— Померла Софья-то! — одернула ее тетя Дуня. — И не притворяйся, что не знаешь. Уж если Тамарка из магазина узнала, то и весь поселок, значит, услышит… Вот, внучка Софьина, пришла дом посмотреть…
— Здравствуйте, — выступила я вперед.
— Какая еще внучка? — Из голоса соседки вмиг исчез сахар, вовсе ничего не осталось.
— Законная, и документы имеются, — злорадно сообщила тетя Дуня, — ей по завещанию Софья свои полдома отписала.
— Ой! — Зинаида исчезла за дверью.
Мы поднялись на крыльцо и открыли замок ключами, которые отдал мне доктор вместе с бумагами. В сенях пахло чуть затхло, но не противно. Откуда-то тянуло холодом.
Только тетя Дуня зажгла свет, как дверь распахнулась и на пороге появился здоровенный всклокоченный мужик в распахнутой на груди несвежей рубахе. Несмотря на чувствительный мороз, стоящий на улице, от мужика веяло жаром, как от печки. Еще от него несло сивушным духом, такой запах получается, когда на старые дрожжи накладываются новые и конца этому не предвидится.
— Кто такие?! — гаркнул мужик во всю силу легких. — Какая такая внучка-сучка? Как ходить за больной старухой, так их нету, а как на имущество зариться — так они первые!
Он добавил еще несколько непечатных эпитетов насчет меня и моих родственников, и в это время на пороге показался участковый Васильич. Витька, а я сразу догадалась, что это он, кроме него, кому и быть-то, участкового не заметил, потому с налету попер на меня как танк, но я шарахнулась в угол, и он проскочил прямо в комнату, налетел там в темноте на что-то, злобно выматерился и замолчал.
Участковый одним махом пересек сени и тоже оказался в комнате. Зажегся свет, и мы услышали, как они с Витькой высказались хором:
— Е-мое! Это что ж такое, а?
В комнате был ужасающий беспорядок. Старый шкаф раскрыт, и на полу валялись какие-то тряпки, бывшие, надо полагать, одеждой. Скатерть со стола сорвана, горшок с цветком, стоявший на подоконнике, теперь валялся на полу, земля высыпалась, и цветок погиб. Еще в комнате имелся старинный буфет, дверцы его тоже были открыты, разномастные чашки побиты, крупа вывалена на пол, пакет с мукой прорвался, и все полки были обсыпаны белым.
Следующая комната оказалась старухиной спальней. Там тоже все было вверх дном, матрац с кровати содран, у самой кровати отвинчены железные шары. Даже подоконник был выломан и валялся на полу. В общем, в жилище покойной Софьи Алексеевны царил полный разгром.
— Господи помилуй! — воскликнула тетя Дуня. — Да кто же это так нахулиганил?
— Вот и я хочу спросить, Виктор, — строго начал участковый, — что случилось? Это через кухню залезли, — пояснил он, — то окошко на зады выходит, с улицы не видно.
— Господь с вами, Антон Васильевич! — всплеснула руками неизвестно когда просочившаяся в комнату Зинаида. — Уж вы не на нас ли думаете? Да мы с покойной бабой Соней… десять лет душа в душу… — И она громко и фальшиво заревела.
Уж если я ей не поверила, то участковый тем более. Он строго воззрился на Витьку, требуя объяснений. Тот покрутил головой, потом еще больше распахнул на груди рубаху, отчего стала видна какая-то большая и сложная татуировка, и энергично высказался:
— Да на фига оно мне нужно? Что у старухи брать-то было?
— Значит, не ты сюда залезал? — настойчиво спрашивал участковый.
— Как на духу! — подтвердил Витька.
— Странно как-то, — подозрительно блестя глазами, заговорил Васильич, — тут столько всего наворочено, что за пять минут не управиться. Опять же, посуду били, мебель ломали, а вы ничего не слышали? Милые соседи дружно покачали головами.
— И кобель ваш не лаял? — продолжал настырный участковый.