Красная Казанова - Волков Сергей Юрьевич страница 10.

А вообще, не так давно, в городе практиковал за­езжий медиум, за вполне умеренное вознаграждение вызывавший обывателям (в зависимости от интереса), кому старца Григория, кому Соньку Золотую ручку, а партийцам, соответственно, Ильича. Но если первые двое вели себя пристойно, то неугомонный дух вождя мирового пролетариата безобразничал, скверносло­вил и затихал только при виде фотографии опально­го Зиновьева. Кроме того, поскольку, для привлечения товарища Ленина, в качестве подлинного материала использовался затёртый до дыр номер "Искры", в го­роде начались пожары. Вмешалось ОГПУ и медиум исчез. К слову сказать - те, что успели воспользовать­ся его услугами, остались весьма довольны результа­том, особенно в амурных делах. Так, посетившая се­анс Полина Михайловна, отзывалась о маге в самых восторженных выражениях и даже показывала ГПОТу несколько двусмысленное пятно на шее, якобы остав­ленное не в меру разошедшимся первым председате­лем Совнаркома.

Но, нет! Прохор Филиппович не верил ни в спи­ритизм, ни Полине. Попозже, к восьми часам, он при­гласил домой коллег-управленцев. Тёртых тузов, това­рищей по совместным партийным заседаниям. Правда, откликнулись не все и не сразу. Так командир пожар­ной части, по привычке опоздал, а начальник почто­вой службы вообще не дошёл, всё же шестеро были на лицо.

Судили-рядили. Главврач Фаддей Апомидонтович Белкин настаивал на сугубо научной природе зага­дочного явления, уверяя, что это обычный массовый гипноз. Его не слушали. В городе Белкина не люби­ли, а комендант "Пузырёвских" бань Иван Иванович Хрящов, со свойственной ему прямолинейностью и вовсе называл доктора за глаза "интеллигентской за­дницей". Лишь когда доктора утвердил Наркомздрав, категоричный Иван Иванович начал опускать в своей характеристике обидное прилагательное, и то неохот­но, и не сразу.

- … наверняка, компетентные органы пригласили какого-то известного психиатра и исследуют граждан на лояльность.

- Тебя самого, Пирамидонтыч, за такие слова, не худо бы исследовать, - скривился Хрящов.

Главврач, по натуре - перестраховщик, заёрзал на стуле, два раза сам себе сказал "так-с" и вдруг заторо­пился к захворавшему катаром родственнику Удержи­вать его не стали, словно обрадовавшись возможности переменить тему.

- "Катар", - снова заговорил комендант "Пузырёвки", когда доктор откланялся. - Понимал бы чего, в катарах. А-то, гипно-оз!

- Угу, - промычал набитым ртом Никита Савич Севрюгин, чрезвычайно толстый гражданин, заведо­вавший столовой фабрики "Имени Коминтерна". - В двадцать шестом приписал мне мозольный пластырь, с тех пор прибавляю по пуду в год. Уж и в новый ко­стюм не влезаю.

Севрюгин медленно поднялся, повернулся к си­дящим за столом сперва одним боком, затем другим, похлопал ладонями по брюху.

- Костюм хороший… Из того букле, что ты Артемий Капитонович… - обратился он к директору магазина Промсоюза, но осёкся. Артемий Капитонович тоже было стушевался, а затем они хором принялись бранить доктора Белкина и докторов вообще.

- Знаешь, Прохор Филиппович, - вернулся Иван Иванович к прерванному разговору. - Ты, нижние стёкла в трамваях, те что поднимаются, распорядись закрасить, от греха. А вагоны, пусть будут как в бане, "женский" и "мужской".

- Верно, - поддержал заведующий рынком Гирин. - Только дамские, пусти первыми, чтоб без жалоб, к последним на "колбасу" пацаны цепляются…

- Мальчишки, что. От них вреда не много. У меня вон, в столовой комсомолки санитарный ликбез устро­или. В дверях встали, - пожаловался Никита Савич. - Которые рабочие с грязными руками, тех обедать не пустили. Полфабрики голодными оставили. Два бака борща, второе… Всё псу под хвост! А если они завтра ещё что проверить захотят?

- Значит, и трамваи, их работа! - мрачно кивнул Артемий Капитонович. - Белкин прав. Вычисляют…

- Вычисляют кого? - Прохор Филиппович встре­вожился.

Только на днях он слышал как какой-то студент, неопрятный и золотушный, говорил приятелю:

- … недотрога. У нас новенькая, тоже закочевря­жилась. Никакой пролетарской сознательности, жмёт­ся да жмётся. Я, брат, сразу спознал чужеродный класс. Ребята, говорю, она или поповна, или того хуже. Стали карточку выверять и аккурат, в точку. Происхождение неверно показала. Преднамеренно! Чтобы на курс по­ступить.

Всё так. Но ведь он - ГПОТ не "кочевряжился", он всегда - как велено. Неужели из-за дяди? Чушь, для этого не надо морочить людей в трамваях, на такой случай есть ОГПУ Скорее уж можно было предполо­жить, что гипнотизёра наняли комсомолки общества "Долой стыд". Года три назад в прессе появлялись со­общения об их пропагандистских акциях в московском транспорте. Да Прохор Филиппович и сам не единож­ды заставал девушек за непристойными выходками.

