Тимоха забеспокоился. Чего тебе надо? Ехал бы лучше…
- Есть хозяйка. Дома ждёт.
- Как зовут? - подмигнул мужик, кривовато улыбаясь.
- Жену-то? А Ленка. Елена, стало быть, - бодро соврал Тимоха, подстраиваясь, и даже не покраснел. Соврать сейчас в очки прямо этому жуку было Тимохе не противно.
- Красивая?
- Ну!..
- Любишь?
- А то как же, - Тимоха едва удержался, чтобы не добавить язвительное "Ваше благородие", но нельзя было - пусть уж дурачок наиграется, скорее отстанет.
- И часто?
Тимоха усмехнулся, глядя себе под ноги.
В принципе, почти ночь, кругом никого… Он оглянулся по сторонам. Можно трактором затолкать машину обратно в болото. Никто ничего не узнает. Ну, пропал человек за городом. Случается.
Мужик вдруг что-то понял, прочитал в полутьме в глазах Тимохи, или в движениях его на секунду показалось нечто настоящее, грозное. Как-то сразу подобрал мужичок нависшее через брючный ремень пузцо, отшатнулся поближе к своей чёрной подводной лодке. Ему стало очевидно, что вот прямо здесь он может и остаться навеки, и никакие деньги не спасут, нет у них сейчас ни капли силы. Неловко переступил с ноги на ногу, промычал:
- Н-ну…
- До свидания, - смущённо сказал Тимоха.
Мужик всё же быстро-быстро похлопал его по плечу (отважился!), словно пыль сбивал, кинулся за руль и укатил, напоследок издав ещё один долгий гудок. Тимоха поднял ему вслед руку, а другую упёр в бок. Немного постоял, посмотрел, как огни машины исчезают за поворотом.
Ну, что ж, пора домой. Отогнать трактор - и под бок к Зинаиде. Ждёт давно, ей ведь тоже интересно. Рассказать - не поверит.
Деньги вот только были не заработанные, чужие - одно плохо. За помощь денег вообще не берут. С другой стороны, у этого гуся пшена не убавится. А Тимохе сейчас копейка ой как была нужна, позарез. Так что ладно, чего уж. Да ведь этот чуть не силой впихнул. Ещё и обиделся бы, пожалуй… Тимоха немного хитрил сам с собой. Ну, да ладно. Сделано - сделано.
Через полчаса, грязный, усталый и страшно довольный, он был дома. Жена встретила его в сенях, кутаясь в платок.
- Ну, что, что там было-то?.. О-о, да ты весь увозился, нехристь! Марш мыться, потом расскажешь.
И ещё минут через двадцать Валентин, умытый, с расчёсанными волосами, сидел на кухне, обжигаясь, прихлёбывал из гранёного стакана чай и торопливо повествовал супруге о недавних приключениях.
- Я ему говорю: пойдём в деревню, переночуешь по-людски. А он: нет, машину не брошу. Хотел я уж плюнуть, чёрт с ним, думаю, да пожалел.
- Ну, и дурак, - сказала Зинаида. - Что он тебе - брат, сват? Вот такие-то всю жизнь на нас, глупых, и ездят да знай себе погоняют. У них денежки в кармане, у нас суп со слезами.
- Да ладно, - сказал Тимоха. - Тоже ведь человек. Потом, он мне даже заплатил…
- Сколько? - оживилась супруга.
- Да не знаю. Я ещё и не смотрел, вон там в кармане… Как украл я эти деньги, что ли.
- Не дури. Ты работал? Работал. Значит, деньги честные. А ну, посмотрим, сколько он тебе отвалил от своих-то щедрот.
Зинаида обшарила Тимохин пиджак, вытащила купюры и поднесла их поближе к свету. Надолго замолчала. Тимоха уж решил, что мужик ему дал совсем мало или бумаги простой подсунул. Но тут супруга произнесла чужим голосом:
- Валь…
- Ну?
- Смотри-ка, чем он с тобой расплатился.
И Зина положила на стол перед Тимохой четыре одинаковые зелёные бумажки. На каждой из них был портрет какого-то неизвестного деятеля, цифра "50" и надписи на иностранном языке.
- Это чего? - спросил Тимоха, подняв голову и близоруко щурясь на жену. - Доллары, что ли?
- Доллары, - эхом повторила Зинаида и быстро, со страхом глянула в окошко. - Валюта.
- Двести долларов? - не поверил Валентин. - За что?
- Надо спрятать. Если настоящие… это ж сколько же в рублях-то будет? Тысяч пять, поди-ка, или больше. С ума сойти. Валь, а он не это… не псих какой-нибудь? Ещё вернётся сейчас, скажет: украли. Чего делать-то будем?
- Да не похож он на психа. Деньги заранее отсчитал, ещё в машине, а у него там светло, - оторопело припоминал Тимоха. - Используй, говорит, с умом. Он ведь не знает, где я живу, в каком доме!.. Ну, надо пока оставить, пусть лежат, если вернётся - отдадим…
- Пусть лежат, - согласилась Зина. - Ну их к чёрту! Не было никогда - и не надо…
- Для него это, конечно, не сумма, - рассуждал Валентин уже ночью, в постели, обнимая круглые плечи Зинаиды. В комнате было тепло. Печка у Тимофеевых отменная, если хорошо её протопить, греет до самого утра. - Его только машина стоит, может, полмиллиона. И всё такое. По нему видно: состоятельный товарищ. Так что двести баксов для него - ерунда.
