Мама родная, что это были за глаза! В опушке мягких и длинных черных ресниц, чуть раскосые, они смотрели на мир и на меня в том числе с непередаваемой иронией и насмешкой, и в то же время очаровывали, манили, сулили… черт знает что они сулили! Легкий прищур добавлял в этот волшебный взгляд мудрости и понимания, и казалось, что глаза говорят: "Все вижу, все знаю, вы все для меня - как из стекла, и поэтому я сама разберусь, а по-глупому кадрить и клеить меня не надо, не той я породы!"
"Это и есть та самая Наташка из тринадцатой!", - пронеслось в моей затуманенной голове: "Ай да Бабай! Нетушки, вот тебе большой и красный шиш, эти глаза сегодня будут смотреть на меня, только на меня!"
Конечно, нехорошо перебегать дорогу своему другу, но я успокоил себя тем, что не жениться же он на Наташке собрался! А так помилуется сегодня с Ольгой, ничего с этим Бабаем не случиться.
В дверь позвонили - пришла припознившаяся Светуля. Бубен встретил ее в прихожке, и с шуточками-прибауточками ввел в комнату, быстро всех всем представил, пригласил к столу, в общем, взвалил на себя привычные и желанные для него обязанности тамады.
Я, чуть было не поставив кувшин с вином мимо стола, молча, в неком подобии сомнамбулического транса, прошествовал через всю комнату к "мафону", поставил наобум первую попавшуюся кассету, недеясь, что это будет модный "Лобионд", прибавил громкости, лишь бы только быть чем-нибудь занятым, а не стоять столбом посреди комнаты. Но без труда не вытащишь и рыбки из пруда. Пора было начинать привлекать к себе внимание.
- Сейчас будет музон! - объявил я, оборачиваясь и пряча глаза от пронизывающего взгляда с дивана - все же я стеснялся.
"Здравствуй, дружок!", - грянул из динамиков Бабаевских колонок голос сказочника Литвинова: "Сегодня ты услышишь сказку про маленького цыпленочка…"
Дальнейшие потонуло в гомерическом хохоте…
"Одно очко есть!", - радостно потер я про себя руки: "Идем дальше".
Дальше начиналось самое трудное - завладеть вниманием. Вечер покатился, само собой, под уклон. Бабай разлил водку, набуздал девчонкам сухача, вскинул вверх руку с хрустальным наперстком, который, правда, по объему приближался к чайной чашке, и выдал тост, явно слышанный им когда-то от родственников на домашнем празднике. Я тут же с радостью взялся комментировать - надо было перехватывать инициативу:
- Две женщины бежали из ада…
- Ни хрена себе начало!
- За ними гнались черти…
- Волосатою гурьбою, надо полагать.
- И вот перед женщинами появилась…
- Откуда не возьмись, очевидно.
- …высокая, до неба, стена. Одна женщина крикнула: "Пусть на этой стене вырастет столько сучьев, сколько у меня было в жизни мужчин!"
- Она что ли волшебницей была, эта женщина?
- И только она это сказала…
- Первый раз было - "крикнула"!
- …как вся стена покрылась сучьями. Женщина полезла по ним вверх, перебралась через стену и спаслась…
- Она еще и атлетом была, зараза - прикиньте, по сучьям лезть до неба! И потом - а с другой стороны как, просто вниз сиганула, что ли?
Бубен зыркнул на меня злым глазом, но стоически продолжил:
- Вторая женщина обернулась, увидела, что черти ее догоняют, и тоже крикнула: "Пусть на этой стене вырастет столько сучьев, сколько у меня было в жизни мужчин!"
- А старые сучья куда девались?
- И вырос один единственный сучок.
- Значит, просто на просто эта женщина не была волшебницей?
- Черти схватили ее и съели!
- И не подавились, падлы?
- Так выпьем же за тех женщин, которые могут, опираясь на своих мужчин, сбежать даже из ада!
- Вот такой вот тостик, на фиг!
- А ты еще слово скажешь, по рогам получишь! - не выдержал Бубен, повернув ко мне свое лицо, и я ответил с великолепно, как мне казалось, разыгранным презрением:
- Я лишь украсил ваше выступление, маэстро, чтобы слушатели не сдохли от скуки.
- Мы пить будем или нет? - не выдержала Светуля, и тряхнув гривой крашеных волос, добавила: - Вот мужики, им бы только микрофонить, что за столом, что в койке…
Н-да, не даром общаги медучилища славились на весь Средневолжск своими обитательницами, и Светуля, надо сказать, была не из последних знаменитостей этого бестиария…
Выпили. Мы, понятно, ухарьски, рисуясь друг перед другом и перед девушками, дамы наши - томно и задумчиво, как положено дамам. Потом закусили, чем Бабайский холодильник послал, и прислушиваясь к растекающейся по внутренностям теплоте, завели традиционный застольный разговор на всякие темы.
Я все же стеснялся и все время старался отводить взгляд, под разными предлогами смотрел то туда, то сюда, но долго так продолжаться не могло Наташа сидела прямо напротив меня, и вот, набравшись храбрости, я взглянул на нее. И чуть не подавился! Смотрит! Она на меня смотрит! И все теми же прищуренными, безумно привлекательными глазами! Слепой амур в меня пустил стрелу и…
И снова налили. А потом еще и еще, и первая бутылка водки кончилась. Всем уже захорошело, причем изрядно, Светуля долбанула к тому моменту уже пузырь сухача и тоже приблизилась к нашей кондиции, говорили уже все и обо всем, Бабай позвал всех курить на кухню, но Ольга с Наташей не курили, и мы отправились вчетвером.
