Кэрол расспрашивала ее, и Тереза отвечала, хотя и не хотела говорить о своей матери. Мать была не так уж и важна для нее, она даже не превратилась в одно из разочарований. А вот отец - да. Ее отец был совсем другим. Он умер, когда ей было шесть - адвокат чехословацкого происхождения, который всю жизнь хотел быть художником. Он был совсем другим, нежным, отзывчивым, никогда не повышал в гневе голос на женщину, которая его изводила, упрекая в том, что он не стал ни хорошим адвокатом, ни хорошим художником. Он никогда не отличался крепким здоровьем и умер от пневмонии, но Тереза всегда считала, что его убила ее мать. Кэрол все расспрашивала и расспрашивала, и Тереза рассказала о том, как мать отправила ее в школу при монастыре в Монклер, когда ей было восемь, о том, как она редко навещала ее, потому что много разъезжала по стране. Она была пианисткой… нет, не первоклассной, какой могла бы быть, но она всегда находила работу, благодаря своему настырному характеру. И когда Терезе было около десяти, ее мать снова вышла замуж. Тереза побывала в доме матери на Лонг-Айленде в рождественские праздники, и мать и ее муж просили ее остаться с ними, но не так, как будто они хотели, чтобы она осталась. И Терезе не понравился ее муж, Ник, потому что он был точно такой же, как ее мать, большой, с темными волосами, громким голосом, а еще он яростно и несдержанно размахивал руками. Тереза была уверена, что их брак будет идеальным. Ее мать была беременной уже тогда, а сейчас у нее было двое детей. Прогостив у них неделю, Тереза вернулась в приют. После этого мать навещала ее, наверное, три или четыре раза, всегда с каким-нибудь подарком, блузкой, книгой, однажды с косметическим набором, который Тереза просто ненавидела, потому что он напоминал ей ломкие, подведенные тушью ресницы матери. Эти подарки вручались ей матерью осознанно, как лицемерные попытки помириться. Однажды мать привела с собой маленького мальчика, ее единокровного брата, и тогда Тереза поняла, что стала им совсем чужой. Ее мать не любила ее отца, саму ее решила отправить в монастырский приют, когда ей было восемь, так с чего бы матери теперь беспокоиться и навещать ее, зачем она ей вообще нужна? Терезе было бы лучше, если бы у нее вовсе не было родителей, как, например, у половины девочек в школе. В итоге Тереза сказала матери, что она больше не хочет, чтобы та ее навещала, и мать так и поступила, и оскорбленное, обиженное выражение, нервный, косой взгляд карих глаз, судорожная улыбка и молчание - это было последнее, что она помнила о матери. Потом ей исполнилось пятнадцать. Сестры в школе знали, что мать ей не пишет. Они попросили ее написать дочери, и она прислала письмо, но Тереза на него не ответила. Позже, в последний год обучения - ей тогда было семнадцать - школа попросила у ее матери двести долларов. Тереза не хотела никаких денег от нее и была наполовину уверена, что мать ничего и не даст, но она дала, и Терезе пришлось их взять.
- Я так жалею, что взяла их. Я никогда никому не рассказывала, кроме тебя. Когда-нибудь я хочу их вернуть.
- Чепуха, - мягко сказала Кэрол. Она сидела на подлокотнике кресла, опираясь подбородком на руку, не сводила с Терезы глаз и улыбалась. - Ты так и не выросла. Когда выбросишь из головы идею отдать ей деньги, тогда ты станешь взрослой.
Тереза не ответила.
- Ты не думаешь, что когда-нибудь захочешь увидеть ее снова? Может быть, через несколько лет?
Тереза покачала головой. Она улыбнулась, но слезы все еще лились из ее глаз.
- Я больше не хочу об этом говорить.
- А Ричард обо всем этом знает?
- Нет. Только то, что она жива. Да разве это важно? Совсем неважно.
Она чувствовала, что если бы смогла хорошенько выплакаться, то мучившие ее усталость, одиночество, разочарование ушли бы вместе со слезами, словно слезы и заключали их в себе. И она была рада, что Кэрол отошла и дала ей выплакаться сейчас. Кэрол стояла у туалетного столика, спиной к ней. Тереза неподвижно застыла на кровати, приподнявшись на локте, истощенная наполовину подавленными рыданиями.
- Никогда больше не буду плакать, - сказала она.
- Ох, будешь.
Чиркнула спичка. Тереза взяла еще одну салфетку с прикроватной тумбочки и высморкалась.
- Кто еще есть в твоей жизни, кроме Ричарда? - спросила Кэрол.
Она ведь сбежала ото всех. В доме, где она на первых порах жила в Нью-Йорке, у нее были Лили и мистер и миссис Андерсон. Фрэнсис Коттер и Тим в Пеликан Пресс. Лоис Ваврика, девушка, которая тоже училась в школе в Монклер. А кто остался в ее жизни сейчас? Семья Келли, которая жила на втором этаже дома миссис Осборн. И Ричард.
- Когда меня уволили с прежней работы в прошлом месяце, - сказала Тереза, - мне было стыдно, и я переехала… - Она запнулась.
- Переехала куда?
- Я никому не сказала, куда, кроме Ричарда. Я просто исчезла. Я полагаю, что это была моя идея начать новую жизнь, но больше всего мне было стыдно. Я не хотела, чтобы кто-нибудь знал, где я.
