- Что ты, сынок, - улыбнулся Варяжко. - Им за Игоря твоя прабабка Ольга такую отместку устроила, что на веки вечные охоту отбила на князей руку подымать. Город их Искоростень дотла сожгла, перебила несколько тысяч. Они это надолго запомнили. А потом, тут я с тобой, дружина, все оружные, разве мы дадим тебя в обиду? Спи спокойно. Не бойся.
- Я и не боюсь.
- Ну и правильно. Чего их бояться.
Княжич затих, и Варяжко не стал к себе сон звать, пока не убедился, что отрок уснул, засопел под боком тихо и ровно. Теперь можно было и пестуну уснуть спокойно, тем более что куда-то сгинули комары.
"Видно, им тоже спать захотелось", - подумал Варяжко, прикрыв глаза.
На земле дреговичей
- Ну вот, теперь мы на земле дреговичей, - сказал Варяжко Святополку, когда справа блеснула излучина Припяти. - Эту землю и выделил тебе в удел великий князь Владимир Святославич.
- Значит, древлянская земля позади?
- Позади, позади. Мы ее проехали.
- Вот и славно, - сказал с облегчением княжич.
Варяжко усмехнулся, он не раскаивался, что поведал княжичу историю о судьбе его несчастного прадеда: пусть знает и на ус мотает.
- Хорошая тебе земля досталась, Святополк, богатая. В лесу зверья тьма, в реках рыбы не счесть. Да и народ тут, на Полесье, помягче, поприветливей.
Впереди, левее, в лесу послышался какой-то звук, сначала едва слышимый, но постепенно, по мере продвижения обоза, становившийся явственней и сильнее. И когда наконец телега княжича поравнялась с местом, откуда он исходил, мальчик спросил Варяжку:
- Кто это стучит? Дятел?
- Что ты, это, наверно, бортник долбит дупло для новой борти.
- Давай поглядим, - попросил княжич.
- Давай, - согласился Варяжко и натянул вожжи, останавливая коней. - Тр-р-р.
За ним встали другие телеги, из своей повозки высунулась Арлогия.
- Почему встали?
- Княжич хочет на бортника посмотреть, княгиня.
- Ну что ж, пусть, - отвечала княгиня, спускаясь на землю. - Мы пока ноги разомнем. Затекли уж.
Дружинники, ехавшие верхами, слезали с коней, разнуздывали их, подпуская к возам с сеном.
Варяжко и Святополк отправились в чащу на стук, несшийся оттуда. Не менее сотни шагов прошли от дороги, когда наконец увидели - не бортника, нет, а следы его работы. Сверху, из кроны высокого дуба, летели на землю щепки.
Княжич с пестуном остановились, пытаясь разглядеть там, вверху, человека, но, видимо, он первый заметил их. Перестал стучать, спросил сверху:
- Чьи будете?
- Это князь вашей земли, Святополк Ярополчич, - громко отвечал бортнику Варяжко. - Вот хочет поглядеть на твой труд.
- A-а, это хорошо, - отвечал бортник. - Я зараз слезу. Покажу.
Из кроны соскользнул по веревке заросший бородатый мужик в черных портах и домотканой рубахе. Поклонился. С любопытством оглядывая мальчика, спросил:
- Что хочет знать князь?
- А все. Вот ты по веревке слез, как она там держится?
- Веревка-то? - Бортник взялся за нее. - Это, государь мой, не веревка. Это лезиво прозывается, оно, вишь, из кожи свито.
- А длинное оно, лезиво?
- Пожалуй, не менее полусотни локтей. И на том конце крючок. Я, значит, подойду к дереву да и закину, крючок-от зацепится за сук, я и полезу по лезиву-то. Потом еще выше кину и опять лезу. Найду подходящее место, закреплю там скамеечку.
- А что это за скамеечка?
- Да дощечка, государь мой, простая дощечка. Сяду на нее. Достану долотья, молоток, пешню и починаю долбить. Дуб, он крепок, ох как крепок. Сосну легче долбить.
- А долго долбить-то?
- С иной бортью и два и три дня провозжаешься.
Святополк подошел, взялся за лезиво, подергал его, словно проверяя, крепко ли оно держится. И вдруг сверху что-то стало падать тяжелое, цепляясь и отскакивая от сучков.
Бортник схватил княжича за плечо, крикнул испуганно:
- Берегись! - и, прижав к себе, отскочил вместе с ним в сторону.
И тут рядом с концом лезива вонзился в землю топор.
- Ты что ж, злодей, было не убил отрока! - вскричал Варяжко.
- Прости, прости, государь, - лепетал испуганный бортник. - То не нарошно, не нарошно. Худо вбил его в дуб-то, а тут, значит, княжич подергал лезиво и, видать, стронул. Простите, простите…
Мужик поднял топор, отер рукавом землю с лезвия, сказал ему:
- Прости, кормилец, что забыл про тебя. - И, обернувшись к Варяжке и княжичу, пояснил: - Он ведь обиделся, топор. Я про всех сказал, про долото там, пешню, лезиво, а про его-то, главного работника, и забыл. Вот он и решил напомнить.
