– Молодые люди, я приношу вам свои извинения, но вы не могли бы мне ответить на один вопрос?
Кондрат, делая странные движения головой, попытался встать, сдвинул с грохотом стол и рухнул обратно на стул, с трудом удержавшись от падения. Света уткнула голову в руки и плечи ее тряслись от сдерживаемого хохота. Старик, похожий на питона Каа из советского мультика, оценил состояние этих двоих и перевел глаза на Славу.
– Да – избавившись от оторопи, максимально вежливо ответил тот – чем могу служить?
– Скажите, будьте так любезны, сегодня почты не было?
Слава, подняв брови непониманием, посмотрел по сторонам и, не обнаружив не газет, ни писем, вообще ничего, виновато ответил.
– Нет, как видите, вообще никакой никому корреспонденции нет.
– Письма? – жалобно проговорил старик – Письма сегодня не приносили?
– Нет, но сегодня первое мое дежурство… может быть…
– Благодарю вас.
Старик удивительно легко для его возраста и громоздкости, повернулся, зашагал по холлу легко и бесшумно.
– Это что? Это кто такой? – спросил Слава девушку – Кондрат уже спал, чудом не падая со стула и уронив безвольную голову на грудь.
– Да откуда я знаю, кто это? – вдруг выкрикнула Света и подняла распухшее и мокрое от обильных слез лицо – откуда мне знать, что это за дед? Письмо он ждет от сына, каждый день сюда приходит и спрашивает, есть ему письмо или нет… сынок его сдал в дом престарелых, а отец письмо ждет и ждет… а как его зовут, я не знаю… я что, должна всех этих дедов и бабок знать? Я не ровесница им, мне они не интересны!!!
Несколько секунд она боролась с судорожными всхлипами, потом смогла сказать.
– Дай сигарету…
– Здесь можно курить? – спокойно удивился Славик. Его спокойствие на девушку подействовало отрезвляюще. Она набрала в грудь воздуха и замерла, опусти веки, потом шумно выдохнула.
– Бывает… извини… нет, курить здесь не стоит. Надо на улицу выйти… господи, как они мне все надоели, если бы ты знал. Знаешь, что мне соседка говорит?
Слава коротко мотнул головой, показывая, что не знает, и взял за худой локоток, помогая Свете встать.
– Она говорит, что я такая же, как они… как старики… такая же…
– Дура она старая – серьезно и спокойно резюмировал Слава – какая же ты такая, как они? Ты молодая и красивая. Пойдем на крыльцо, там посидим, воздухом подышим… отравой.
– А время? – шмыгнула Света распухшим носом.
Слава спросил – а что время? – и посмотрел на часы. Действительно, двадцать три…
– В это время ребята до вас двери закрывали и никого уже не впускали. И не выпускали. Меня тоже не выпускали. Покурить.
– Плевать. Пошли. Надо воздухом подышать…
Слава прошел вперед, не собираясь мешать калеке помощью. Надо будет, сама попросит. Света посмотрела на него с благодарностью, обвисая на костылях и вполне уверенно продвигаясь к ступенькам.
Предзимье встретило их робким морозцем; Слава, спохватившись, принес два бушлата с выцветшими эмблемами охранного предприятия на рукавах. Света уже сидела на скамье у стены, и почти исчезла под наброшенным на плечи ватником. Славик отказался от протянутой сигареты – вот еще, за свои деньги дышать смрадом – и Света закурила, неумело держа и неумело затягиваясь.
– Да ничего, в общем, трагичного – произнесла они, когда молчание стало тяготить. – Жила я хорошо, пока папка был жив. Все меня любили, он любил больше всех. А потом он умер. Сердце не выдержало.
– И тебя сюда…
– Да, и меня сюда сдали. Я их не виню – торопливо уточнила Света. – зачем им калека? В квартире и так тесно. Деньги я зарабатывать не могу. Пенсия маленькая. Калитку надо закрыть.
Продолжила она без всякого перехода.
– Всякая мразь сюда ходит. Водку пьет, старух грабит.
– Чужих старух?
– Сначала своих, потом и чужих. Тут до вас ребята работали, так они с этими гадами тоже пить начали. Директор их сразу уволил. Как только узнал.
– Крутой у вас директор… кто он?
– Бывший военный. – Света докурила, выкинула прочертившую дугу алую точку и тут же стала разминать дрожащими пальцами другую сигарету. – Он очень хороший человек. Командовать, правда, любит, но это привычка. Мы же здесь не можем жить, тут же дом престарелых, а мы просто калеки.
– Вы? Ты тут не одна такая?
– Нет, не одна. Есть еще семейная пара колясочников. Мне еще повезло, я ходить могу. А они только ездят. Зато у них денег много.
– Откуда у колясочников деньги?
– Они эти… экстрасенсы. Привораживают, будущее предсказывают. К ним народ ходит.
– А ты?
– А что я? Они меня не любят. Вот Любка меня тоже не любит. Кричит всегда, что я блядь.
