- А то, сударыня, чтоб вы не изволили перебивать с каждым сорванцом, который танцует с вами на бале. О чем ты, матушка, тараторила полчаса с этим офицериком, а? Уж не подпускает ли он тебе каких-нибудь турусов на колесах? Ну то-то; у меня смотри, сударыня! Да изволь-ка взять свою шаль, мы сейчас едем.
- Как, маменька? Так рано!
- У меня голова очень разболелась.
Когда Слукина сошла с крыльца, чтоб ехать домой, она почувствовала, что кто-то подсаживает ее в карету. Этот вежливый кавалер был Тонский.
- Покорно вас благодарю, батюшка! - сказала она очень сухо. - Напрасно изволили трудиться!
Карета застучала по исковерканной мостовой, и кто-то через минуту проскакал мимо ее на дрожках.
- Да что ж это такое? - продолжала Слукина, помолчав несколько времени. - Что этот усач, словно осенняя муха, так в глаза мне и лезет? Куда я не люблю этих подлипал!
- А он очень вас любит и уважает, - сказала робким голосом бедная девушка.
- Право?.. А что мне, матушка, в его любви? И на какую потребу уважение этого нищего? Я и сама заметила, что он что-то не путем умильно на меня посматривает. Уж не хочет ли денег попросить взаймы?.. Пожалуй, чего доброго, прикинется, что влюблен в меня. Ведь эта голь хитра на выдумки: на обухе рожь молотит и с камня лыки дерет.
- Вы напрасно, маменька, так дурно об нем думаете. Он очень честный и хороший человек.
- Ась?.. Что, мать моя?
- Я говорю, что он честный и хороший человек.
- Право? Да что ты так за него заступаешься? Что это значит, сударыня?
- Так, маменька, ничего.
- То-то ничего. Правда, я до нынешнего дня не замечала, чтоб ты с ним пускалась в большие разговоры, да и не думаю, чтоб этот однодворец осмелился... Но как бы то ни было, а прошу вас, сударыня, вперед с ним не фамильярничать: я этого не люблю. Да вот уж мы и приехали. Ну, что сидишь? Вылезай, матушка!
Варенька выпрыгнула из кареты, и, когда обернулась назад, сердце ее забилось от радости: насупротив, в маленьком домике, светился огонек, и подле открытого окна сидел Тонский.
IV
- Голубчик, Николай Иванович, батюшка, будь отец родной: приставь голову к плечам! - так говорила Анна Степановна Слукина, когда на другой день рано поутру Холмин вошел в гостиную, в которой она его дожидалась.
- Что с вами сделалось, Анна Степановна? - спросил он, садясь подле нее на канапе.
- Ох, беда, кормилец, сущая беда! Всю ноченьку не спала; уж я вертелась с боку на бок, думала, думала!.. А что проку? Как ни кинь, все клин!
- Да что такое?
- Что, батюшка, худо! Все женихи мои взбеленились.
- Как так?
- Да так: словно заговор какой. Вчера, - да еще, слава Богу, что поодиночке, - пристали ко мне: "Реши да реши!" Я и так и сяк. Куда те! И слышать не хотят. Поверишь ли, никто больше трех дней сроку не дает! Этот франт, шематон, губернаторский племянничек, так закидал меня словами, что я чуть было сама не поверила, что выдаю за него Вареньку. А крапивное-то семя, выжига проклятая, Зорин, как будто бы ему черт на ухо шепнул! Формально объявил мне, что дело мое до тех пор не будет решено, пока я сама с ним не порешусь. И даже этот шальной князь, Владимир Иванович, ну вот так и напирает, - да какие речи говорит, - Господи, Боже мой, уши вянут, батюшка!
- Ну, матушка, не предсказывал ли я вам?..
- Эх, Николай Иванович! Брани меня, ругай, да только выручи!
- Выручи! Это легко сказать, Анна Степановна. Как ни вертись, как ни хитри, а надобно объявить, за кого Варенька идет замуж.
- Да лишь только я объявлю, так Зорин и Вельский...
- Что и говорить: житья вам не будет! А особливо Вельский и его семейство...
- Ох, беда, батюшка! Живую съедят. Ведь ты знаешь, какая семейка-то!
- То-то и есть. Впрочем, что ж в самом деле: не за того, так за другого, а надобно выйти замуж. Оно досадно, спору нет; да ведь нельзя же и Вареньке разорваться. Посердятся, посердятся, да перестанут. А вот чего никогда вам не простят - что вы их обманывали, водили за нос, зазнамо дурачили.
- Так, батюшка, так!
- Ну, пусть Варенька выйдет за князя Владимира Ивановича, это еще ничего; только бы вас-то как-нибудь выгородить.
- В том-то и дело, отец мой. Постарайся, родной! Придумай что-нибудь.
- Постойте-ка!.. А что, в самом деле, Анна Степановна, - ведь вы тогда только будете в ответе, когда отдадите сами Вареньку замуж!.. Ну а если она убежит и обвенчается без вашего ведома?..
- Как убежит?
- Ну да! Если ее увезут.
- Увезут? Кто увезет?
- Разумеется, князь Владимир Иванович.
- А, понимаю! Только, воля твоя, что ему за радость увозить Вареньку, когда он и без этого может на ней жениться?
