Григорий кивнул головой и ушел.
Однажды завернул Андриан Иванович в общежитие. В комнате, где жил Григорий, ему не понравилось. Неуютно, грязно. Стены голые. Скатерть на столе рваная, в пятнах. Ковриков у коек нет. Позвал коменданта, поругался с ним. Потом и Григорию влетело: нечего ждать няньку, самим надо все делать. Потянул дверцу тумбочки, а она на одной петле висит. Вытащил из-под кровати чемодан, а он веревочкой перевязан, ни одной защелки не осталось.
- Ты что же, - хмурился Андриан Иванович, - ждешь, когда комендант за тебя сделает? Какой ты, к дьяволу, металлист, если такой ерунды сам не умеешь сделать?
На другой день Антонов стал к слесарям подлаживаться, чтобы они ему и защелки, и петлю для тумбочки сделали. Андриан Иванович тогда спросил Антонова:
- Сам не сумеешь, что ли?
Тот отмолчался. А через некоторое время прибежал белобрысый паренек:
- Андриан Иванович! Гришка палец оттяпал!
- Как оттяпал? Чего ты городишь?
- Молотком, Андриан Иванович.
В слесарке вокруг Антонова сгрудились ребята, подсмеиваются над ним. Нормировщица Нюра бинтует ему руку, а у самой по щекам слезы катятся. Парни и над ней подтрунивают. Покачал головой Андриан Иванович:
- Как же ты молоток-то держал, техник-механик?
Отчитал тогда Антонова, тот краснее волос своих стал. И все-таки сделал потом Антонов, что надо. Пусть немудрящие те штуки были, но понравилась мастеру настойчивость паренька. Золотое это качество в человеке.
А токарь из него дельный получался. Раньше своих ровесников норму выработки стал перекрывать. Прочно на ноги становился.
Всегда так: учишь человека, беспокоишься за него. Иной раз отчаяние берет. А становится он самостоятельнее, переваливает какую-то невидимую черту - из-под влияния уходить начинает. Грустно и радостно. Радостно потому, что новый рабочий человек родился, а грустно - отделяется от тебя самого какая-то заветная частичка…
В те годы скоростное резание только-только начиналось. В цехе станки большей частью поизносились, на них особенно не разгонишься. Помог тогда Андриан Иванович Григорию - станок отремонтировал, передачу увеличил. И Антонов первый рискнул перейти на скоростное резание. Получилось! Дальше - больше. И пошло! За ним другие потянулись - важно, как говорят, почин сделать. О скоростниках во все колокола зазвонили, со всех трибун их поминать начали, портреты в газетах напечатали. Закружилась тогда голова у парня, возомнил о себе. На друзей свысока поглядывать стал: вот, мол, я какой герой! Нормировщица Нюра, голубоглазая, с жидкими русыми косичками девушка, как-то пожаловалась мастеру: Григорий и здороваться перестал. Пройдет мимо и не взглянет. Рассердился Андриан Иванович - не только с девушкой, с другими так же вел себя Григорий. И устроил ему головомойку, да такую, что Григорий и ростом, кажется, меньше стал, веснушки на щеках побелели. После этого парень за семь верст обходил мастера, - обиделся, самолюбив был. Но, главное, понял тогда: нехорошо выше всех себя ставить. Честью гордись, успехами тоже, но зазнаваться нельзя. Самое это последнее занятие - нос кверху гнуть. И перед кем? Перед такими же, как сам! Шли годы. Однажды остановил Григорий мастера и, стесняясь, проговорил:
- Понимаете… Ну, как вам сказать? Женюсь я, Андриан Иванович. Вот какое дело…
Женится? Боже ты мой! Когда же он успел вырасти? Представительный такой стал: плечистый, в дорогом костюме, в галстуке. В штиблеты, как в зеркало, можно смотреться - блестят!
- Поздравляю! - сказал мастер. - В добрый путь, Гриша!
А позднее появилась Нюра. Кончик косы то расплетет, то заплетет - волнуется, голубые глаза потупила. Сказать что-то хочет, но стесняется.