Слава повернул голову и увидел, как она косится на него блестящими глазами.
– Любка – это такая коренастая, в душегрейке и спортивном костюма?
– Ага. Она тоже к охране ходит. Книжки пытается выменять. Только наши охранники книги не читали, они больше по водке да пиву, а она умную изображает.
– Ну и как? – спросил, стараясь преодолеть растущее напряжение, Слава.
– Что – ну и как?
– Получается охранников охмуривать?
– У нее – не очень. – Странно усмехнулась Света. А Славик молча высвободил из нервных пальцев пачку и вытащил сигарету.
– Иногда я себе позволяю – ответил он на удивленный взгляд Светы.
И замолчал, смакуя приятное головокружение после первой затяжки.
С табаком у него шла длительная, и уже привычная борьба. Сын алкоголика, Слава постоянно чувствовал неукротимую тягу к самоистреблению. Когда он пил, то пил по-черному, останавливаясь только после страшного отравления. Страдал потом, мучался угрызениями совести – только для того, чтобы при первом же подвернувшимся случае вновь напиться до положения риз. Потом появились боли в печени, потом – психозы без приема, до приема и во время приема алкоголя, провалы в памяти и множество прочих наград. Завязав с алкоголем раз и навсегда, он оставил для маленького чудовища, разрушающего его изнутри, табак – самую бессмысленную и цепкую из вредных привычек. Сигареты, выкуренные сверх установленной им самим нормы, были поводом для самоедства, а так же – для занятий спортом. И Славик подозревал, что, допустим, польза от пробежек нивелирует вред, принесенный серым дымом… а вот если бы не даже не курил – посмеивался он иногда про себя – не было бы стимула заниматься своим здоровьем.
Они сидели, как в деревне на завалинке, выпускали дым, который в холодном воздухе поздней осени пах как-то особенно терпко и даже приятно; за пиками тяжелого чугунного забора, по освещенному желтым светом шоссе с набегающим ревом проносились машины.
И когда огромное блестящее черным лаком чудище выхватило их из темноты ослепительной белизной фар – Слава решил, что это случайность, что с минуты на минуту этот символ другой, никак не соотносящейся с домом престарелых жизни исчезнет. Вместе со своими долбящими басами, намордником из никелированных труб, сдержанно урчащей мощью двигателя, полумраком в пахнущем кожей салоне…
Потом он проклинал себя – надо было сразу уйти в интернат, за надежную защиту стальных дверей, взвалить на плечо пьяненькую Свету, держа в одной руке костыли, а в другой – недопитую бутылку, закрыться на ключи и засовы…
Она бы приехала в другой день, в другую смену…но история сослагательного наклонения не знает, и соломку можно не стелить – все равно падать придется в другом месте.
И Славик, ничего не подозревающий охранник, трезвый, как стекло, и абсолютно уверенный в себе, внимательно и равнодушно рассматривал двух вошедших в калитку людей.
Беглого взгляда ему хватило, чтобы потерять интерес к обоим представителям этой пары. Девушка был ниже среднего роста, белесая, с плотными ногами и не видной под джинсовой курточкой грудью; неприбранные промытые волосы тяжелыми волнами рассыпаны по плечам, на маленьких пальцах играют искорки в золотых кольцах. Дорогая простота – шлепнув этот ярлычок на невысокий лоб посетительницы, он перевел взгляд на ее спутника, но не потратил на его осмотр и секунды.
Мальчик – шаблон. Сначала будет предлагать деньги, потом переть буром, потом выть и кататься по земле – а на следующий день придут быки, в чьих ожиревшие загривки вдавлены собственной тяжестью златые цепи, будут растопыривать коротки волосатые пальцы и гнусить понятия.
– Добрый вечер… вы не могли бы нас пропустить? Вы ведь охрана, я правильно понимаю?
Улыбка девушки открыла яркую даже в полумраке белизну зубов и обозначила ямки под уголками рта…Славик непроизвольно улыбнулся в ответ.
– Добрый вечер, но, боюсь, что я ничем вам помочь не смогу.
– Вы не понимаете… Виталику надо завтра уехать, и он очень хочет повидать свою бабушку.
– Любимая бабушка? – уточнил Слава, и Виталик, долговязый, стильный, благоухающий дорогим мужским парфюмом, с нажимом ответил.
– А вам то какое до этого дело? Конечно, бабушка моя любимая, и мне будет очень тяжело пережить такую долгую разлуку.
– Вот, Светик, эти двое тоже страдают. И мучения их описать невозможно. Это Гамлет какой-то. Угрызения совести, зов крови… блинчики, пирожки… дальше тишина…
– Вы что-то имеете в виду? – негромко осведомился Виталик тоном, после которого следует удар в лицо, и Слава – сама вежливость – ответил.
– Только то, что пансионат для престарелых граждан сейчас закрыт в связи с ночным отдыхом контингента. Я вам понятно изложил? Приходите завтра, и общайтесь с вашей любимой бабушкой, сколько вам нужно будет.