- Впрочем, и бараны друг к другу тянутся, - впадал Сережа в неизменное противоречие. - Головы от солнца друг под дружку прячут. Все материальное - оковы! Когда-нибудь люди вообще откажутся от своей телесной оболочки. Экстрасенсы ее сейчас уже ни во что не ставят. Киберн-этап… В будущем мы, может, будем парить в пространстве в виде каких-нибудь бликов или лучей… Я иногда чувствую в себе что-то такое… щемящее, зов далеких звездных прародителей, может быть… - в лице Сережи появилось что-то от высокой скорби, от нездешнего назначения, словно это и был тот миг, когда он почувствовал в себе звездный зов.
Люся покраснела: она пристыженно показалась себе более заземленной, недостойной Сергея. Ей не хотелось лишаться телесной оболочки! Да и как это? Пожалуй, самому-то было не все равно, какая телесная оболочка у Эльвины, той девушки, за которой ушел со злосчастной вечерушки.
Она попрощалась и пошла к подходящему трамваю.
- А ты, Люся, оказывается, стройняшка! - крикнул он вдогонку.
А зачем? Она оглянулась и так тепло, влажно посмотрела… Теперь думать будет - накручивать себя… Она ведь такая… А для того и крикнул, чтоб думала…
6
Курс решил защищать Сергея и Бориса. Особенно много горячих голосов было за Сергея, потому как он получался вообще ни при чем.
Комсорг института, двадцатисемилетний парень, рыжий, грузный и очень сдержанный, из музыкантов, тем своим усталым тоном, который дает понять, что он вроде ни в чем не уверен и мало на что надеется, все-таки пообещал вступиться за исключенных. Хотя и крепко усомнился в успехе дела Бориса - Сергея по общежитию он хорошо знал, а Борю только так, с виду.
Сергей тем временем встретился с Эльвиной. В жутком трагедийном упадке, утыкаясь взглядом в пустоту и тяжело морща лоб, поведал он ей историю своего отчисления. Реакция Эльвины была неожиданной: не удивилась, не посочувствовала… Ровно так, отчужденно сказала:
- Видишь, я была права. Не надо было меня провожать. Не пошел бы, ничего не случилось.
Он же ей всю сложную подоплеку исключения выявил, все с самого начала, с увольнения Мастера!.. А она уловила только последнее, фактик этот мизерный, клубничку!..
- Не переживай, что исключили, - говорила она. - Поработаешь на производстве, узнаешь жизнь.
- Я не переживаю, что исключили! - выходил из себя Сережа. - Не о том переживаю! Несправедливость, лживость… и все под красивые слова!
- Так везде и всегда. Что из этого?
Он видел ее подвижные, готовые к тревоге и радости глаза, и мерещилось, будто они непременно и тотчас должны откликнуться на смятение в его душе. Гибкая, порывистая эта девушка должна почувствовать в нем способность к в е л и к о м у с т р а д а н и ю, к о д и н о к о м у п у т и спасителя рода людского и пойти за ним, без оглядки пойти, на муку любую… Однако чем дальше, тем ощутимее наталкивался на отчуждение.
- Я тебя раньше, - ухватился Сергей за одно подозрение, - с парнем частенько видел, таким… - Сергей изобразил насупленную тупую деловитость. - У вас с ним… что-нибудь серьезное?
Эльвина глянула мельком, без особого удивления: словно то, что, не будучи знаком, Сергей за ней наблюдал и запомнил парня, было в порядке вещей.
- Было серьезное, - ответила она убийственно прямо.
- Ха! - едко воскликнул Сергей. - По виду он тот самый, который нужен женщинам. Звезд с неба не хватает, но с потенцией на обеспеченную жизнь!
- Что в этом плохого?
- Я и говорю: прекрасно! Не пьет?
- Как все.
- Ну да, как все. Разве могло быть иначе! Как все! А в результате - положительное явление. Такого не погонят ниоткуда. Живет по принципу: "Не высовывайся!"
- Что ты завелся? Ты его знать не знаешь.
- А его и знать не надо. Его трудно не знать! Он как все, как все, как все! - на три стороны воскликнул Сергей. - Просто жалко, что у вас с ним чего-то… не получилось, как я понимаю. Это же такая удивительная перспектива жизни: квартира, машина, связи… Самое главное - связи. Ты знаешь, что сейчас уже для всех главное это?..
- А ты сам-то хватаешь звезды с неба?
- Я?!
Сергей умолк. Шагал, уронив в исступлении неоцененную миром голову.
Конечно, если просто взглянуть: для Эльвины тот парень не так себе и надо бы, что называется, сменить пластинку. К тому же, отторгая этот гнусный мир, отторгаешь вместе с ним и девушку…
Однако нота вселенской скорби была взята высоко.
- Стремятся многие, - подлила масла в огонь Эльвина. - Говорить, кстати, теперь умеют все, а машину может купить не каждый. Неизвестно еще, что получится.
- А надо обязательно знать наперед, что выйдет? Жетончик получить? - взорвался Сергей. - Да и что, по-вашему, должно получиться? Лауреат? Деятель? Признанный награжденный человек? А через некоторое время окажется, что все дела ныне почитаемого человека были не во благо, а во вред! А как оценить дела отшельников? - Сергею припомнились разговоры об отшельничестве в доме на Архангельской, 13: там об отшельничестве рассуждали много. - Их дела не взвесишь, они не материальны. Но люди к ним шли, несли горе свое. Был такой… выпало из головы… старец один. Так к нему и Толстой и Достоевский за словом ходили!
- Становись отшельником, кто мешает?
Мысль об отшельничестве Сергею давно нравилась, но… воображение подводило: тотчас подсовывало к нему в скит, полный разных мудрых книжек, девушку… и далее рисовалось все такое, весьма отдаленно связанное с иночеством.
- Я человек действия.
- Мнишь ты о себе…
- Ну и что, что мну… мню то есть. Думаешь, этот твой не мнит?! Если на то пошло, все лицо выражает лишь одно - самодовольство. Как им о себе не мнить! - нападал, сдерживая гнев, на какую-то незримую людскую массу Сергей. - Они же считают, что все в жизни поняли: иди - где короче, бери - что поближе!
Эльвина вдруг потупилась.
- Со мной, конечно, не легко, - проговорил Сергей. - Но ведь это потому, что мне самому трудно. Мне жить - трудно!
Исхудавшие Сережины плечи приопустились, видимо намучившись под непосильной ношей великих противоречий.
- Всем трудно, - вздохнула коротко Эльвина.
- Не знаю, что ты имеешь в виду, - пытался хоть как-то объясниться Сергей, - но меня сама Жизнь волнует! - Он горячо ткнул себя в сердце, так изболевшееся за человечество. - А милое большинство - собственная жизнь! Что покушаю, что надену: у кого-то есть, у меня нет…
- Надоели мне эти ваши разговоры…
- Какие это "ваши"? У меня только мои…
- Хочу просто нормально жить.
- И я хочу просто. Только просто и нормально…
- А я хочу просто и нормально! Прости, мне домой надо. Я на подготовительные хожу, хочу на вечернее в институт…
- На вечернее?! - искренне изумился Сергей. - Зачем тебе?! Пять лет сидеть все вечера на занятиях, жизни не видеть! Нет, если бы у тебя была цель, мечтала о чем-то - другое дело! Но ведь тебе же просто хочется стать женщиной с положением! Будет у тебя положение - ну и что?!
- Пусти, люди смотрят.
Он и не заметил, как схватил ее за руку.
- Будь проще, Эльвина, - прямо и насмешливо поглядел в глаза девушке Сергей, - стань собою!
Это были слова Мастера. "Будьте проще, будьте собою", - говорил тот назидательно и требовательно. Фальин первым подхватил их: "М-м, чувачок, стань самим собою", - посоветовал он как-то разгорячившемуся вдруг Косте Лапину. Костя вмиг стал кем угодно, только не собой: даже кожа на волосатых руках пошла пятнами.
- Поужинать перед занятиями я должна, как ты считаешь? Халат еще нужно дошить - на работе не в чем… - она тоже смотрела прямо, не пытаясь высвободить руку, держа локоток приподнято, почти на уровне кисти, как это делают в балете. По ее покатому плечу, изгибу руки, словно по голой ветви, могли бы скатываться капли…
- А как у вас с величием души?! - горько и хлестко влепил Сергей строку известного поэта. - Все остальное, кажется, в порядке. Но не играя в поддавки и прятки, а как у вас с величием души?
Она уходила, ставя выворотно ноги, чуть приподнимаясь на каждый шаг. Невысокая и в то же время длинненькая. Натянутая, как струна, прекрасная. Так и не оглянулась, сколь Сережа ни вперивал свой магнетический взгляд. Так и скрылась в подъезде.
А он остался, и по его неожиданному ощущению - в полных дураках! Сама мысль, что кто-то на кого обратил внимание, его совершенно не воспринял, казалась невероятной. Он ведь распахнул свой внутренний мир… Тот мир, с которым соприкоснуться, может быть, многие за счастье почитают! А она как шла себе, так и… Даже заглянуть в него не попыталась. Какая вопиющая глухота, хотя с виду натура тонкая - певучее что-то есть в облике ее, что-то от морского всплеска, от деревца с тонкими ветвями…
Забирала внутренняя ломота, хотелось что-нибудь сотворить. А не залезть ли, подумал Сергей, не постучать ли в ее окно на девятом этаже? Жалко, водосточной трубы нет. Лоджии без металлических решеток, бетон, не уцепишься. Он даже за угол завернул - голая стена. Пока прохаживался - поостыл, ясно представил, как падает с долгим криком… Успокоил душу тем, до чего в данной ситуации явно мало бы кто додумался: снял с головы шляпу и с силой пнул ее. Широкополая шляпа, описав дугу, спланировала в лужу. Поднял, отряхнул, приладил на прежнее место. Лоб неприятно обволокла волглость.
Не по-ни-ма-ют!.. - стучало в его висках. Только подлинно чуткая вибрирующая душа способна внять, соединиться с его душой… Хотя пониманием ли называется то, чего он добивался? Пониманием ли?.. НЕ ПО-НИ-МА-ЮТ!!!