Кэрол улыбнулась.
- Исчезла! Мне это нравится. Как тебе повезло, что ты смогла это сделать. Ты свободна. Ты это хоть понимаешь?
Тереза ничего не сказала.
- Нет, - ответила Кэрол за нее.
Рядом с Кэрол на туалетном столике слабо тикали квадратные серые часы, и Тереза, как она проделывала это тысячу раз в магазине, заметила время и вдруг сообразила, который на самом деле час. Было чуть больше четверти пятого, и вдруг она встревожилась, как будто пролежала здесь слишком долго, дольше, чем Кэрол могла бы ожидать от гостя.
Потом зазвонил телефон, неожиданно и длинно, как если бы в коридоре истерично взвизгнула женщина, и они обе вздрогнули.
Кэрол встала и чем-то дважды ударила по ладони, так же как она ударила перчатками по ладони в магазине. Телефон снова заверещал, и Тереза была уверена, что Кэрол сейчас швырнет, что бы она там ни держала в руке, швырнет это через всю комнату в стену. Но Кэрол только повернулась, спокойно положила вещь и вышла из комнаты.
Тереза услышала ее голос, доносившийся из коридора. Она не хотела слышать, что Кэрол говорит. Она встала, надела юбку и туфли. Теперь она увидела, что Кэрол держала в руке. Это был рожок для обуви из желтовато-коричневого дерева. Любой другой человек швырнул бы его, подумала Тереза. И поняла, что может одним словом описать то, что она почувствовала в Кэрол - гордость. Она услышала голос Кэрол, звучавший абсолютно ровно, а когда она приоткрыла дверь, чтобы выйти, до нее донеслись слова "у меня гость," уже в третий раз спокойно приводимые в качестве довода. "Я думаю, что это отличная причина. Почему лучше?… А почему не завтра? Если ты…"
А потом повисла тишина, пока Кэрол не шагнула на лестницу, и Тереза поняла, что тот, кто с ней говорил, бросил трубку. "Да кто же это посмел?" - задалась вопросом Тереза.
- Мне лучше уйти? - спросила она.
Кэрол посмотрела на нее точно так же, как смотрела, когда они впервые вошли в дом.
- Нет, если только сама не захочешь. Нет. Мы поедем на машине позже, если захочешь.
Она поняла, что Кэрол не хочется еще раз садиться за руль. Тереза принялась заправлять кровать.
- Оставь кровать как есть, - Кэрол смотрела на нее из коридора. - Просто закрой дверь.
- А кто это придет?
Кэрол повернулась и пошла в зеленую комнату.
- Мой муж, - ответила она. - Харджесс.
Затем внизу прозвенел звонок, и одновременно с ним щелкнул замок.
- Сегодня скор, как никогда, - пробормотала Кэрол. - Спускайся, Тереза.
Внезапно Терезу скрутил страх, но не из-за мужчины, а из-за того, что его визит вызвал такое раздражение у Кэрол.
Он поднимался по лестнице, а когда увидел Терезу, то сбавил шаг, на лице его появилось легкое удивление, а затем он посмотрел на Кэрол.
- Хардж, это мисс Беливет, - сказала Кэрол. - Мистер Эйрд.
- Здравствуйте, - сказала Тереза.
Хардж только покосился на Терезу, но его нервные голубые глаза прошлись по ней с головы до ног. Он был мужчиной плотного телосложения с довольно розовым лицом. Одна бровь у него была выше другой и посередине беспокойно приподнималась уголком, как будто ее перекосило из-за шрама.
- Здравствуйте, - а затем к Кэрол - мне жаль, что приходится тебя беспокоить. Я только хотел взять пару вещей. Он прошел мимо нее и открыл дверь в комнату, которую Тереза еще не видела. - Вещи для Ринди, - добавил он.
- Картины со стены? - спросила Кэрол.
Мужчина промолчал.
Кэрол и Тереза спустились вниз. В гостиной Кэрол присела, но Тереза осталась стоять.
- Поиграй еще, если хочешь, - сказала Кэрол.
Тереза покачала головой.
- Поиграй еще, - твердо сказала Кэрол. Тереза была напугана неожиданным яростным гневом в ее глазах.
- Я не могу, - сказала Тереза, заартачившись, как мул.
И Кэрол утихла. Кэрол даже улыбнулась. Они услышали, как Хардж быстро прошагал по коридору и остановился, а затем медленно спустился по лестнице. Тереза сначала увидела его одетую в темное фигуру, а затем появилась блондинистая, просвечивавшая розовым голова.
- Я не могу найти тот акварельный набор. Я думал, что он был в моей комнате, - сказал он жалобно.
- Я знаю, где он, - Кэрол встала и устремилась к лестнице.
- Полагаю, ты хочешь, чтобы я отвез ей что-то на Рождество, - сказал Хардж.
- Спасибо, я ей сама передам.
Кэрол пошла вверх по лестнице.
"Они только-только развелись, - подумала Тереза, - или вот-вот разведутся."
Хардж посмотрел на Терезу, почти предложил ей свой портсигар, но передумал. На его лице явственно проступало выражение странной смеси беспокойства и скуки. Кожа вокруг его рта была твердой и тяжелой и закруглялась по линии рта так, что казалось, у него не было губ. Он закурил сигарету.