- Может, удивить тебя хотел.
- Может, и хотел. Да мне-то что. Плевал я…
- Ну, так уж и плевал. Тебе столько в колхозе за год не заработать.
- Колхоз, - усмехнулся Тимоха. - Он бы в колхозе столько и за два не заработал. Вся-то разница между нами, что он сидит, бумажки подписывает, а я на земле работаю, своими руками.
- Вот-вот. Он умный, а ты…
- Ещё умнее. Хватит, не заводи ты свою старую песню, я подпевать не стану.
- Ладно. Давай спать уже…
- Интересно, где их продать-то можно, доллары-то? - не утерпел Валентин чуть позже и толкнул храпящую жену в бок. - Говорю, где доллары-то можно продать?
Сам того не желая, играя какую-то игру, он делал ударение в слове доллары на а, коверкал название, отсекая от себя эту чужую и опасную вещь.
- В банке, - сказала Зина. - Или в обменном пункте. А то - с рук. Так дороже. В прошлом году Ольга Курицева меняла…
- А у неё-то откуда? - удивился Тимоха.
- Комнату в городе продали, братнино наследство. Трактор купили.
- А-а…
- Спи, тебе вставать рано.
- Ладно. Сплю.
Чужие деньги пролежали у них всю зиму. Никто за ними не приехал.
И постепенно Тимоха привык к мысли, что деньги эти уже не такие и чужие.
Он завёл привычку интересоваться у всех подряд, какой нынче курс доллара, и рассуждал на людях, выгодно или невыгодно продавать или покупать нынче валюту. "Прямо и не знаю, что делать-то, - говорил он, допустим, Серёге Захарову, когда они вместе пили пиво в забегаловке. Валентин счёл себя обязанным проставиться, поскольку заработал деньги при помощи Серёгино-го трактора. Тимоха делал печальное лицо, обременённый тяжкими заботами о капитале. - Продавать уже или нет? А вдруг завтра, как в девяносто восьмом, р-раз - и всё?"
- Всё может быть, - подтверждал Серёга, оснащая край пивной кружки доброй щепотью соли. - Им там, - он тыкал пальцем вверх, - доверять нельзя, ептырь. Они себе на пятьдесят лет вперёд нахапали, а мы им до лампочки. Есть у тебя деньги, нет ли, всё равно. Вот возьмут и объявят завтра, что за валюту будут расстреливать, как раньше. И куда ж ты денешься с подводной-то лодки?
Тимоха бледнел: а что, с них станется! Чёрт, может, выбросить или закопать где-нибудь проклятые буржуйские дензнаки? Жалко. Пашка вот-вот заканчивает ПТУ, надо как-то отметить, что-то купить, и вообще… не быть лопухом. Реализовывать потенциал.
Наверное, тогда он и решил твёрдо: пора продавать. Курс не курс, растёт там или падает, а поменять на рубли и тут же в магазин. Приобрести магнитофон для Пашки да пальто для Зинки. И нечего больше рассуждать. Ведь на всю жизнь этих несчастных долларов не хватит.
Да и заметил он, что люди стали как-то отдаляться от них с Зиной, когда узнали о привалившем счастье. (Сначала Тимофеевы рассказывать никому не хотели, но как-то так само уж получилось, что через два дня после происшествия о нём знали все, а через неделю это была старая новость). Теперь Тимофеевых считали капиталистами, но это ладно, в конце концов, у каждого в жизни бывает момент, когда он вдруг становится обладателем хотя бы небольшой суммы, которой могут позавидовать окружающие. Деньги, как знали все, были не заработанные, а дурные, свалившиеся ниоткуда без видимых причин. Это несправедливо. Потому что вокруг много людей не менее достойных… И даже Серёга Захаров, пивший пиво за Тимохин счёт, потребовал себе дополнительно бутылку водки. Тимоха не спорил. Он уже устал говорить людям: чего же вы сидели по домам, шли бы, когда гудок гудел, или лень было мёрзнуть да с трактором возиться? Конечно, никого такие объяснения не удовлетворяли, ибо не в пустых словах тут дело, а в зелёных долларах, а они были в кармане у Тимохи…
И вот он поехал в город. Давно там не был, почти десять лет. Волновался страшно, так что Зинка его даже успокаивала накануне, давала пить валерьянку. Хотя чего волноваться-то, место не чужое, родился, вырос там…
Ранним утром он дождался рейсового автобуса, влез в салон, пыхтя от страха, сжимая в кармане куртки четыре пропотевших насквозь купюры, и почти всю дорогу с подозрением поглядывал на случайных своих соседей - кто из них следит, умышляет недоброе? Ему казалось, что каждый встречный знает о деньгах, о той огромной сумме, что почти беззащитная лежит в его кармане. Ведь человеку много ли надо - два раза дай ему по голове, и он уже не встанет…
Город вроде бы остался прежним, перемен внешне было немного: настроили, правда, новых зданий да стало почище, а в остальном всё то же, узнать можно. Валентин прошёлся по центру, как на экскурсии, приглядываясь к вывескам банков, густо усеявших лучшие улицы, к курсам валют, выбирая, где побольше, но решил не торопиться (время терпит), промерил сначала своими тяжёлыми ботинками волжскую набережную насквозь. Здесь было, конечно, очень красиво, но люди жили совсем другие, равнодушные к его делам и заботам, занятые собой и чем-то таким, за что Валентин не дал бы и копейки.