Словом, тусование в подвале хотя и имело явные преимущества, но и минусы подвального зависания тоже тяготили изрядно. Оставались квартиры. Но и тут молодежь страдала от безкомфортности. Главные беды России - отнюдь не пресловутые дураки и дороги, а вполне реальные бездомье и безденежье. Редко у кого из моих сверстников была "своя" комната, еще меньше было тех, у кого родители по крайней мере нейтрально относились к тому, что их родное чадо посещали какие-то туповатого вида личности, коих чадо именовало друзьями.
Значит, приходилось ждать одного - праздников. На праздники удача изредка улыбалась нам - чьи-нибудь предки отправлялись в гости, и уж совсем радостным событием было, если эти гости случались "с ночевой". Это значило, что у нас есть не только место, но и время, то есть не надо пить с оглядкой и курить с отдышкой. Балдей, братан, хоть до утра!
Тут, правда, вставала другая проблема - как отпроситься из дома на ночь, но когда есть стимул, подобные преграды преодолеваются на голом энтузиазме.
В тот ветреный февральский четверг я и мой тогдашний лучший друг Вовка Бубен слиняли с последнего урока, обще - и всеми - "любимой" химии, слиняли просто так, от тоски и безысходности бытия. Но внизу, у дверей раздевалке нас поймал падла-директор, которому делать было нечего, вот он и таился в засаде у школьных дверей, обнюхивая входящих учащихся и выцепляя курильщиков.
Выцепленные директором перед нами двое семиклассников послушно выдали свои дневники для внесения в них соответствующих лозунгов красной ручкой, и вернулись к учебному процессу, ну, а мы-то выпускник же, не хрен собачий! Ясное дело, пошли на принцип, ясное дело, поругались, и уж совсем ясное дело - в класс не вернулись, а директор пообещал вызвать родителей.
Короче, вышли мы из школы в препоганейшем настроении и уныло помахивая сумками, двинулись в сторону дома, благо жили по соседству.
Вовка, прозванный Бубном за свое плоское и широкое лицо, на котором какой-то отдельной жизнью жили узкие зеленые глаза, делающие его похожим на карикатуру из чукотского журнала, был, по нашему мнению страшным бабником. В городе он знал всех девчонок, причем не просто в лицо и по именам, а прекрасно ориентировался в хитросплетениях отношений, четко зная, кто с кем "ходит", кто кого послал, кто сейчас свободен, а к кому лучше даже и не подходить. Словом, если вам нужно было скоротать вечерок в женском обществе, Бубен тут же мог предоставить с десяток кандидатш, причем отдельно - погулять, отдельно - для кино, отдельно - для танцев, ну и для этого самого тоже отдельно…
Мы, уныло перебрасываясь глупыми фразочками типа "Почему крокодилы не летают?", прошагали уже половину пути от щколы до нашего квартала, когда нас нагнал запыхавшийся Леха Бабаев, имевший, не смотря на фамилию и родовые корни в Дагестане, блондинистый хаер и голубые глаза. Бабай, как звали мы Леху промеж себя, тоже был нашим корефаном и учился в параллельном классе. Переводя дух, он пожал нам руки, и отдуваясь, выдал:
- У меня предки сегодня отваливают к бабушке, на юбилей! С ночевой, и Таньку с собой берут. Так что давайте, вечером все у меня. Бубен, слышь, подумай, кого звать.
Вовка, веселея лицом, почесал свои кудрявые волосы, ухмыльнулся широко и радостно:
- Светке позвоню, из медучилища, Ольгу можно позвать, и Вику рыжую. Пойдет?
Леха задумался, потом махнул рукой:
- Пойдет! Только рыжую не надо. Лучше Наташку из тринадцатой школы. Сможешь?
Бубен презрительно скривил губы, но потом милостиво согласился:
- На кой она тебе? Ну да ладно, забили. К семи подойдем, готовься!
Мы быстренько скинулись, у кого сколько было, и набрали приличную сумму, обещавшую обильные возлияния. День перестал быть серым и буквально расцветился всеми красками радуги, хотя свинцовое небо по прежнему лежало на наших бровях, да и закопченный снежок тоже сохранял свой грязноватый колер, а уж рылы встречных прохожих вообще походили на персонажей Босха. Как там в песне: "Обернись, незнакомый прохожий… Ты ногою получишь по роже!" Фольклор, мать его.
Дома я наскоро поел, позвонил матери на работу, провел предварительное прощупывание почвы - "отпустят-не отпустят", вечерок сулил много волнующих моментов и жаль было его терять. Ночевать не отпустили, но "до двенадцати" мы договорились, а это значило - предки завалятся спать, и можно будет даже изрядно бухим прошмыгнуть к себе в комнату незамечено и безнаказанно. Радостно напевая: "У павильона "Пива-воды" лежал советский человек. Он вышел родом из народа, но вышел и упал на снег…", я с легким сердцем оправился к Бубну - нам еще предстояло затариться спиртным.
