- Мне и так очень хорошо, - ответила Тереза. "Ее что-то беспокоит, и она вообще жалеет, что пригласила меня в дом" - подумала она. Они пошли назад, к двери в конце садовой дорожки.
- А как тебе нравится твоя работа? - спросила Кэрол уже на кухне, с прежним налетом отстраненности. Она заглянула в большой холодильник и вытащила две тарелки, покрытые вощеной бумагой. - Я бы не прочь перекусить, а ты?
Тереза собиралась рассказать ей о работе в театре "Черная кошка". Это было чем-то стоящим, подумала она, единственной важной вещью, что она могла рассказать о себе. Но время для этого рассказа еще не пришло. Так что пока она ответила неторопливо, стараясь казаться такой же отстраненной, как Кэрол, хотя и слышала, как застенчиво звучит ее голос:
- Я полагаю, что это полезный опыт. Учусь, как быть вором, лжецом и поэтом в одном лице, - Тереза откинулась на стуле с прямой спинкой так, что ее голова оказалась в теплом квадрате солнечного света. "А еще я учусь любить" - хотелось сказать ей. Она никогда никого не любила до Кэрол, даже сестру Алисию.
Кэрол посмотрела на нее.
- И как ты становишься поэтом?
- Ощущаю все… слишком сильно, наверное, - честно ответила Тереза.
- А как ты становишься вором? - Кэрол слизнула что-то с большого пальца и нахмурилась. - Ты точно не хочешь карамельного пудинга, а?
- Нет, спасибо. Я пока еще ничего не украла, но я уверена, что это не составит труда. Сумочки лежат повсюду, и кто-то просто что-то берет. Они крадут мясо, которое ты покупаешь на ужин, - Тереза рассмеялась. Над этим можно было посмеяться вместе с Кэрол. С Кэрол можно было посмеяться над чем угодно.
Они ели ломтики холодной курицы, клюквенный соус, маслины, и хрустящий белый сельдерей. Потом Кэрол прекратила есть и пошла в гостиную. Она вернулась со стаканом виски и добавила туда немного воды из-под крана. Тереза наблюдала за ней. Затем долгое мгновение они смотрели друг на друга - Кэрол стоя в дверях, а Тереза за столом, глядя через плечо, оставив еду.
Кэрол тихо спросила:
- Ты так со многими людьми знакомишься, пока стоишь за прилавком? Разве не нужно быть осторожной с теми, с кем заводишь разговор?
- О, да, - улыбнулась Тереза.
- Или с теми, с кем ходишь обедать? - глаза Кэрол сверкнули. - Ты можешь нарваться на тех, кто похищает людей.
Она поболтала напиток в стакане, хотя там не было льда, затем выпила его до дна и тонкий серебряный браслет на ее запястье задребезжал, коснувшись стекла.
- Так что… ты со многими так знакомишься?
- Нет, - ответила Тереза.
- С немногими? Всего с тремя, с четырьмя?
- Так, как с… тобой? - Тереза прямо встретила ее взгляд.
Кэрол неотрывно смотрела на нее, словно требуя от нее еще одного слова, еще одной фразы. Но потом поставила стакан на плиту и отвернулась.
- Ты умеешь играть на пианино?
- Немного.
- Садись и сыграй что-нибудь.
А когда Тереза принялась отказываться, она повелительно произнесла:
- Ох, да меня не волнует, как ты сыграешь. Просто сыграй что-нибудь.
Тереза сыграла что-то из Скарлатти, то, что выучила еще в школе. Кэрол сидела в кресле, на другом конце комнаты, слушая расслабленно и неподвижно, даже не пригубив следующий стакан виски с водой. Тереза играла сонату до мажор, которая была медленной и довольно простой, сплошные короткие пассажи, но она вдруг показалась ей скучной, а в части, где начались трели, и вовсе манерной, и она остановилась. Внезапно на нее навалилось сразу все - ее руки на клавишах пианино, на котором, как она знала, играла Кэрол, сама Кэрол, наблюдающая за ней с полуприкрытыми глазами, весь дом Кэрол вокруг нее, и музыка, которая заставила ее забыться и сделала ее беззащитной. Со вздохом она уронила руки на колени.
- Ты устала? - спокойно спросила Кэрол.
Вопрос, казалось, относился не к теперешнему моменту, а ко всему вообще.
- Да.
Кэрол подошла сзади и опустила руки на плечи Терезы. Терезе не было нужды смотреть на них, она и так помнила их наизусть - гибкие и сильные, с тонкими сухожилиями, которые проступили на них, когда они стиснули ее плечи. Казалось, прошла вечность, пока руки передвинулись к ее шее и охватили подбородок, вечность такого сильного смятения, что оно заслонило удовольствие от того, как Кэрол запрокинула ее голову и слегка поцеловала краешек ее волос. Тереза вовсе не почувствовала поцелуя.
