Я не дам опомниться тебе до ЗАГСа,
Ты очнешься от вихря уже в роддоме,
И закружит пеленками новый танец
В полубессонном материнском полоне.Потом я от тебя запью, загуляю,
Влюбляясь в раскованных и красивых,
А ты проплачешь мне: "Я тебя прощаю.
Только ты не бросай нас…любимый".Ты будешь в тот миг такой беззащитной,
вероломно обманутой - куда уж дальше!
Я почувствую себя подлым бандитом
И полюблю тебя как никогда раньше.Неверность мою вернешь ты сторицей,
Застарелую обиду сжигая изменой.
И уже моё прощение прольет водицу
На шипящий огонь нашей геенны.И тогда ты от нежности вся истаешь,
Упадешь в мои объятья мягкой глиной…
…Но сейчас ты этого ничего не знаешь -
ты сидишь напротив с другим мужчиной.
- Ничего себе, перспектива! - схватилась девушка за голову. - Надеюсь, это лишь образ?
- Кто знает, кто знает?.. - загадочно улыбнулся поэт. Может быть, ему вспомнились слова Цветаевой, сказанные Ахматовой: "Разве вы не знали, что в стихах все сбывается?"…
В это время в ночном небе творилось нечто необыкновенное. Казалось, что свет восхода солнца, льющийся с восточной стороны, изгоняет западные сумерки. По небу мощными ураганными завихрениями носились огромные потоки света. Звезды остались только самые крупные. Далеко на горизонте прозрачным шлейфом прошел дождь. Закрученные спиралью перистые облака переливались богатейшей гаммой розовых и сиреневатых оттенков. Невидимые птицы сотрясали душистый воздух вибрациями свистящих переливов. Сергей поднял руку к небу и полушепотом прочел:
Сгоревший летний день погас,
Остыл, окалиною сумерек покрыт.
Лишь облаков малиновый пегас
Крылом усталым над рекой парит.Эфиром сладким усыпят цветы,
Слеза молитвы боль обид залечит,
Всё исцеляет нежность темноты,
Пушистым пледом укрывая плечи.Лишь звездный ветерок вздохнет,
Вдали прошепчет дождик колыбельный -
- как золотом червонным полыхнёт
Восхода алый парус корабельный.И пелену вчерашнего дождя -
- и завтрашней зари лучи,
Мостом сверкающим соединяя,
Горит в полнеба - радуга в ночи!..
- Сколько воспоминаний поднимается в душе! - Прошептал поэт. - Какой сладкой болью сжимает сердце. Гм… Прости…
- Что ты!.. Так здорово. Сережа, если можно, расскажи о своей первой любви, - попросила Наташа.
- Ладно, попробую, - сказал он, запустив пятерню в кудри. - Прости, если немного тебя разочарую, в этой истории есть нечто такое… - Сергей замялся, подыскивая слова, - слишком земное… в общем, она с ювелирным оттенком.
- С ювелирным? - спросила девушка, напрягшись. Она будто погрузилась в себя, что-то напряженно вспоминая. - Я внимательно слушаю, говори, пожалуйста.
- Случилось это, когда я учился в школе. У нас был литературный кружок, который вел настоящий писатель, родитель нашего сверстника. Помнится, мы как-то проходили "Золотую розу" Паустовского. Если помнишь, там есть рассказ о старом мусорщике. Убираясь в ювелирных мастерских, он собрал в мешок мусор, включавший золотую пыль. Он провеял ее и собрал золото. Заказал ювелиру золотую розу, чтобы подарить возлюбленной - дочери своего погибшего командира. Он верил, что эта роза принесет ей настоящую любовь.
- Я помню эту историю, - едва слышно произнесла Наташа.
- Меня тогда в числе других ребят выдвинули на конкурс художественной самодеятельности. И там, за кулисами я впервые увидел ее! Девочка была так одинока, так трогательна… Худенькая, хрупкая, как стрекоза. Может быть поэтому мне запомнились ее огромные глаза янтарного цвета. И мне вдруг очень захотелось подарить ей золотую розу, ту самую, которая приносит настоящую любовь. В тот вечер я шел за ней, боясь приблизиться. Как трусливый воришка выследил, где она живет, и даже узнал номер квартиры. Затем обошел несколько ювелирных магазинов и, наконец, увидел то, что искал: золотое кольцо с миниатюрной розой, а бутон из полированного янтаря - под цвет ее глаз. Теперь оставалось только добыть денег, и я стал работать. Сначала в школе мы сплачивали полы, и нам немного заплатили. Потом с армянами укладывал асфальтовую дорогу. Но денег все не хватало. Потом разгружал на товарной станции вагоны. В общем, накопил я нужную сумму и купил в ювелирном магазине кольцо с розой. Положил в конверт и бросил в ее почтовый ящик. Всё! Надеюсь, девочка получила подарок…
Третий раз зазвонил сотовый телефон. Наташа снова извинялась, успокаивала и просила "еще пять минуточек". Но на этот раз невидимый собеседник был непреклонен. Девушка вздохнула и грустно улыбнулась:
- Теперь пора.
