CCXCIV
Реаль довольно неплохо организовал мою полицию. В хорошем настроении я припоминал ему отрывок из его революционного журнала, в котором он призывал всех истинных патриотов собраться 21 января, чтобы вместе съесть свиную голову. При моей власти он не ел свиных голов, но заработал немало денег.
CCXCV
Людовик XVIII очень мудро повел себя по отношению к убийцам суверена; его долгом было простить их, ибо это было сугубо личное происшествие в его семье; но государственная измена, вымогательство и неуважение к власти, принадлежащей в высшей судебной ступени, - этого я не мог им простить.
CCXCVI
Мы уважаем лишь тех потерпевших неудачу, кто уважал себя в своем величии.
CCXCVII
Блюхер заявил, что он сражался каждый день с тех пор, как в январе 1814-го пересек Рейн, и до того, как вступил в Париж. Союзники признают, что за эти три месяца потеряли около 140 ООО человек; думаю, их было еще больше. Я атаковал их каждое утро, до линии протяженностью сто пятьдесят лье. При Лa-Ротьере Блюхер дрался как никогда; мой конь был убит. Прусский генерал был просто хорошим солдатом; он не знал, как извлечь выгоду из своих преимуществ того дня. Мои гвардейцы про явили чудеса храбрости.
CCXCVIII
Сенат обвинил меня в изменении его актов, другими словами - в подделке документов. Весь мир знает, что я не любитель подобных штучек: один мой намек действовал так же верно, как мой приказ; всегда выполнялось больше, чем я просил. Если бы я презирал человечество, в чем меня упрекают, то система доказывает, что я оказался бы прав.
CCXCIX
Меня нельзя упрекнуть в том, что я ставлю свою честь выше благополучия Франции.
ССС
Я сказал, что Франция - во мне, а не в парижском народе. А мне приписали фразу: "Франция - это я", что является абсурдным.
CCCI
В глазах общественности, свергнутый правитель - узурпатор; тот, кто дарует милости и должности, - настоящий король; Амфитрион в глазах Созия - тот, с кем он обедает.
CCCII
Некоторые люди добродетельны лишь потому, что у них нет возможности быть другими.
CCCIII
Простолюдин мечтает, чтобы Бог был королем, который держит Совет при дворе.
CCCIV
"Мысли" Паскаля - полная ерунда; о нем можно сказать, как говорят низшие сословия о шарлатанах: "Он определенно прав, ибо мы его не понимаем".
CCCV
Жажда править умами - одна из самых сильных человеческих страстей.
CCCVI
Не думаю, что Бурбоны понимали выгоды монархии лучше меня. Что до их династии, увидим в конце концов: они прокладывают свой маршрут в политических играх весьма высокого уровня.
CCCVII
Были революционеры, чьи действия отмечены особым величием и благородством; к ним можно причислить Ланжюине, Лафайетта, Карно и некоторых других; это люди, которые пережили самих себя; их роль сыграна, карьера закончена, а влияние прошло. Они - очень хорошие орудия, которыми надо уметь пользоваться.
CCCVIII
Я не думал, что этот интриган Деказ так коварен. Но в любом деле следует дождаться конца.
CCCIX
Уникально в моей судьбе то, что я заставил своих врагов либо служить мне во славу, либо умереть.
CCCX
В свете последних событий мне кажется, что катастрофы были сильнее человека.
CCCXI
Шатобриан удостоил меня красноречивой, но довольно несправедливой обличительной речью. Он немало сделал в интересах короля. Он гениален.
CCCXII
Договор 20 ноября был не лучше, чем капитуляция Парижа: не знаю, кого в этом винить - иностранцев или французских министров.
CCCXIII
Кто бы мог подумать на поле боя при Фридланде или на плоту на Немане, что русские будут по-хозяйски распоряжаться в Париже, а пруссаки расположатся лагерем на Монмартре?
CCCXIV
Когда пруссаки распорядились, чтобы я вывел войска из Германии в течение трех недель, под моим командованием еще оставалось шестьсот тысяч человек. Я думал, в их кабинете сошли с ума: успех оправдывает все; но глупость, сквозившая в пруссаках, была бахвальством чистой воды.