- Пойдем со мной, - сказала Кэрол.
Они снова пошли наверх. Цепляясь за перила лестницы, Тереза вдруг вспомнила о миссис Робичек.
- Думаю, тебе не помешало бы поспать, - сказала Кэрол, откидывая хлопковое покрывало с цветочным рисунком и край одеяла.
- Спасибо, но я не…
- Снимай туфли, - сказала Кэрол негромко, но таким тоном, которого нельзя было ослушаться. Тереза посмотрела на кровать. Она почти не спала прошлой ночью.
- Не думаю, что я засну, но если вдруг…
- Я разбужу тебя через полчаса.
Она легла, и Кэрол укрыла ее одеялом, а потом присела на край кровати.
- Сколько тебе лет, Тереза?
Тереза подняла глаза. Невозможно, невыносимо было выдерживать ее взгляд, но она все равно выдержала, и ей было уже все равно - умрет ли она в этот самый миг, задушит ли ее Кэрол, уязвимую, распростертую на ее постели, вторгшуюся в ее дом.
- Девятнадцать.
До чего же по-древнему это прозвучало. Как будто она сказала, что ей девяносто один.
Кэрол нахмурила брови, хотя и чуть улыбнулась.
Тереза чувствовала, как та думает о чем-то настолько напряженно, что мысль, висевшую в воздухе между ними, можно было потрогать руками. Потом Кэрол просунула руки под ее плечи и склонила голову вниз, к шее Терезы, и Тереза ощутила, как напряженность оставляет тело Кэрол вместе со вздохом, от которого ее шее стало тепло и который принес с собой запах духов, наполнявший волосы Кэрол.
- Ты же ребенок, - сказала Кэрол, словно упрекая ее в чем-то. Она подняла голову. - Чего ты хочешь?
Тереза вспомнила то, о чем она подумала в ресторане, и сжала зубы от стыда.
- Чего ты хочешь? - повторила Кэрол.
- Ничего, спасибо.
Кэрол встала, подошла к туалетному столику и закурила сигарету.
Тереза наблюдала за ней сквозь полуприкрытые веки, обеспокоенная ее взбудораженным состоянием, хотя ей нравилась сигарета, нравилось наблюдать, как Кэрол курит.
- Чего ты хочешь? Выпить чего-нибудь?
Тереза поняла, что Кэрол предлагает принести ей воды. Она поняла это по той нежности и заботе, которыми был наполнен ее голос, словно Тереза была заболевшим ребенком с высокой температурой. И тогда Тереза ответила:
- Думаю, я бы выпила горячего молока.
Уголок губ Кэрол приподнялся в улыбке.
- Горячего молока, - насмешливо протянула она и вышла из комнаты.
Тереза долго лежала в состоянии не то полусна, не то полутревоги, пока Кэрол не появилась снова, неся на блюдце молоко в белой кружке - обе руки ее были заняты, поэтому дверь она закрыла ногой.
- Оно успело вскипеть, так что на нем пенка, - с досадой сказала Кэрол. - Прости.
Но Терезе это понравилось, потому что это было настолько в духе Кэрол - делать что-то, думая совсем о другом, и поэтому пропустить, что молоко вскипело.
- Так вот как ты его любишь? Обычное молоко?
Тереза кивнула.
- Хм, - сказала Кэрол. Она села на подлокотник кресла и стала за ней наблюдать.
Тереза приподнялась на локте. Молоко было таким горячим, что поначалу она едва могла дотронуться до него губами. Крошечные глотки расплывались внутри ее рта, высвобождая букет естественных вкусов. Молоко было живым - как кости и кровь, как теплая плоть или волосы; пресное, как мел, но все равно живое, как растущий эмбрион.
Пить было горячо до самого дна чашки, и Тереза выпила все до капли, как сказочные герои выпивают зелье, которое их преобразит, или как ничего не подозревающий воин, которого погубит выпитый кубок. Потом Кэрол подошла и забрала чашку, и Тереза смутно осознала, что Кэрол задала ей три вопроса, один вроде был о счастье, другой о магазине, а третий о будущем. Тереза услышала, что отвечает ей, а потом услышала, как ее голос сбивается на бормотание, срывается, как пружина, которую она не может сдержать, и она вдруг осознала, что плачет. Она рассказывала Кэрол обо всем, чего боялась и не любила, о своем одиночестве, о Ричарде, и о чудовищных разочарованиях. И о своих родителях. Ее мать была жива. Но Тереза не видела ее с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать.