь район - так это своей болтливостью. Да вот Глафира Носикова - ее дважды задерживала за спекуляцию районная милиция. Но это совсем не та знаменитость и вовсе не тот масштаб.
А вот так, чтобы на область, на всю страну, за работу, за труд, - таких знаменитостей не было. Были они до Великой Отечественной войны. Но мало ли что когда было.
- Значит, нет, - переспрашивал председатель. - Вот отсюда и ваши беды. Нужна знаменитость!
Стал председатель подбирать кандидата на ту знаменитость. Ходил и почему-то прежде всего в лица вглядывался.
Наконец остановился на Наталье Быстровой.
- Молода - это хорошо, - говорил председатель. - Молодежь выдвигать надо. Потом фамилия у нее не то чтобы Корытова или Немытова, а благозвучная. Это тоже немаловажно. И имя хорошее - Наталья, Наташа… Наташа Быстрова. - Председатель расплывался в улыбке. - Почти Наташа Ростова, как в романе "Война и мир". А главное, - объяснял председатель, - лицо у Быстровой фотогеничное.
Что это значит, мало кто понял. Но сельский всезнайка Федор Кукушкин тут же всем объяснил:
- Это значит, на фотографиях и в кинохронике хорошо получается.
Председатель смотрел вперед.
И вот стали делать из Натальи масштабную знаменитость. Определили ее в доярки. Ставку сделали на удой.
Корова Василиса оказалась податливой. И дело пошло. Правда, для той Василисы Прекрасной был построен отдельный коровник и кормили ее по санаторным нормам питания и даже выше; конечно, за счет всяких прочих других буренок.
Колхозный зоотехник из-за этой коровы перешел чуть ли не на казарменное положение. За все лето из Березок ни шаг ногой. Да разве только один зоотехник! В колхозе, как на судне во время шторма, был объявлен общий аврал. Все крутилось теперь вокруг Василисы и Натальи Быстровой, словно вместе они составляли солнце.
Знаменитость делали скопом. Надои стали расти.
Вскоре в известность об успехах Натальи Быстровой был поставлен район. Приехал первый корреспондент. Взял интервью. Потом слух достиг области. И опять приезжал газетный работник, а вместе с ним и фотограф. В газете появился Наташин портрет.
Лицо у нее и в действительности оказалось фотогеничным.
Председатель потирал руки. Впрочем, и все радовались восходящей славе колхоза.
Приметил Наташу столичный журнал. Поместил разворот, на котором был уже не один портрет Быстровой, а сразу несколько: "Наташа дома", "Наташа делает физзарядку", "Наташа за книгой" (вот же шельмец фотограф - Наташка вообще ничего не читает!), "Наташа и ее рекордистка" (это Быстрова вместе с коровой).
Пробудь Разумневич в колхозе дольше, наверное, и другие стали бы знаменитостями. Но через Натальину знаменитость он и сам вошел в знаменитость. Забрали его из колхоза.
Председатель пошел на повышение.
Дровоколов
Дровоколов явился в Березки с идеей развести в этом неюжном краю баклажаны.
Он довольно ловко обосновал, какое это будет от тех пока никому здесь не известных растений великое счастье для всех в Березках.
Выходило со слов председателя, что эти самые баклажаны в жизни колхоза чуть ли не решат главное дело.
Правда, старики покачивали головами:
- Да как их сеять?
- Как же ходить за ними?
- Может, земли наши к тому не очень…
- Научимся, научимся, - говорил Дровоколов. - Литературу освоим. Это же продвижение южных культур на север.
И тут же, к слову, вспоминал о великом садоводе Мичурине.
Дровоколов вообще любил увлекать идеями. По любому поводу говорил:
- Давайте заглянем в завтрашний день.
Рисовал картины заманчивее одна другой. То со строительством многоэтажных домов в Березках. То с газификацией всего района. И даже говорил о возведении в Березках собственной телестудии.
За время правления Дровоколова колхозники раз тридцать, не меньше, смотрели в завтрашний день и так привыкли к обещанным асфальтовым мостовым, газовым кухням и прочим чудесам XX века, что вдруг в один прекрасный день их родные, их дорогие, столь любимые ими Березки показались им черт знает чем. Даже стали стыдиться своих Березок.
Зато с баклажанами дело сдвинулось. Пошли на убыль в Березках земли под рожь и лен. Стали пахать под баклажаны.
Кто его знает, возможно, они и принесли бы обещанное счастье Березкам, но здесь все остановилось. То ли в области, то ли выше нашлись люди, которые задержали этот проект.
Вернулись колхозники снова ко ржи и ко льну. И очень были этому рады.
С неменьшей радостью была встречена в Березках весть и о том, что забирают от них и самого Дровоколова. Потому что чем больше колхозники заглядывали с новым председателем в завтрашний день, тем больше на самом деле возвращались в день прошлый, вчерашний.
С отъездом Дровоколова как-то стало вдруг все на свои места. И опять родные Березки кажутся всем лучшей землей на свете. Да так оно и есть и на самом деле.
Коренной
Рыгор Кузьмич Губанов до приезда в Березки на пост председателя был в областном городе директором ипподрома.
Коней он любил, толк в них понимал. Но случилась в городе у него какая-то неприятность - вот и перевели с ипподрома Рыгора Кузьмича в колхоз. Скорее всего, просто по конской аналогии, так как в самом сельском хозяйстве Губанов абсолютно ничего не понимал - путал репу с укропом.
Работа на ипподроме не прошла для Рыгора Кузьмича бесследно. С его появлением в Березках пошли здесь лошадиные клички и термины. О колхозных планах Рыгор Кузьмич говорил: "оседлаем", о срочных делах: "пустим аллюром", о необходимости что-нибудь приобрести: "заарканим".
Именами и фамилиями новый председатель колхозников не называл, а всех окрестил по-своему. Вот и появились в Березках вместо Григория Сорокина - Пират, вместо Сыроежкиной Анисьи - Гортензия, вместо Степана Козлова - Маркиз. На других он не тратил и этого.
Сельских подростков обобщенно звал "лошаки".
Деда Опенкина - "сивый мерин".
Тетку Марью - и того хлеще.
Не обошел и себя.
- Я у вас коренной, - говорил председатель.
Начинал собрания так:
- Поскольку табун собрался, разрешите открыть собрание.
Если Рыгор Кузьмич хотел кого-нибудь похвалить, говорил:
- Этот - конь с гривой.
Если ругнуть… Простите, но это не поддается печатному слову.
Обижались вначале колхозники, потом многие попривыкли. Откликались и на Пирата, и на Гортензию, и на более худшее. И лишь один бригадир Червонцев, хотя ему-то чего обижаться - он как раз ходил в тех, которые "конь с гривой", - говорил:
- Рыгор Кузьмич, осторожнее. Это не те приемы. Не те манеры.
И прямо в открытую, прямо в глаза председателю.
Что было нового и хорошего при ипподромном председателе, так это то, что увеличилось в Березках конское поголовье. Даже появился племенной жеребец Султан. Правда, заплатили за него огромные деньги.
В другом колхоз не изменился. Стоял на месте. Ни вперед, ни назад не двинулся.
Недолго пробыл в Березках Рыгор Кузьмич. Говорят, к его уходу был причастен Червонцев. Возможно, это и так.
Забрали Рыгора Кузьмича по-тихому. Без повышения, без понижения. Просто - в соседний колхоз.