- Что за радость? Так вы вовсе его не знаете! Да он, я думаю, с тоски умирает, что должен жениться таким обыкновенным и пошлым образом. О, поверьте мне, Анна Степановна, - лишь только я ему намекну, что он может и даже должен увезти свою невесту, так он запрыгает от радости. Да, впрочем, это уж мое дело: не беспокойтесь.
- Но, я думаю, мне надобно прежде поговорить об этом с Варенькой?
- Что вы, что вы! Напротив, она должна думать, что все делается без вашего ведома. За скромность мою я вам ручаюсь, но я никак не поручусь вам ни за Вареньку, ни за будущего ее мужа, с которым, вероятно, она секретничать не станет. Вы, я думаю, понимаете всю важность этой тайны. И малейшее подозрение может вас совершенно погубить в общем мнении. А если, на беду, откроется вся истина, то вы совсем погибли. Весь город на вас обрушится. Чего доброго, эту невинную хитрость назовут, пожалуй, подбором, стачкою, фальшивым поступком, вмешают правительство. А вы знаете, Анна Степановна, как судят дворян за фальшивые поступки?..
- Ох, знаю, батюшка, знаю! Лишат чинов и дворянства. Да только, воля твоя, где ж тут фальшивый поступок?
- Как где! Да разве вы не должны будете принести жалобу губернатору? Разве не станете кричать, что Вареньку увезли, что она обвенчалась без вашего ведома и согласия?.. Ведь чем более вы наделаете шуму, тем невиннее будете казаться в глазах тех, которые по милости вашей останутся в дураках.
- Правда, мой отец, правда!
- Не мешайте только мне, а уж дело будет сделано. Да где Варенька?
- У себя, батюшка, на антресолях.
- Так я пойду и переговорю с нею, а вы подождите меня здесь.
Часа через полтора Холмин вошел опять в гостиную.
- Ну что, мой отец? - спросила торопливо Анна Степановна. - Уладил ли ты наше дельце?
- Кой-как уладил. Да уж чего же мне это стоило! В одном я не ошибся: Варенька точно неравнодушна к князю, но убежать с ним и обвенчаться без вашего ведома никак не хотела.
- Вот что!
- Я объявил решительно, что вы никогда не выдадите ее замуж за того, кого она любит.
- Ну!.. Что ж она?
- Заплакала, а бежать не соглашалась. Я сказал ей, что она не родная ваша дочь и не обязана вам слепым повиновением.
- Ну, ну! Что ж она?
- Согласилась со мною, а бежать не хотела. Я стал ей доказывать, что это один способ выйти замуж, что она вечно останется в девках, если будет дожидаться вашего благословения...
- Ну!
- И в этом не спорила со мною; а убежать никак не решалась.
- Этакая упрямая девчонка! Батюшкин нрав, что и говорить. Да чего ж она хотела?
- Чтоб я дал честное слово, что вы ее простите. Нечего было делать: я побожился ей, что вы торжественно и при всех ее простите. Теперь смотрите же, Анна Степановна, не введите меня в слово.
- Так она очень этого добивалась? А не знаешь ли, батюшка, на что ей мое прощение?
- Она говорит, что ей стыдно будет на людей смотреть, если вы навсегда от нее отступитесь.
- Право? Так у ней нет ничего другого на уме?
- А что такое?
- Так, ничего! Впрочем, мы с князем на этот счет уже объяснились; и у меня есть кой-какие документики.
- Документы? Какие документы?
- Так, батюшка, так! Вот изволишь видеть: дело мое вдовье, - сохрани Господи, навяжется зять ябедник, затаскает по судам. Ведь за меня, сиротинку, вступиться некому. Так Варенька хочет непременно, чтоб я ее простила?
- Да, Анна Степановна, и я в этом дал ей честное слово.
- Ну, хорошо! Однако ж, как ты думаешь, батюшка: все-таки надобно поломаться?
- Немножко, да! Но много не советую: это будет ненатурально. Вы всегда так любили Вареньку, ваша нежность к ней всем известна, и если вы хоть крошечку пересолите, злые люди тотчас скажут, что вы играли комедию.
- Хорошо, батюшка, хорошо! А когда же?
- Чем скорее, тем лучше; а то, Бог знает, неравно еще ваши женихи как-нибудь изъяснятся между собою, так и выдумка наша ни на что не будет годиться. Я думаю, сегодня ночью.
- Сегодня?..
- Да. Скажите, что у вас голова болит. Вареньку спать не укладывайте, а сами часу в десятом лягте почивать. Она скажет своей девушке, что у ней бессонница, и этак часу в двенадцатом, пойдет гулять по саду. В задней улице подле калитки будет стоять карета, а я в моей деревне, - знаете, что верст пять отсюда, - стану их дожидаться в приходской церкви. Да уж не беспокойтесь, - все будет улажено. Вы, Анна Степановна, не извольте вставать ранее обыкновенного; а как встанете да хватитесь Вареньки, так и подымите штурм: сейчас карету, к губернатору; ревите, плачьте... Да что вам толковать! - прибавил Холмин, раскрывая свою серебряную табакерку. - Ученого учить, лишь только портить.
Слукина улыбнулась и, понюхав табаку вместе с Николаем Ивановичем, сказала с видом глубокого смирения: