- По горам, по долам, мой мальчик. Где только не проходило. Из одного конца страны в другой.
- Чтобы свести наконец концы, да?
- Пойди прополощи рот после этаких слов.
- Яблочко от ябл…
- Стою, значит, я в баре…
Я ублажал дядю, задавая наводящие вопросы, и вот он уже добрался до неизменной кульминации своей истории; то был один из считанных эпизодов, полностью совпадавших с опубликованными потом материалами Заседания 5 (а).
- …этот малый мне и говорит: "А с француженкой ты уже пробовал?" "Дай же срок, - отвечаю, - я ведь только вчера с парохода!"
Тут я всегда, деланно хохотнув, подливал себе еще виски и ждал завершения эпопеи. Но в тот раз я почему-то уклонился от привычной развязки.
- Ну и как?
- Что как?
- Попробовал с француженкой?
Я нарушил правила, и в дядином ответе послышался упрек - так, во всяком случае, я воспринял его слова.
- Твоя тетя Кейт была чиста, как свежий снег, - икнув, заявил дядя Фредди. - Поверишь ли, несмотря на прошедшие после ее кончины годы, тоска моя по ней не убывает. Жду не дождусь, когда мы снова будем вместе, уже навеки.
- Держись, дядя Фредди, помереть всегда успеется. - А ведь я пользуюсь этим выражением крайне редко. И чуть было не ляпнул вдобавок: "Жив еще курилка!" - до того заразительна, прямо-таки прилипчива была дядина болтовня. Впрочем, я удержался и лишь повторил: - Так попробовал ты с француженкой или нет?
- Это целая история, мой мальчик, я ее не рассказывал ни единой живой душе.
Прояви я тут неподдельный интерес, наверняка вспугнул бы рассказчика, но я отупело предавался унылым раздумьям о том, что дядя мой не просто старый зануда, но еще и карикатура на старого зануду. Не хватало ему только пристегнуть к ноге деревяшку и, размахивая трубкой, начать выкаблучиваться возле камина в какой-нибудь древней пивнушке, на потеху таким же старым чудикам. "Это целая история, я ее не рассказывал ни единой живой душе". Так сейчас никто не говорит. Разве только мой дядя - он именно так и выразился.
- Они мне все устроили, понимаешь?
- Кто устроил?
- Да ребята эти, сюрреалисты. Мои новые приятели.
- Ты хочешь сказать, они нашли тебе работу?
- Я что-то не пойму: ты сегодня так поглупел или это твое обычное состояние? Женщину мне устроили. Вернее, двух.
Тут я навострил уши. Дяде я, разумеется, не поверил. А он, возможно, с досады, что его тысячу раз рассказанная история "Как я познакомился с сюрреалистами" уже почти не производит впечатления, пустился ее приукрашивать.
- Видишь ли, по зрелом размышлении я пришел к выводу, что такого рода встречи… Ребятам просто хотелось собраться и поболтать на непристойные темы, но признаться в этом они не могли, вот и объявили, что ставят какие-то там научные задачи. Но по части скабрезностей они оказались не ахти какими мастаками. Что-то им, я бы сказал, внутренне мешало. Одно слово - интеллектуалы. Нет жара в крови, одни идеи. Да за три года, что я был в армии…
Избавляю вас от этого традиционного отступления.
- …А потому я сразу понял, куда ветер дует, но ублажать их не стал. Знаешь, болтать на непристойные темы с компанией иностранцев - это ведь почти то же самое, что предавать родину. Непатриотично, правда?
- В жизни не пробовал, дядя.
- Ха! Да ты сегодня в ударе. "В жизни не пробовал". Точно как они, всё хотели вызнать, чего я в жизни не пробовал. Но ведь с такими типами беда: им говоришь, что тебя отродясь не тянуло делать то-то и то-то, так они не верят. А уж стоит сказать, что делать то-то и то-то ты не желаешь, и они немедленно делают вывод, что тебя прямо-таки подмывает заняться именно этим. Вот бестолочи, да?
- Не без того, наверное.
- Ну, я и счел своим долгом несколько облагородить характер обсуждений. Не смейся, я знаю, что говорю. Смотри, попадешь сам в компанию интеллектуалов, которые не закрывая рта талдычат о своем приборе, небось не так запоешь. Стало быть, я им говорю: "Задам-ка я вам задачку. Предположим, нашлись бы две девочки, которые занимаются любовью одинаково. Настолько, что если закрыть глаза, то одну от другой и не отличишь. Вот была бы штука!" А им, при всей их башковитости, такая головоломка на ум не приходила. Тут они, сказать по правде, чуть не передрались.
Ничего удивительного, подумал я. Обычно ведь такими вопросами не задаешься. Ни о себе самом (а нет ли на свете кого-нибудь еще, кто трахается в точности как я?), ни о других. В том, что касается секса, нас занимают различия, а не схожесть. Он/она был/а хорош/а или не слишком хорош а, замечателен замечательна, скучноват/а, неестествен/на и тому подобное; но вряд ли мы когда-нибудь мысленно отмечаем: ага, в постели она очень напоминает ту особу, с которой мы занимались тем же самым пару лет назад. Собственно, если закрыть глаза… Такие мысли нам, как правило, в голову не приходят. Отчасти, полагаю, из этических соображений, из желания оберечь чужую индивидуальность. А еще, может быть, из страха: как ты о них, так же точно и они ведь о тебе начнут думать.