CCCXV
Самая невыносимая тирания - тирания со стороны подчиненных.
CCCXVI
При противостоянии в термидоре правительство отстранило меня от командования моей армией; но Обри засадил меня в тюрьму. Слуги всегда идут дальше своих хозяев.
CCCXVII
Это правда, что со своим падением я оставил Франции большие долги. Однако оставались мои запасы на черный день; и что с ними сделали?
CCCXVIII
Человек, который за забавами забывает о своей боли, не будет терзаться долго; это лекарство от мелких зол.
CCCXIX
Я никогда ни в чем не отказывал императрице Жозефине, зная ее искренность и преданность.
CCCXX
Я терплю упоминания о глупостях некоторых монархов, подобно тому как люди не распространяются о благосклонности своих бывших любовниц.
CCCXXI
Марш Груши из Намюра до Парижа - один из выдающихся подвигов войны 1815 года. Я думал, что Груши пропал вместе со своими пятьюдесятью тысячами солдат и я соберу свою армию у Валенсьена и Бушена, заручась поддержкой северных крепостей. Я мог бы создать там систему обороны и воевать за каждый клочок земли.
CCCXXII
Ней и Лабедуайер сами виноваты, что были расстреляны, как мальчишки: они не знали, что в революции тот, кто теряет время, всегда проигрывает.
CCCXXIII
Не найдется и четырех страниц, напечатанных за эти четыре года, где бы была правда о моем правлении и действиях отдельных личностей. Среди писателей много клеветников, но ни одного Фукидида.
CCCXXIV
Я всегда считал, что преступно для монарха призывать иностранцев, чтобы поддержать свой авторитет в собственной стране.
CCCXXV
Я хорошо понимаю, как Фуше удалось составить списки изгнанников; но я не могу уразуметь, как там оказались имена, которые я там нашел.
CCCXXVI
Испанцам ничего не оставалось, кроме как принять конституцию, которую я предложил им под Байонной; к сожалению, тогда они для этого еще не созрели (я говорю обо всем народе).
CCCXXVII
Объединить цвет талантливых личностей всех классов в Институт было прекрасной идеей. Исказившие сей момент национальной славы должны были обладать очень скудным воображением.
CCCXXVIII
Человеческий разум породил три очень важных завоевания: право, равенство налогов и свободу нравов; монарх, если только он не спятил, никогда не будет попирать эти три основы человеческого общества.
CCCXXIX
Часто, читая "Цензора", я думал, что его редактирует Талейран или Поццо ди Борго. Книга насквозь антифранцузская, авторы - пустоголовые идеалисты; они выставляют сами себя кретинами, поучая королей.
CCCXXX
Когда нация перестает жаловаться, она перестает думать.
CCCXXXI
Я не думал лишь о себе при Фонтенбло; я действовал во имя нации и армии; если я сохранил титул императора и не зависимость суверена, то это потому, что, допуская оскорбление со стороны врага, я не мог позволить служившим мне храбрецам краснеть.
CCCXXXII
Есть определенный тип воров, чья поимка не предусмотрена законом, и они воруют самое ценное для человека - время.
CCCXXXIII
Есть во Франции люди, которые возвращаются к хартии, когда их охватывает страх; это как картежник возвращается к своей женушке, когда проигрался.
CCCXXXIV
Мадам де Сталь писала о страстях как женщина, хорошо разбирающаяся в предмете. Часто она напыщенно высоко описывает всякую ерунду, и она никогда не выглядит более глупой, чем тогда, когда претендует на глубину мысли.
CCCXXXV
Время республик прошло; скоро в Европе не останется ни одной.
CCCXXXVI
Если в механике известно три величины, то четвертая вскоре будет найдена (конечно, при должном знании математики).
CCCXXXVII
Большинство испанцев жестоки, невежественны и дики; в то время как я приказывал обращаться с пленниками в темницах Лиможа, Перигюе и Мулэна гуманно, они истребляли, пытали и казнили моих солдат. Капитуляция генерала Дюпона в Байлене сопровождалась насилием, не имеющим аналогов в истории.