2
От метро надо было идти вдоль забора старого заброшенного завода. Каблуки нещадно цокали и ноги подворачивались. Она не привыкла ходить на них, а одела эти туфли только потому, что ехала на лекцию на Володиной машине и рассчитывала вернуться на ней же.
За её спиной вдали аллеи виднелись силуэты, и это как-то успокаивало, но на повороте пара пожилых людей свернула, и на аллее остался только один мужчина, и он сразу же прибавил шаг. Лиза услышала, что шаги стали более быстрые и оглянулась. Мужчина приближался, к высотке, где она жила надо было идти ещё через сквер, набирать код замка, бежать по лестнице вверх, ждать лифт…
Выхода не было, она рванула к ближайшему дому, но подвернула каблук и чуть не упала. Мужчина заметно оживился, и почти уже побежал к ней. Тогда она сняла туфли и босиком по обжигающему холодом асфальту помчалась к первому попавшемуся подъезду.
Подбежав и рванув дверь, она поняла, что дверь не откроется. Ведь теперь всё везде закрыто… Она судорожно осмотрелась по сторонам, и побежала вдоль решетчатого заводского забора. На её счастье, около ворот, она увидела светящееся окно дежурного. "Надо же", – подумала девушка, "а ведь раньше я не видела, чтобы завод кто-то охранял". Лиза с разлёта забила висячим замком от ворот по стальным прутьям и закричала в голос. Выбежавший из-за поворота мужчина, тут же остановился. Свет фонаря, слабо освещал его одутловатое лицо, с низко надвинутой кепкой.
– Что вам от меня нужно? – спросила, повернувшись к нему Лиза, услышав, как дежурный её услышал и стал открывать дверь.
– Да я просто познакомиться хотел, – сказал, замявшись, мужчина.
– Вот так ночью, гоняясь за мной?
– Ну не хочешь, так и скажи, – пробубнил слегка наигранно он, и стал пятиться назад.
Вышел охранник.
– Чё надо? – грубо начал он.
Лиза растерялась ещё больше.
– У меня тут каблук сломался… – начала стуча зубами она.
– Ты, что дура, тут ночью каблуки чинить собралась? Вот шалава… ещё хахаля сюда подозрительного притащила, я что вам тут… – закричал дежурный, дыхнув на Лизу перегаром.
Лиза оглянулась, и увидев, что преследователь её уже скрылся, помолвила:
– Пожалуйста, извините, за мной гнался этот человек, поэтому я к вам постучалась за помощью.
– А, понятно. Ну да я ему сейчас как врежу…
– Не надо, он уже ушёл.
– Тогда чё те надо?
Лиза растерялась. Трудно было понять, убегать или всё-таки попробовать достучаться до этого человека.
– Проводите меня, пожалуйста, до моего дома… здесь недалеко… вы же такой смелый…я вон в той высотке за сквером живу, тут совсем рядом… ну пожалуйста…
– А на бутылку дашь?
Лиза вспомнила, что денег было маловато, но выхода не было. Придётся отдать всё, что есть.
– Да, я думаю, у меня наберутся такие деньги…
Он вернулся на свой пост, нехотя накинул телогрейку, закрыл дверь и взяв в руки фонарик пошёл за Лизой, непрестанно что-то ворча себе под нос.
3
Когда она открыла дверь своей квартиры и включила свет в коридоре, раздался звонок. Звонил Володя.
– Привет, – сказал весело он.
– Ты где? – дрожащими губами произнесла Лиза, опираясь за косяк.
– Я в Текстильщиках. Мы пьём чай с сырниками и беседуем о книгах Виктора Пелевина. Я приеду через часа два.
– Ну ведь уже поздно.
– Да ничего страшного, зато я совершил сегодня настоящий поступок Бодхисаттвы. Ты за меня рада?
Лиза молчала.
Только сильно жгло подошвы ног. Она наклонилась и коснулась рукой стопы, пальцы ощутили что-то липкое. Девушка подняла их к глазам. На них была кровь…
Платье
1
И опять Настя проснулась от своего собственного крика. Соседи по палате нервно переглядывались. Боль резко пронзила стрелою шею и ушла в позвоночник… оказывается во время крика она подняла голову и это было очень больно.
– Извините, – сказала девушка разбуженным соседям и откинулась на подушку, пережидая какое-то время, когда боль притупится.
– Что случилось? – спросила старушка чуть погодя. Ты так сильно кричала, что мы думали у тебя приступ и хотели вызвать врача.
– Нет, ничего страшного. Просто приснился плохой сон, – прошептала Настя, не оборачивая голову, чтобы соседка не увидела глаза, полные слёз. Потолок расползался и двоились лампочки в плафонах, а слёзы всё текли и текли.
