Четкая грань между солнцем и тенью оптически увеличивала расстояние и, словно рамка сцены, отделяла сад. Аксель и Руперт сдвинули полотняные кресла и, судя по всему, увлеченно беседовали. Саймон, сняв сандалеты и носки, закатал брюки и сидел на краю бассейна: ноги почти до колена в воде. Поднеся к лицу маленький букетик ромашек, он прикрыл глаза и с наслаждением его нюхал. Ну и вид будет у его брюк! - подумала Хильда. Еще раз вздохнув, она вдруг почувствовала знакомую боль и, утишая ее, прижала руку к груди. Удача никогда не изменяла мне, и было бы несправедливо хоть изредка не пугаться этого счастья, подумалось ей. Потом мысли перескочили на Питера, и рука машинально поднялась: благословляя, перекрестила воздух. У Питера все будет хорошо, прошептала она, и в этот момент ей действительно так казалось. Наша с ним связь никогда не рвалась. Все будет хорошо. Но к этому убеждению примешивалось и какое-то другое чувство. Не торопясь обследовав все утолки души, она наконец поняла, откуда эта внезапная радость. Морган вот-вот будет дома. Морган вот-вот приедет, чтобы найти убежище, покой, поддержку. И она, Хильда, поможет ей склеить осколки.
Взяв букет, Хильда прошла в кладовку, где хранились цветочные вазы. Здесь было так темно и холодно, что ее чуть не пробрала дрожь. Найдя большую вазу, она наполнила ее под краном, позволяя воде литься через край и омывая ею руки. Потом, не развязав букета, слегка подтянула бумагу вверх и опустила стебли в воду. С мокрой вазой в руках снова пересекла гостиную и вышла в сверкающий солнцем сад.
- Налить тебе еще бокал, милая? - воскликнул Саймон, быстро вскакивая и поднимая целый фонтан брызг.
Хильда поставила вазу на железный с коваными узорами столик, туда, где стояла бутылка шампанского:
- Пфф! Выпью с удовольствием. А еще поступлю так, как ты. - Сказав это, она уселась на край бассейна. Нежно-прохладная вода охватила ступню, потом голень, колено.
- В такую погодку ты погружаешься в воду, и она чуть ли не шипит. Смотри, у меня ноги уже высохли, а плиты просто жгут подошвы. Держи свой бокал, Хильда, милая.
- Спасибо, Саймон. Знаешь, я думала посоветоваться о ванной…
- Ты говорила. Сегодня утром я уже кое-что присмотрел. У Сандерсона продаются очень недурные непромокаемые обои. Черные с крупными бирюзовыми розами в больших квадратах…
- Было бы куда лучше, если бы заседание вел ты, - говорил Аксель. - Огден Смит сам несобран и, разумеется, не способен добиться этого от других.
- Мне нужно было присутствовать на разборках по поводу видимых платежей.
- Я слышал, будет парламентский запрос.
- Да, это дело решенное. Мало того, он уже у меня на столе. И мне за мои грехи надо со всем этим разбираться.
- В понедельник я принесу тебе образец, - говорил Саймон. - А заодно прихвачу и образчик марракешской плитки. Только она чудовищно дорогая. И имей в виду: для ансамбля тебе просто необходимо будет купить себе бирюзовый купальный халат.
- И полотенца.
- Думаю, полотенца должны быть изумрудно-зеленые.
- Ни слова не понимаю из их разговора, а ты? Может, они это нарочно, чтобы поставить нас на место?
- Возможно. Хильда, подвинься. Я хочу снова опустить ноги в воду. Слушай! Как здорово, что Морган приезжает! Как только вспомню об этом, так снова радуюсь.
- Я тоже рада, что она скоро будет дома. Тяжело было жить и знать, что она так несчастлива, да еще где-то там, далеко.
- Мы сделаем все возможное, чтобы она забыла об этих несчастьях.
- Ты должен часто с ней видеться, Саймон. Опора на старых друзей ей просто необходима.
- Кстати, - в голосе Акселя зазвучали металлические нотки, - я уже говорил Саймону, что Таллис должен быть извещен о приезде Морган. Если он этого еще не знает, разумеется.
- По-моему, лучше от этого воздержаться. - Развернувшись всем корпусом, Хильда вытянула из воды ноги и опустилась на них всей массой разгоряченного тела. Аксель и Руперт с наполненными шампанским бокалами по-прежнему сидели за столом, слегка наклонив вперед натянутые на металлические трубки полотняные шезлонги. - Думаю, он ничего не знает. Морган наверняка ему не писала. И, мне кажется, Морган имеет право сама решать, встречаться ей с ним или нет.
- А как же с правами Таллиса? - возразил Аксель. - Они что, менее важны? Почему не позволить ему решать, хочет ли он видеть Морган? Я понимаю твои опасения, Хильда, но думаю…
- Кто из нас лучше всех знает Таллиса? - прервала Хильда.
- Скорее всего, я, - ответил Аксель после легкой паузы.
- Отлично. Тогда скажите, как, по-вашему, поведет себя Таллис, услышав о возвращении Морган?
- Понятия не имею.