По дороге через коридор я чуть прижал хозяина квартиры к стене и прошипел ему в ухо:
- Наташка - моя, понял!
- Ни хрена подобного. - покачал головой потомок соратников Шамиля: - Я же Бубна просил ее позвать! Для себя!
- Во! - я показал Бабаю фигу: - Говорю тебе - она моя!
- Спорим? - по-восточному сузив глаза, завелся Бабай.
- Спорим. - по-идиотски растопырив свои, согласился я.
- На что?
- На Наташку, конечно!
- Нет, понятно, что на Наташку. А как спорим?
- Эй! Вы чего там? - Бубен выглянул из кухни. Бабай оживился:
- Вовян, иди сюда! Разбей. Мы спорим, что если вот он залпом выпьет… кувшин сухача, то берет себе Наташку. А если нет, то я… беру. Ик.
Про кувшин сухача никакого разговору не было, но водка ударила мне в голову, и я радостно сунул свою руку для ритуального пожатия. Бубен разбил, мы пошли на кухню, закурили, и посвятив Светулю, которая все же "свой чувак", в обстоятельства спора, начали обсуждать нюансы.
Решили так: Бубен наливает в литровый стеклянный кувшин с эмблемой "Олимпиада-80" на боку сухач, я его выпиваю весь, но не залпом, а с перерывами, однако быстро, за две минуты. Если не уложусь во время - я проиграл. Если успею - проиграл Бабай.
Мы вернулись в комнату, где скучали наши подруги, я очередной раз обжегся о дивный взгляд Наташи, которая смотрела на меня практически неотрывно, но за все время так и не сказала ни одного слова, Бубен тем временем залил желтоватого вина в кувшин и протянул мне:
- Держи. Засекаю время. Раз, два, три… Начинай!
Я припал к краю кувшина и глубокими глотками начал вливать, вталкивать, впихивать в себя кислый сухач. Поначалу все шло, как по маслу, и я довольно бодренько выхлебал треть кувшина, перевел дух, и чуть медленнее отпил еще, дойдя до половины. Тут подлое изделие мадьярских виноделов шибануло мне в нос, и пришлось вновь прерваться. Желудок был полон, причем полон был еще до того, как я начал свой беспримерный "запив", в нем были еда, водка, компот-запивалка, а теперь влилось еще и поллитра вина. Принимать еще столько же божественного напитка он отказывался, мало того, он, собака, норовил исторгнуть из себя уже принятое и вроде как усвоенное.
- Я водички… попью! - кивнул я в сторону кухни.
- У тебя еще минута. - напомнил Бубен, мстительно ухмыляясь, а его зеленоватые глазки точно говорили мне: "Не хер было тосты мои комментировать! Мучайся теперь".
Я, а следом за мной вся веселая компания, прочапали на кухню, я отвернул кран, тупо поглядел на текущую воду, соображая, что делать. Вообще-то я думал, что водички попить пойду один, и смухлюю, отолью часть вина в раковину. Однако план мой рухнул, надо было держать марку, тем более что из-за острого Ольгиного плеча на меня все так же пронзительно и зовуще смотрели Наташины глаза. И я решился!
Не понято зачем, я сунул кувшин с вином под кран, долил воды, и принялся пить. Разбавленный "Рислинг" "шел" куда легче, но зато по объему его стало гораздо больше. Я выпил две трети, снова сунул кувшин под кран, опять припал к его краю, точно умирающий от жажды странник в пустыне… Короче, я все выпил. И уложился в две минуты, "тика в тику". Бабай проиграл. Наташка стала моей. Только она об этом не знала. Но это было уже не важно…
Потом мы вернулись в комнату. Потом еще выпили. Кажется, собрались танцевать… Кажется, что-то произошло и танцы не получились… Пошли гулять зачем-то…
Помню еще улицу, заснеженную и темную. Я сижу на скамейке в каком-то дворе, рядом кто-то мнется и уговаривает меня: "Вставай, менты идут! Заберут же…"
И снова улицы, потом, вдруг - освещенное огнями крыльцо Дома Культуры. Рожи какие-то, чайная чашка, в ней водка. Выпил. Кричу: "Не хочу из чашки, буду из горлА!"
Чекушка в руке. Пью. Блюю. Падаю. Провал…
Следующее включение: трое ведут меня домой. Я падаю. Меня поднимают. Все трое - девчонки. Узнаю Светулю (А Бубен-то где?) и Ольгу (А где Бабай?). Третий женский образ тает в алкогольной дымке. Провал…
Родной подъезд. Я прислонился к двери и пытаюсь нажать на звонок. Не попадаю. Никак. Слов нет, только слюни. Открывается дверь. Проваливаюсь в теплое пространство отчего дома, опираюсь о стену (как мне кажется). Прислоняюсь к стене щекой.
По стене ко мне идет мама с огромными от удивления и ужаса глазами. Мой мутный мозг озаряет: лежу на полу.