- Тогда мои новые приятели мне все и устроили.
- ?..
- Пожелали отблагодарить меня за ценный вклад в их изыскания. Поскольку я-де им изрядно помог. Тот щеголь, с которым я в баре познакомился, сказал, что будет держать со мной связь.
- Дядя, но ведь вот-вот должны были начаться автогонки? - не удержался от шпильки я.
- На следующий день он явился и сообщил, что вся компания делает мне, как он выразился, сюрреалистический подарок. Придя в большое волнение от того, что я еще не познакомился поближе с прелестями француженок, они решили восполнить это упущение.
- Редкостная щедрость, - сказал я, а про себя подумал: редкостная причуда.
- Назавтра, с трех часов пополудни, они сняли мне номер в гостинице возле церкви Сен-Сюльпис, сообщил мне гость. И добавил, что сам он тоже туда придет. Это меня немножко удивило, но с другой стороны, дареному коню в зубы не смотрят и все такое прочее. "Вам-то зачем приходить? - удивился я. - Меня ведь за ручку водить не надо". Тогда он раскрыл мне условия: они, мол, хотят, чтобы я принял участие в эксперименте. Компания желает выяснить, отличаются ли сношения с француженкой от сношений с англичанкой. Я спросил, почему для этого исследования им понадобился я. А потому, последовал ответ, что, по их предположениям, мои реакции будут более непосредственными. Под этим, видимо, надо было понимать, что в отличие от них я не стану сидеть сложа руки и предаваться размышлениям.
"Давайте-ка начистоту, - говорю я гостю. - Вы хотите, чтобы я часика два провел с француженкой, а на следующий день пришел к вам и доложил свои впечатления?" - "Нет, - отвечает Щеголь, - не на следующий день, а через день. На следующий день мы заказали вам в тот же номер другую девочку". - "Щедро, - говорю я, - две француженки по цене одной". - "Не совсем так, - замечает он, - одна из девочек - англичанка. И вам надо отгадать, кто из них кто". - "Ну, это я сразу отгадаю, как только скажу "бонжур" да взгляну на них". - "Именно поэтому, - говорит он, - вам не разрешается ни говорить "бонжур", ни смотреть на них. К вашему приходу я уже буду в номере: первым долгом завяжу вам глаза, а потом сам впущу девочку. Повязку с глаз можно будет снять, только когда девица, уходя, хлопнет дверью. Как вам наше предложение?"
Как мне их предложение? Да я просто обалдел. Ведь едва я успел подумать "дареному коню в зубы не смотрят", и оказалось, что аж двум дареным лошадкам нельзя будет смотреть в зубы или еще куда-нибудь. Как мне их предложение? Положа руку на сердце, чувство у меня было такое, будто разом сошлись целых два Рождества. С одной стороны, вся эта петрушка с завязыванием глаз меня не слишком волновала; но с другой, если честно, - волновала, да еще как.
До чего же старики любят приврать насчет своих похождений в оны годы - даже жалость берет. Ведь слепому ясно, что это сплошные выдумки. Париж, молодость, девица, две девицы, снятый на два дня номер в гостинице, и все это устроено и оплачено неизвестно кем? Расскажи это своей бабушке, дядя. Двадцать минут в hôtel de passe, где вместо полотенца жесткая тряпица, а потом - морока с подцепленным триппером; вот это было бы правдоподобнее. И зачем старикам утешаться такими побасенками? Экую избитую околесицу смакуют они в одиночестве! Ладно, дядя, полный вперед с твоей скромной порнушкой. Про штурмана и авторалли мы уж напоминать не станем.
- Идет, говорю, согласен. И на следующий день отправился после полудня в гостиницу позади церкви Сен-Сюльпис. Хлынул ливень, пришлось от метро бежать бегом, и явился я туда весь в мыле.
Уже неплохо, а то я опасался услышать про ясный весенний денек, про аккордеонистов, под чьи серенады он шел через Люксембургский сад.
- Отыскал я номер, Щеголь был уже там, помог мне снять шляпу и пальто. Но, как ты догадываешься, я не собирался раздеваться догола перед моим радушным хозяином. "Не беспокойтесь, - сказал он, - она все сделает сама". Он лишь усадил меня на кровать, завязал мне глаза шарфом на двойной узел, взял с меня честное английское слово не подглядывать и вышел из комнаты. Минуты две спустя я услыхал скрип отворяемой двери.
Отставив стакан с виски, дядя откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза, чтобы яснее припомнить то, чего он, безусловно, видеть не мог. Я решил проявить снисходительность и не стал прерывать затянувшееся молчание. Наконец он произнес:
- А потом настал второй день. Все повторилось снова. И снова лил дождь.