Раз, проходя мимо священнослужителя… Но таким образом молодёжь боролась с религиозным наследи­ем прошлого, тьмой, невежеством. Ещё, в набитом кинозале… Тогда, комсомолки очищали лучшие ме­ста от разной старорежимной сволочи, которая, зажав свои утончённые носы кисейными платочками, лете­ла из партера как от агитпропа. Но зачем устраивать обструкцию ему, человеку партийному, на кресло ко­торого никто, кажется, кроме Селёдкина и не зарится. Или попросту пакостят?

ГПОТу сделалось не по себе. Он опять оглядел присутствующих. Гости явно тяготились застольем, по существу говорили вяло и неохотно. В их равнодуш­ных лицах читался приговор.

Наконец, Артемий Капитонович поднялся:

- Что ж, утро вечера мудренее…

Глава одиннадцатая

Наутро в маленький неприметный особняк в са­мом центре города доставили восемь писем. Одни были отпечатаны на машинке, другие старательно выведены от руки, но все восемь начинались фразой: "Считаю своим долгом сообщить…", а далее сообща­лось (да весьма подробно) о "тайном" собрании и при­чинах его вызвавших, о родственниках руководителя трамвайного депо. Между делом упоминалось о гру­бости кондукторов и задержках на линиях. Приплели даже проведённую Прохором Филипповичем, на реке за городом, выездную летучку с секретаршей Зингер. Но ничего этого ГПОТ ещё не знал. Ближе к полуд­ню, движимый решением так или иначе выловить Кулькова, он показался на углу "Институтской".

У противоположного её края маячила, мужиков в тридцать, небольшая толпа, перед которой, с истин- норусским форсом, лихо осадил извозчик. Заквакала гармошка. До слуха донеслось пьяное:

- Эх, яблочко, куда котисьси? В ГУБЧКа попа­дешь, не воротисьси…

"Свадьба что ли?" - подумал главный по обще­ственному транспорту, глядя как в пролётку набилось человек шесть. Все - толпа, седоки и возница, словно по-команде, вытянув шеи, уставились в ближайший переулок. Несколько минут длилось ожидание, но вот, толпа зашевелилась, загалдела, раздались радостные возгласы. Хлестнув свою саврасую, с вплетёнными в гриву цветными лентами, извозчик помчал, понёс­ся вдоль рельсов, а из переулка, нагоняя экипаж, вы­летел трамвай. И хотя, нельзя не признать - техниче­ский прогресс неумолим, только и лошадь "за здорово живёшь" сдаваться не собиралась. Половину пути: и вагон, и праздные гуляки прошли, если так можно вы­разиться, ноздря в ноздрю. Извозчик ухмылялся всей рожей, его пассажиры улюлюкали, тыча пальцами в юную вагоновожатую, с пылающими щеками и блед­ной обнажённой грудью. Больше за стеклами ничего и никого видно не было. Кондуктора в салонах, ско­рее всего, легли на скамьи. Ещё миг и безумная скач­ка прекратилась. Возница стал рядом с окаменевшим Прохором Филипповичем, получил причитающиеся. Довольные аттракционом бездельники, посмеиваясь вылезли.

- Присоединяйся, гражданин-хороший, - извоз­чик махнул кнутовищем на ту сторону площади, где, к не уменьшавшейся очереди, уже подкатил другой "гужеед". - Всего пятиалтынный, а удовольствие, что твоя фильма.

- "Фильма"! - завопил ГПОТ, бешено сжав кула­ки, ему не хватало воздуха. Опасливо покосившись на "припадочного", мужик "занукал" на, тяжело поводя­щую боками, лошадёнку, поворотив от греха оглобли, а главный по общественному транспорту кинулся к островерхому киоску "Соки и воды", хрипя как астма­тик, - Пожа… Пожалуйста…

Наблюдавшая сцену, испуганная продавщица поставила перед ним сразу два стакана сельтерской "Степан Разин". Прохор Филиппович выпил залпом оба, даже не почувствовав вкуса, и лишь понемногу собравшись с мыслями, опять, как во время инспекции с Селедкиным, подивился отсутствию милиции. Во­обще, создавалось впечатление, будто те - кому следу­ет и понятия ни имели о творящимся у них непосред­ственно под носом. ГПОТ и сам много бы дал, чтобы оказаться где-нибудь подальше, ничего не видеть, не слышать, но уйти было нельзя. Находясь в двух десят­ках шагов от института (расстоянии, не позволявшим очкарику сразу разглядеть его через свои стёклышки и улизнуть), Прохор Филиппович пристроился к кру­глой тумбе с наклеенной афишей.

- Кукла с миллионами. Межрабпом-фильм. В ро­лях: Ада Войцик… - только и успел прочесть главный по общественному транспорту и тут из ворот показал­ся Кульков. По-учёному заложа руки за спину и нелепо выбрасывая носки, инженер шёл к киоску.

"Точно блоха, - вспомнил ГПОТ характеристику истопника. - Ишь, марширует, "академик". Ну, пого­ди! Ты у меня женишься! Сам, лично в ЗАГС сволоку". Всё также скрытый тумбой, главный по общественно­му транспорту осторожно, на цыпочках забежал изо­бретателю в тыл и, поборов сильное желание поддать коленом, сграбастал очкарика за шиворот. Что делать дальше он не знал, поэтому, зло сопя, предоставил Кулькову выпутываться из сложного положения само­му.

- Про-прохор Филиппович, здрасьте… - интелли­гент явно струсил. - А, я-я не виноват…

- Да, ты не причём!