- Знаю, доченька, все знаю, - пришел ей на помощь Андриан Иванович, привлек к себе девушку, поцеловал в голову, а у самого слезы на глазах.
- Вы придете? - спросила Нюра.
Как же он к ним не придет? Они ему что дети родные. И для них, сирот, он самый близкий человек, вместо отца и старшего товарища. Давно ли это было? Как будто недавно. А вот поди-ко ты - за это время Григорий и в заводском комитете поработал, и секретарем райкома комсомола был, выучился, сыновьями обзавестись успел… А Андриану Ивановичу думается, что это вчера было; пришел Григорий Антонов в цех, грудь нараспашку, золотой чуб из-под фуражки вывалился - ухарь ухарем!
Нет, уже много лет миновало, у жизни остановок не бывает. Сидит сейчас Григорий в президиуме, ладный такой, спокойный, сидит рядом с Николаем Николаевичем… Смотрит на них Андриан Иванович сквозь нахлынувшие слезы и думает: "Орлы… Мои, орлы… Мои…"
На второй день, когда выдвигали кандидатуры в новый состав завкома, токарь Генка Обухов, недавний выпускник ремесленного училища, внес предложение - ввести в список для тайного голосования Андриана Ивановича. Зал радостно грохнул аплодисментами. Мастер сразу попросил слова. Но на трибуну не поднялся, остановился возле сцены, поклонился залу и хрипловатым от волнения голосом сказал:
- Спасибо, дорогие товарищи!
И снова пронесся шквал аплодисментов. Андриан Иванович уже поборол волнение и ждал тишины, суровый и строгий, как всегда.
- Спасибо за доверие, - начал он, когда потух последний хлопок. - Но прошу: подумайте хорошенько. Уйду я скоро с завода, пора подкатилась. А потом, дорогие мои, двадцать лет бессменно членом завкома был, помоложе пора на мое место, пусть привыкают. Меня отпустите с миром на покой. Уважьте мою просьбу.
Но не уважили просьбу Андриана Ивановича, избрали-таки в двадцать первый раз в завком. Похмурился старик, а сам доволен - кому же не понравится такое уважение? Особенно рад был Андриан Иванович тому, что председателем завкома избран Григорий Антонов, рыжий упрямец, его ученик.
Поздно вечером кончилась конференция. Последними из театра вышли Андриан Иванович, Николай Николаевич и Григорий. У подъезда ждал их директорский "ЗИМ". Старика усадили в машину, и Николай Николаевич наказал шоферу:
- Отвезешь Андриана Ивановича домой.
- А вы? - поднял брови мастер.
- Мы пройдемся по свежему воздуху, - ответил Николай Николаевич. - Потолкуем заодно.
Когда "ЗИМ" плавно тронулся с места и покатился по асфальтовой дорожке к улице, Антонов задумчиво проговорил:
- Когда человек совершает подвиг, ему присваивают звание героя. И за новую умную машину, и за большой урожай, и за важное открытие. Это очень правильно и справедливо. Но я бы награждал Золотой Звездой и таких людей, как наш Андриан Иванович, хотя машин он не придумывал, открытий не делал. Жил тихо и незаметно, людей рабочих воспитывал. Вот собери сейчас на площади весь заводской народ и прикажи:
- Всех учеников Андриана Ивановича Веретенникова прошу поднять руку. И я убежден, - поднялся бы целый лес рук. Подняли бы их и безусые, и с усами, и седые. Вот и рассуди после этого - совершил старик подвиг в своей жизни или нет.
- Совершил, - задумчиво согласился директор и улыбнулся: - А ты напиши об этом Ворошилову.
Антонов взглянул на директора остро, с прищуром и серьезно ответил:
- А что? И напишу!
Они медленно спустились со ступенек и направились на улицу, по-ночному тихую, залитую светом. В скверике безропотно роняли листву молоденькие тополя - была ранняя осень. Слева, за плотным цементным забором, ровно и размеренно дышал огромный завод, тот самый завод, в фундамент которого первый камень положил рабочий человек Андриан Иванович Веретенников.
СТРАНИЧКИ ЖИЗНИ