- Дурак. "Напомнить", - передразнил Варяжко. - Так и убить ведь можно.
- И то правда, - согласился бортник. - У нас одного в веске звездануло его же топором.
- Убило, что ли?
- Ну, а то.
- Вот видишь. Это должно всем вам в науку быть.
- Должно бы, господин мой, должно. Так ведь пока самого не треснет, не научишься. Сколько вон нашего брата убивается. А ведь все неймется, все лазаем, долбаем. У меня вон и отец насмерть убился. Борть долбил, сорвался с выси и за лезиво не успел ухватиться. И дед покалечился эдак-то. Медок, он даром никому не дается. За него и попотеть надо, а коли судьба - то живот положить, господин мой.
- А много у тебя бортей?
- На этом дубу вот вторую долблю. А есть на которых деревьях и три борти, - с гордостью отвечал мужик. - Где как.
- Я спрашиваю, всего у тебя сколько бортей?
Бортник замялся, явно не желая отвечать на этот вопрос.
- Ну чего ты? Мы ж не отберем их. Сколько всего?
- Да, пожалуй, десятка четыре-пять будет, - отвечал со вздохом бортник и, оглянувшись, понизил голос: - Рази я вас боюсь? Лесовик услышит, так беда.
- Ну и что?
- Как что? Знамена перетешет.
- Какие знамена?
- Ну затеси мои. Вон видишь на коре-то зарубки, которые стрелой и кружком.
- Вижу. Ну и что?
- Так это мое знамя бортевое. Все мои борти такими мечены. И сколько их, говорить нельзя. У лесовика ухо вострое, услышит, обязательно перетешет. Его медом не корми, дай позабавиться. Шалит старый хрен, что с него взять. Топор вон и то обиделся, а лесовик… у него за каждым пеньком уши расставлены.
- У тебя мед-то есть? - спросил Варяжко.
- Есть. А как же.
- Нынешний?
- Что ты, господин мой, нынешний рано брать. Прошлогодний.
- Ну поедем, угости князя своего.
- Идем. Как не угостить, мы все тут в княжьей воле. Я вот только ситак заберу.
Бортник отошел, вытащил из кустов мешок, в котором угадывалось что-то круглое.
- Что там еще за ситак? - спросил Святополк. - Покажи.
- А гляди, господин мой. - Бортник с готовностью раскрыл мешок. - Эвон мой защитник.
- Навроде шлема, - удивился княжич.
- Угадал, князь, угадал. Шлем это, но не от меча боронить, от пчел, вишь, тут и сетка конского волоса. Вот он и зовется ситак. Без него к рою не подступишься, загрызут пчелы-то. Взял, думал в дупло заглянуть, много ль натаскали работницы мои, да передумал. Будет с них долбежки моей, поди, и так сердятся на стук мой.
Они направились к дороге, Святополк спросил бортника;
- А лезиво почему не взял?
- А кто его возьмет? А завтра приду, оно уже закинуто, зацеплено. Залезу и стану кончать, долотья с молотком там у меня в дупле оставлены. Топор вот, вишь, не захотел от хозяина отставать.
Бортник не стал садиться на воз, хотя и был приглашен.
- Я так дойду, тут рукой подать.
Даже мешок с ситаком не положил на воз, нес за спиной. Шагал у телеги. Помолчал, спросил осторожно:
- Сказывал тут проезжий один, что в Киеве богов всех иссекли. Верно ли аль сбрехал?
- Верно. Не соврал проезжий.
- Это как же без Перуна-то, без Волоса? Рази так с богом можно? Ему ведь не долго и наказать.
- Так великий князь решил. Он велел греческому Богу молиться.
- А он какой из себя-то, греческий?
- Он невидимый.
- Невидимый? - удивился бортник. - Надо ж. Перун и молоньей и громом хлещет, Волос вон скотину обихаживает. А этот что может?
Варяжко не знал, что отвечать бортнику, потому что и сам еще не разобрался в греческой вере, хотя уже и носил нательный крест. И самому-то трудно было забыть Перуна, которому столько лет молился и который нет-нет да и пособлял в делах.
А когда показалась веска в три двора, бортник сказал:
- Ну Киев как хочет, а мы тут Перуна не дадим в обиду. Он отцам нашим, дедам верно служил и нам послужит.
"Ну там видно будет, - хотел ответить Варяжко, но не решился, лишь подумал: - Не скоро сюда греческая вера придет, ох не скоро".
- А вот и моя истопка, - сказал бортник, останавливаясь у ворот крайнего двора.
Во дворе взлаяло несколько собак, они кинулись к воротам, но, услыхав голос хозяина, стихли, заскулили радостно, завиляли хвостами.
Обоз остановился. Варяжко со Святополком слезли с телеги и пошли к распахнутым воротам, где ждал их бортник, успокаивая собак:
- Это свои. Нишкните! Ну!
- Сколько их у тебя? - удивился Варяжко.