Иногда над головами разведчиков проносились тяжёлые дымные струи, - днём немцы установили неподалёку пулемёт, которого ещё прошлой ночью не было, и пулемётчик, борясь со сном, тренировался в слепой стрельбе, полосовал пулями пространство, тревожил израненную землю… Хоть и установлен был пулемёт, а низину он не простреливал совершенно, и это успокаивало Горшкова, которому важно было и ребят своих сохранить, и гауптмана через линию фронта переволочь целым и невредимым. Когда дымная струя в очередной раз разрезала воздух, старший лейтенант приподнимал голову и вглядывался в дрожащее мертвенное пространство словно бы хотел схватить летящую пулю…
Уже под утро, при сереющем, безвольно расплывшемся, мягком небе, немцы успокоились, пулемёт стих, и разведчики переползли на свою сторону. Извозюкались донельзя - промокли до нитки, испачкались густой, чёрной, как отработанное масло жижей до самых бровей, но фронтовую полосу одолели без сучка, без задоринки. И гауптмана благополучно доволокли до своих окопов - без царапин и обмороков.
Уже сидя в кузове полуторки, поглядывая на толстого сомлевшего гауптмана, разведчики наконец осознали, что всё сталось позади, обвяли лицами, обмякли, повеселели - всякий поход на ту сторону обязательно заставляет человека держаться в жёстком сборе, не ослаблять в себе ни одного чувства и пребывать в таком состоянии до возвращения домой.
Тонко, надорванно завывал мотор полуторки, солнце било в усталые, красные от бессонницы глаза, назад медленно уползала дорога. Мустафе очень хотелось спать, виски ломила боль, но он держался, не уступал ни сну, ни боли, да ещё про себя удивлялся тому, как легко им удалось сходить на вражескую сторону… Ни стрельбы, ни усилий особых, ни риска - всё произошло как-то по-домашнему гладко.
"Неужели у разведчиков так бывает всегда?" - задавал он себе наивный вопрос и удивлялся детской непосредственности его. Ведь бывали случаи, когда в разведку уходили тридцать человек и не возвращался ни один. Всё зависит от везения.
Гауптман сидел в кузове вместе со всеми, подпрыгивал на снарядном ящике и испуганно таращил глаза, полное влажное лицо его покрылось морщинами, будто из немца выпустили воздух, всё в нём обвисло, щёки покрылись щетиной.
Война для него закончилась, бедолагу-гауптмана отправят в какой-нибудь лагерь, где собирают пленных немцев, такие, как слышал Мустафа, в России уже имеются, - гауптман останется жив, а вот будет ли жив Мустафа, никому не ведомо… Тут Мустафе так захотелось наградить пленного оплеухой, что он едва сдержал себя.
Пока разведчиков не было, в клуне успели поселиться другие люди - трофейщики, им понравилось мягкое сено и автономное расположение, дающее независимость от начальства. Кот Пердунок, встретивший незваных гостей протестующими воплями, из клуни был немедленно изгнан, отчаянное желание Пердунка задержаться хотя бы на немного, было ликвидировано ударом сапога под пятую точку, увенчанную роскошным пыльным хвостом - сделал это старший группы трофейщиков, подпоясанный добротным командирским ремнём: поддел он Пердунка носком сапога и кот унёсся по воздуху за изгородь.
Едва разведчики появились у клуни, как Пердунок поспешил выкатиться навстречу и рассказал обо всём - на своём кошачьем языке, естественно, но разведчики хорошо поняли его и на кошачьем.
- Вот гад, этот кривоногий, - Охворостов выругался. - Жаль, старший лейтенант наш в штабе задерживается… Ладно, кот, не горюй, зло будет наказано, справедливость восторжествует. - Старшина нагнулся, погладил Пердунка. Тот быстро успокоился и победно задрал хвост вверх.
У изгороди валялись вещи разведчиков, выброшенные из клуни - вещи эти кот охранял старательно. Старшина удручённо поскрёб пальцем затылок.
- Ни дна у людей нет, ни покрышки… И уж тем более - совести.
На двери клуни болтался замок - новенький, трофейный, украшенный блестящими латунными заклёпками, - повесили гости незваные, на чердак вела приставная лестница. Скособоченная дверца чердака была наполовину открыта.
- Эй, славяне! - позвал старшина новых постояльцев вполне доброжелательно, - впрочем, сохранял он этот тон с трудом. - Выгляньте кто-нибудь!
В ответ - тишина, ну, хоть бы царапанье какое-нибудь раздалось, писк, кряхтенье, лай, мяуканье, свист, шипенье, но нет, лишь маленькая птичка села на слом крыши, протенькала что-то умиротворённо и исчезла.
- Славяне! - вновь позвал Охворостов, прислушался - не отзовётся ли кто, и когда никто не отозвался, носком сапога поддел ком земли, поймал его с лёту в чердачную дверь. Ком всадился в ребро дверцы, рассыпался на мелкие крошки, обдал стоявших внизу разведчиков земляным горохом.