Ей опять приснился отец… Он набрасывался на неё с кулаками, и она не могла забыть его красные выпученные глаза, его душераздирающий крик, почему-то усиленный во сне, словно пропущенные через громкоговоритель, и где-то в отдалении спокойные слова матери: "ну вот такая взрослая девочка, а до сих пор приходится бить, бить, бить…". Эхо слов не замирало, а слышалось повсюду. Почему её надо было постоянно бить, Настя так и не поняла, она не помнила, что делала что-то плохое. И вот прошло уже много лет, а эти кошмары с налетающим на неё отцом, и с пронзающим ужасом детства так и не проходили, а периодически и неизменно повторялись.
"Обход, обход, все по местам, к нам сам профессор пожаловал", – сообщила вбежавшая медсестра, с красивыми глазами фотомодели, и тут же исчезла за дверью.
Больные стали возвращаться к своим кроватям. Насте возвращаться было не нужно, она лежала уже много месяцев, и даже небольшие попытки встать приносили огромные страдания. Посинелые опухшие суставы не разгибались, всё тело давно уже было сплошной пыткой, а мысли путались от непрекращающейся даже во сне боли.
Зашёл профессор с несколькими студентами. Окинув взглядом палату, он сразу же направился к ней:
– Это, вы, у нас лежачая?
– Наверное, – прошептала Настя, разглядывая сквозь пелену боли его полное лицо в круглых очках и сверкающую лысину.
– На что жалуетесь? – спросил доктор, раскрывая ей рот и показывая студентам его внутренности. Но было понятно, что историю её болезни он уже читал, поэтому в ответе не нуждался.
– На жизнь, – прошептала девушка, как только её рот оставили в покое.
Но её уже никто не слушал. Профессор потрогал суставы, профессионально бегло осмотрел исхудавшее тело, открыл веки. И как будто Насти уже здесь не было, стал рассказывать студентам о её состоянии, использую непонятную для неё терминологию. Потом быстро поднялся и вышел. За ним гуськом вышли и все студенты.
– Странно, а что это он нас не смотрел, – сказала пожилая русоволосая женщина, лежавшая напротив. У неё были проблемы с сердцем, кот, оставшийся на попечении соседей и племянник, которому достанется её квартира, если вдруг она умрёт от приступа.
Но оказалось, что это был не обход, это специально приезжали посмотреть на Настю, потому что уже как полгода, перемещая её по разным больницам Москвы, никто не мог поставить ей точный диагноз.
Обход начался позднее. Как всегда врач пришла в палату и медленно стала выслушивать всех и смотреть на их состояние. Насте обход нравился. Потому что было приятно, что кто-то, даже совсем чужой человек, вдруг спрашивает тебя о том, как ты себя чувствуешь, как ты спала, и нет ли у тебя температуры. Это было самое приятное, что она могла вспомнить в больнице. Девушка разгладила свою скомканную ночнушку и, с трудом дотянувшись до тумбочки, убрала всё лишнее подальше от глаз и стала ждать. Врач была молодая, нельзя было сказать, что она была очень профессиональна, потому что её порой растерянный взгляд, выдавал в ней неопытность, но она старательно делала всё вовремя, и больные надеялись, вглядываясь в её глаза, что она не допустит ошибку, и несмотря на молодость, поможет им вылечиться.
– Скажите, пожалуйста, что сказал профессор? – спросила Настя почти шёпотом, когда та слушала её сердце через стетофонендоскоп, смотря прямо в красиво подведённые глаза этой молодой девушке.
Врач отвела взгляд, помедлила, потом решительно повернулась и выдавила:
– Он не может определить точный диагноз. Но это аутоиммунное заболевание. И уже неважно, красная волчанка это или всё-таки системная скоротечная склеродермия, от которой твои внутренние органы будут распадаться, но у тебя, к сожалению, нет шансов! Чтобы мы ни делали, какие бы только лекарства тебе не кололи, даже самые сильнодействующие, но твоя болезнь не переходит в ремиссию…
– Что это означает?
– Это означает, что твоя иммунная система ест собственные клетки. Ты уничтожаешь саму себя, и мы не можем это остановить.
– То есть, я умру?
– Я так не сказала… (Испуганно проговорила врач, хотя было всё и так слишком понятно) – Но мы больше ничего не можем для тебя сделать, – она помедлила, потом тихо продолжила:
– Попроси своих родных, чтобы за тобой приехали на следующей неделе, когда закончится курс гормональной терапии.
– У меня нет родных, – просто сказала Настя.
Родители были живы, но с тех пор как она уехала из дома в Москву, она вычеркнула их из своей жизни, надеясь, что обретёт жизнь другую.
– А где ты живёшь?
– Уже нигде.
– Как так?
– До болезни, когда работала, снимала комнату. Сейчас боюсь, мне за неё уже ничем не расплатиться.
– Ну хоть кого-нибудь позови, мы не можем тебя здесь держать более.
– Хорошо, – вспомнив про свои давнюю подругу Ольгу, прошептала Настя.