Сергей остановил желтое такси и чмокнул девушку в щеку. Потом она его чмокнула, неумело ткнувшись носом. "Совсем как взрослые", - вздохнул Сергей, посадил девушку в салон и захлопнул дверцу. Наташа попросила водителя секунду подождать. Она открыла сумочку, что-то разыскала там и надела на палец. Затем протянула к Сергею руку.
В рассеянном розовом свете аргонового фонаря блеснуло на безымянном девичьем пальчике кольцо с золотой розой и янтарем в виде бутона. Машина медленно тронулась, и Сергей долго еще наблюдал как удаляется и тает в сумраке ночи белая тонкая рука, выпростанная из окна.
- Это какое-то чудо, - прошептал он. - Так не бывает. Стрекоза превратилась в прекрасную белую лебедь. Не узнать!..
В защиту абсурда
Летние ночи светлы, а дни быстротечны, как счастливый сон. Толпы отдыхающих направляются к морям и рекам, город заметно пустеет, суета сходит, особенно по выходным. Но именно в эти дни на наших чудаков снисходили мощные волны вдохновения, пригвождая их к мольберту, ноутбуку и блокноту. Как же не брать то, что даром и в дар? Как отказаться от того, что свыше сходит и уносит обратно ввысь? Это ли не расточительство? Это ли не безумие? Примерно так они объясняли девушке ее невольное заточение в студии и многочасовое сидение на жестком кресле. И надо отдать ей должное, юная модель относилась к своей работе уважительно.
Приходила семнадцатилетняя дочь Василия. Маявшийся болями в пояснице художник попросил ее походить по спине:
- Ибо сказано: аще занеможет спина у неблагочестивого художника, да призовет дщерь единородную, и да потопчет оная болящую спину отчую босыми стопами во излечение.
- Па, да ведь мне уже не пять лет, как раньше, - прыскала дочь, - да и весу под шестьдесят.
- Да ты что? - поднимал тот брови. - Это уже столько много! И за каждое кило, заметьте, уплачено родительским потом и кровию… А росту сколько?
- Утром метр семьдесят пять, вечером на два меньше.
- Это потому, что растешь не по дням, а по ночам. Ладно, чего там, дави! Что может быть лучше для великовозрастного дитяти, как ни потоптать того, кто запрещал, ругал и наказывал? Так что всем лепо: тебе сатисфакция, мне - лечение.
Процедуры проходили под аккомпанемент визга дочери, хруста костей и благодушное похрюкаивание папы. После чего происходил обычный разговор. Дочь просила деньги, а отец взывал к ее разуму и совести. Кончалось все тоже, как обычно: дочь уносила в кармане брюк нужную сумму денег, а отец еще долго ворчал что-то о временах и нравах, а также воздыхал о внуке, который отомстит родительнице за страдания деда.
Наш поэт вел себя неровно: то возбужденно ходил по студии, размахивая руками, то впадал в ступор, молча сидел в кресле и что-то писал. Однажды он, проводив девушку, пришел таким тихим, что это возмутило сожителей.
- Ты чего это сегодня такой слабоадекватный?
- Понимаешь, Вась, я чувствую, что я её не стою.
- Почему?
- Вы же знаете: я идиот.
- Это верно, - кивнул Боря.
- Нет, я сегодня особенный идиот: прошлой ночью звезды пахли рыбой! А она!.. Наташа - совершенство…
- И это верно.
- Ну, вот…
- А это неверно!
- Почему? - спросил Сергей с надеждой.
- Потому что внешнее человеческое совершенство - это скучно, а смиренный идиотизм - наоборот! Понял?
- Нет, - признался поэт. - Слушай, ты меня совсем запутал. Это какой-то абсурд.
- А вот абсурд - это и есть совершенство, - отчеканил Борис. Но, видя замешательство собеседника, присел на подлокотник кресла, обнял друга и сказал: - А теперь я тебя успокою. У твоей совершенной девушки ноги кривоваты. Сидеть! - ударил он по плечу возмущенного Ромео. И зачастил: - На лбу прыщики, волосы секутся, зубы желтоваты и хронический гайморит. А еще она долго сидеть в одной позе не может. Значит, пониженное давление и вялые сосуды. А это говорит о признаках преждевременного старения. А ты у нас еще - ого-го!
- Знаешь, - неожиданно обмякнув, задумчиво протянул Сергей, - а я за это еще больше её любить стану!
- Люби! - вскрикнул Борис. - И еще больше, и еще крепче!..Только в депрессняк-то не впадай.
- Ладно, - кивнул Сергей.
- Не слышу!
- Ладно! - громче повторил поэт.
- Обратно не слышу!
- Хо-ро-шо! Всё будет хо-ро-шо! - заорал влюбленный, прыгая по студии на радость друзьям.
Конечно, об этом разговоре девушка никогда не узнает. Есть все же в интерполовых отношениях и подводные течения. Зато узнала Наташа причину Бориной колкости. Оказывается, тот на своем опыте познакомился с таким явлением, как прелесть, и с тех пор воюет с ней не на жизнь, а на смерть. Как сказал Василий, любимая песня Бориса: "Спи, моя прелесть, усни!" О том, что это такое, девушка узнала из дебатов. Выходило, что это вид сумасшествия, когда человек вдруг начинает всех обличать, поучать, возомнив себя неподсудным, как священная индийская корова.