На этот раз подействовало. На чердаке кто-то зашевелился, закашлял, в приоткрытую дверцу высунулся ствол немецкого автомата и над головами разведчиков засвистели пули.
Старшина поспешно отпрыгнул в сторону. Разведчики также кинулись от клуни врассыпную, кто куда - не хватало ещё у себя дома пулю поймать.
- Ах ты, с-сука, - выругался старшина, прижался спиной к стенке клуни. - Арсюха, у тебя дымовые шашки в "сидоре" имеются?
- Имеются. Две штуки…
- Кинь-ка мне одну.
Коновалов достал из мешка, висевшего у него на плече, дымовую шашку, похожую на обычную консервную банку, перебросил старшине, тот ловко поймал банку, проткнул её с двух сторон ножом, подождал, когда шашка заискрится, раскочегарится, начнёт давать дым и в приоткрытую дверцу швырнул на чердак клуни.
Шашка влетала в тёмное помещение, будто космическая ракета, с трескучим шипением.
Несколько мгновений на чердаке было тихо - ни стука, ни грюка, только лёгкий дымок валил из приоткрытой дверцы, потом раздался отборный мат и вновь протрещала длинная неэкономная очередь.
- Эй, козлы! - прокричал старшина, продолжая прижиматься спиной к стенке клуни. - Счас я вам вторую шашку подброшу, чтобы теплее было… А ну, вываливайтесь из клуни! Вы заняли чужую территорию!
На чердачном этаже клуни раздался кашель, дверца, отодвинутая чьим-то громоздким сапогом, распахнулась во всю ширь, из раздвига повалил дым.
- Душегубы! - прекратив кашлять, прохрипел невидимый человек. - Под трибунал пойдёте!
- А за автоматную стрельбу в тылу разве не положено никакого трибунала? - старшина вновь возмущённо выматерился.
- Под трибунал, под трибунал… - продолжал хрипеть неведомый вояка. - Я вам устрою за милую душу…
В проёме чердачной двери показался широкий зад, обтянутый добротными офицерскими штанами-галифе, потом перекладину лесенки начала нащупывать нога в хорошо начищенном сапоге.
На землю сполз плотный щекастый человек с петлицами младшего лейтенанта, следом за ним - деваха в солдатской гимнастёрке и длинной бесформенной юбке с отвисшим задом. Старшина удивлённо присвистнул! Произнёс громко, с выражением:
- М-да-а-а…
- Не м-да, а боец вверенного мне подразделения, - взъярился младший лейтенант. - И прошу не путать это с разными "шурами-мурами". Понятно?
- Понятно, - произнёс старшина с ехидцей, невольно проникшей в его голос, - только непонятно, младшой, как и за что ты упечёшь меня под трибунал.
- А это уж моё дело, - огрызнулся трофейщик, - было бы шея, а хомут мы на неё всегда нахлобучим. Понятно? И прошу мне не тыкать!
- Да пожалуйста, - хмыкнул старшина издевательски.
Следом с чердака скатился сержант с отёчным лицом, украшенным увесистым синяком и двумя автоматами, перекинутыми через шею, своим и командирским.
- Андрющенко, немедленно арестовать наглецов! - рявкнул на отёчного сержанта младший лейтенант.
- Кхе! - призывно кашлянул в кулак старшина и в то же мгновение отёчный сержант оказался лежащим на земле с плотно прижатыми к бокам руками - можно было вязать, как пленного немца. Оба автомата валялись неподалёку. Младший лейтенант также корячился на земле, кряхтел, выплевывая изо рта сгустки слюны и давась сохлым козьим горохом.
- За всё рассчитаюсь, - выбил он из себя с очередным плевком, - сполна!
- Слепой сказал: "Посмотрим!" - хмыкнул старшина и вновь поднёс к его носу кулак: - Кхе!
Прошло ещё несколько мгновений, и трофейщики очутились за изгородью. Младший лейтенант отряхнул свои роскошные штаны.
- Берегись, старшина, - угрюмым голосом предупредил он, - я тебе по всем параграфам счёт выставлю!
- Для начала тебе ещё надо будет объясниться с моим командиром, - старшина привычно хмыкнул, - а уж потом мы будем объясняться с твоим. Соломин, выдай гражданам тыловикам ихние манатки.
Соломин проворно поднялся по лестнице на чердак, откуда продолжал сочиться дым, уже заметно ослабший, вышвырнул несколько мешков, набитых барахлом, высунулся в дверь:
- Верхний этаж свободен от посторонних предметов.
- Ну а с нижним мы вообще справимся подручными средствами, - старшина перекинул мешки с барахлом, затем стянул с плеча верный автомат ППШ, приладился и ловко, одним ударом приклада сшиб с клуни нарядный трофейный замок. Сделал рукой широкий приглашающий жест: - Битте-дритте, славяне!
Клуня также была забита мешками, старшина насчитал их целых двадцать, озадаченно поскрёб пальцами затылок. Соломин сделал то же самое:
- Не дай бог чего-нибудь пропадёт! Тогда нас на котлеты пустят.