В те времена, когда бронепоезд Перестройки только набирал ход на своем запасном пути, и никто еще не знал, что путь этот окажется уж очень коротким, потому что некие партизаны со ставропольщины и свердловщины уже заложили под рельсы целую кучу мин-сюрпризов, так вот, в самом начале всего процесса глумления над народом глумились еще не так явно и нагло, как в девяностых, а потихонечку, но с садистским удовольствием. Кто не понял - я про майское постановление восемьдесят пятого, про борьбу с "зеленым змием".
Мало того, что спиртное можно было купить теперь только после двух часов дня, и только после двадцати одного года возраста. Оно, зараза, еще и подорожало, и что самое унылое - усохло в ассортименте. Ушли в небытие, в бездонное прошлое милые не одному поколению советских людей "Солнцедары", портвейн "Три семерки", "Стрелецкая" и тому подобные напитки. Остались водка-андроповка, "Агдам Петрович" и море разливанное венгерского "сухача", который наш народ признавал исключительно как "запивалку" в виду своей явной малограмотности, а также в виду малоградусности напитка.
Если раньше в каждой столовой наливали, в каждом буфете подносили, а уж про магазины и гастрономы и говорить нечего, то теперь на весь город осталось четыре специализированных заведения, у которых и стояло все населения Средневолжска, причем стояло, по-моему, круглосуточно, а ведь в те времена еще все работали, да и статью имени Иосифа Бродского за тунеядство тоже никто не отменял.
Нам, "салагам", не достигшим заветного двадцатиодногодного возраста, самостоятельно купить выпивку было совершенно нереально, но у каждого магазина, у каждой точки возле длинной колбасы очереди всегда крутилось с десяток ушлых мужичков-шнырей, готовых за лишние двадцать-сорок копеек оказать помощь и поддержку подрастающему поколению, а также тем пижонам из взрослых мужиков, кому было западло стоять в очереди.
Изрядно намозолив ноги в поисках "своих", знакомых помощников, мы с Бубном по итогу обзавелись-таки одной "поллитрой", четырьмя "чекушками" по двести пятьдесят граммов, и пятью "пузырями" "Рислинга" - бабам.
Их, то есть девушек, приглашенных на нашу пьянку, всех троих знал только Витек. Я пару раз на танцах и во время вечерних сидений на скамеечках во дворах встречался с Светкой из меда, конченной, по моему мнению, оторвой, довольно неплохо был знаком с Ольгой, весьма приличной и достаточно умной девчушкой, держащей нос по ветру в смысле моды, а вот какую-то загадочную Наташку из тринадцатой школы, за которую ратовал Бабай, знать не знал и слышал о ней впервые. В общем-то мне было по барабану, по утвержденному промеж себя раскладу эта самая Наташка предназначалась хозяину квартиры, развратник Бубен, естественно, намылился подкатиться к Светке, ну а я ничего не имел против Ольги, с ней хоть поговорить было о чем, да и провожать потом недалеко.
В оговоренный срок мы возникли у дверей Бабаевской квартиры, были запущены внутрь и сразу двинулись на кухню - девчонки еще не пришли, и нам надо было быстренько "подготовиться" к их приходу. Если кто подумал, что мы стремились напиться до появления наших дам, как это делается теперь, то зря. "Подготовка" заключалось в том, чтобы напихать в "сухач" димедрола - в пацанской среде считалось, что растворенный в сухом вине димедрол не только мощно "бьет по шарам", но и способствует половому возбуждению. Потом, гораздо позже, я случайно узнал, что сухое вино практически нейтрализует лекарство, сводя его действие на нет, но в юности мы находились под могучей властью уличных предрассудков, а также связанных с ними легенд, россказней и всяких "правдивых" историй, и поэтому с увлечением вскрывали вино, забрасывали в каждую бутылку по пять таблеток и начинали интенсивно болтать бутылки, чтобы беленькие кругляшки быстрее растворились.
Димедрол, к слову, так и не растворился, у нас же, великовозрастных дебилов, не хватила ума хотя бы растолочь его перед тем, как портить вино. Пришлось в самый последний момент, когда уже прибыли наши дамы, переливать "сухач" в графины и кувшины, процеживая его и отделяя мокрые "димедролины".
Но вот все закончилось, и мы, гордые и чуть растерянные, внесли в зал, где за накрытым столом сидели девчонки, кувшины с вином и скудную закуску. И тут я увидел ЕЕ.
Она сидела на диване, возле Ольги, о чем-то с ней переговаривалась негромко, а сама смотрела на дверь, словно ожидая нашего появления.
Нет, внешность, если быть честным, так себе, на четверочку внешность ну, лицо, обычное, не широкое, не узкое, волосы - по плечи, цвет скорее всего русый или что-то вроде того, губы средние, шея длинная, коленки острые, юбка короткая, остального по причини сидячести объекта я не разглядел, да мне это было и не надо. Я увидел глаза…