- В том-то и дело. Так что гораздо лучше ничего ему не сообщать. Да это и гуманнее. Может быть, Морган сразу поедет куда-нибудь дальше…
- Что будет делать Таллис, нас не касается, - возразил Аксель. - Защищать его чувства тоже не наше дело: это бестактно. Попробуйте взглянуть на все с его позиций.
Каково ему будет вдруг узнать, что Морган, оказывается, жила в Лондоне или, другой вариант, была здесь проездом, а мы все дружно скрывали от него это? Руперт, разве ты не согласен?
- Согласен. Прежде я соглашался с Хильдой, но теперь ты меня убедил. Это будет обманом, за который Таллис с полным основанием осудит нас. - Поставив бокал на стол, Руперт отер пот со лба и провел ладонью по своим тусклым светлым волосам.
Хильда знала, что Руперт в присутствии Акселя с Саймоном почти всегда нервничает и спорит, пытаясь освободиться от донимающей его двойной ревности: друга к брату и брата к другу. Но сейчас она беспокоилась об ином. Нельзя было не признать частичную правоту Акселя: ясные аргументы доказывали ее безоговорочно. И все-таки так не хотелось, чтобы Таллис оказался в курсе. Хотелось избавить сестру от любого давления и нажима. Пусть хоть на время оставят ее в покое. Ведь, кто знает, Таллис может примчаться и начать требовать встречи с женой и ее немедленного возвращения. Хильда была знакома с Таллисом дольше, чем все остальные. Познакомилась с ним во время предвыборной кампании, а потом сама же представила всей семье. Но предсказать его реакцию она могла не лучше Акселя. На обдуманную жестокость Таллис, конечно же, не способен, но на нелепейшую бестактность - вполне. Хильда хотела, чтобы, оказавшись у нее, Морган имела время собраться с силами. Чтобы она была одна.
- Предлагаю, - Хильда нащупала компромисс, - дождаться приезда Морган. Раньше чем дней через десять она здесь не окажется. А может, появится позже или вообще передумает и не приедет.
- И все-таки я голосую за правду, - сказал Аксель. - Надеюсь, что твоя книга, Руперт, подсказывает, как действовать в таких случаях. Жду не дождусь, когда она выйдет и я наконец пойму, как надо жить. Для меня она станет инструкцией к действию, и я буду следовать всем предписаниям неукоснительно.
Хильда знала, что Аксель весьма скептически оценивает работу Руперта. Ничего, мы его удивим, думалось ей.
- Если ты ждешь инструкций для каждодневной жизни, то, боюсь, будешь разочарован, Аксель, - улыбаясь сказал Руперт. Он тоже знал точку зрения Акселя на свой труд, но никак не выказывал обиды. - Еще ни один философ не создал таких инструкций, даже когда был уверен, что их-то и создает.
- А, ты наконец признаешь, что считаешь себя философом!
- Нет-нет, я хочу сказать, что, поскольку даже философы не добиваются ясности, обо мне это можно сказать а fortiori. Моя книга - всего только размышления о некоторых принципах.
- О любви в ее взаимоотношениях с правдой и справедливостью и о прочих мелочах в этом роде?
- Ну, знаешь, это не мелочи! Но как применять их на практике, каждый индивидуум решает сам.
- Несчастный индивидуум! Никто ему никогда не поможет! А мне так хотелось бы получить сжатые предписания по морали наподобие правил по этикету.
- Итак, я думаю, все же не следует извещать Таллиса, - говорила тем временем Хильда. - Как тебе видится все это, Саймон?
- Морган надо дать время, чтобы отдохнуть и все обдумать.
- Вот именно. Ты правильно понял, что я имела в виду. Я не хочу, чтобы Морган тревожили.
- Человек из толпы вообще не способен применять философию. Не уверен, что и философам это доступно.
- Человек из толпы может использовать моральные принципы, так же как ты сейчас, убеждая меня, использовал принцип верности правде.
- Возможно. И все-таки я считаю, что философия морали - дело безнадежно личное. Ее нельзя передать другому. "Если бы львы заговорили, мы их не поняли бы". Виттгенштейн.
- Ой, Хильда, Аксель, смотрите - ежик! Только что выглянул из-за дельфиниума. Я видел его нос. Подумайте только - ежик!
- Да, Саймон, совершенно верно, - сказал Руперт. - Мы как раз собирались рассказать тебе о нем. Ведь ты так любишь наших немых четвероногих друзей.
- Ну не прелесть ли! Ты его видишь, Аксель? - Зайдя за дельфиниумы, Саймон коленями опустился на плиты. Еж замер, выгнув спину, подслеповато таращась и чуть шевеля задранным вверх влажным черным носом. - Как вы думаете, его можно взять на руки?
- У него полно блох, - сказал Аксель.
- Хоть на минутку. Какой мягкий пушистый животик. Пытается свернуться клубком, но это не очень-то получается. Бедные беззащитные зверюшки. Ой, он и в самом деле колючий!
- Положи его снова под куст, - сказал Аксель. - Он боится.
Осторожно подняв ежа, Саймон убрал его подальше от людских глаз, за клумбу.
- Не сломай только мои galtonia candicans, Саймон.
- Свой еж! Это чудесно, Хильда. Вы его часто видите? Кормите?