Лобода туго обернулся. Во взгляде его было что-то болезненное. Так мать, жалеючи, смотрит на неудачное чадо свое.
- Воду проверил? - спросил он скорбно. - В бачках хоть вода-то у тебя есть?
- Вода есть, Федор Ефимович. Только возле сто пятой кто-то кружку унес.
- Что значит - унес? Она на цепке.
- Оторвал и унес. Совместно с цепкой. Я, Федор Ефимович, велел все молотки, какие есть, запустить. И с долотами, и без долот. Для шума.
- А вот это ты… - начал было Лобода, но дверь хлопнула.
И снова Товарищ Шахтком застыл в неподвижной стойке, снова начальник забыл, что хотел сказать, и снова в контору вошел не тот, кого ждали.
В конторе появилась Чугуева.
Работала она возле воды, на гравиемойке. Грузную, крупнокалиберную фигуру ее обтягивал дефицитный каучуковый комбинезон, и она чем-то смахивала на водолаза. На ней были плоские, как лопаты, рукавицы и каучуковая штормовка. Вразвалочку, будто одна нога в туфле, а другая босая, протопала она, чмокая дырявыми сапогами-метроходами, мимо начальства и нелепо встала посреди зала.
- Куда, куда! - вскрикнул Лобода, с ужасом взирая на рубчатые следы, заляпавшие пурпурную ковровую дорожку. - Куда, куда! Куда, куда, куда!
Дорожка была выпрошена взаймы в соседней библиотеке и тянулась от порога до ампирного кресла по кратчайшему расстоянию.
- Николай Николаевич! - кричал Лобода. - Ну чего же вы? Что за безобразие? Кто это?
- Наша. С мойки, - отозвался Бибиков. - Простите, матушка, а без спросу врываться не полагается.
- Врываются, понимаешь! - воскликнул Лобода.
- Прошу немедленно выйти, - продолжал Бибиков. - Будьте любезны. У нас срочное совещание.
- Совещание, понимаешь! Врываются!
Чугуева бессмысленно глядела в воздух и не двигалась с места.
- Что с вами? - спросил Бибиков с опаской.
Он иногда нанимал Чугуеву мыть полы в своей квартире. Увидев, кто подошел, она радостно засопела.
- Просьба, - проговорила она низким приятным голосом, сняла рукавицу и вытащила из нее грязный лоскут бумаги.
- Просьбы, голубушка, подают бригадиру. - Бибиков тряхнул бумагу за уголок. Листок развернулся. - А бригадир перешлет начальнику шахты…
- А ну их! - Чугуева махнула на Лободу рукавицей. - Мне их не надо. Мне самого надо.
Митя оцепенел. Похоже было, что она всерьез приняла его бодрую шутку.
- Кого самого? - вскинулся Лобода. - А ну давай, очистить помещение. Давай, давай! Сейчас совещание прибудет… Тьфу! Совещание будет! Давай, давай, давай!
- Так у меня же просьба, - проговорила Чугуева.
- Хорошо, хорошо, голубушка, - ворковал Бибиков. - Будьте любезны. Просьбу рассмотрим. А вы будьте любезны.
- Рассмотрят просьбу! - восклицал Лобода. - Давай отсюда! Давай, давай… Давай, давай, давай! Будьте любезны! Давай, давай!
Чугуева стояла как вкопанная.
- А что с ней миндальничать! - Лобода подошел к Чугуевой. - С ними как с людями, а они допускают хамство на каждом шагу. А ну, будь любезная, давай отсюда.
- Хоть с нагана стреляй, не пойду! - сказала Чугуева шепотом.
- Ну, ладно, - Лобода поплевал на ладони. - Ты так, тогда и мы так.
Он ловко, будто век вздымал телеграфные столбы, уперся ударнице в спину и, поднатужившись, приказал:
- Бригадир, пособи!
Пособить Митя не успел. На пороге стоял брюнет в твердой фуражке, как две капли воды похожий на свои утвержденные портреты.
Это давно ожидаемое явление оказалось настолько некстати, что Лобода, приветливо улыбаясь, все-таки подпирал Чугуеву, будто приглашая дорогого гостя затянуть дубинушку.
А контору неправдоподобно быстро заполняли люди. В коверкотовых пальто, в прорезиненных макинтошах, в кавалерийских шинелях и брезентовых спецовках, они жались, проталкивались, наступали друг другу на ноги, и в беспокойной человеческой волне мелькали утопающие головы Ротерта и Абакумова. Первый Прораб любил и умел острить, и на него смотрели с приготовленными для будущих шуток робкими улыбками.
Он оценил ситуацию сразу.
- Что, колобок? - раздался его свежий баритон. - Не совладать с рабочим классом? И никогда не совладаешь! И никому не совладать!
И рванул рукой вниз, будто стряхнул градусник.
В толпе засмеялись. Хотя задние напирали, вокруг Первого Прораба сохранялся магический цилиндр пустого пространства.
- Обижают? - весело обратился он к Чугуевой.
Первый Прораб был в чудесном настроении. Товарищ Сталин только что вызвал его к себе (вождь был простужен, и врачи запретили ему заниматься государственными делами) и одобрительно отозвался о его речи. Первый Прораб выехал из Кремля на два часа позже наркомовского графика и велел везти себя прямо на шахту. Трудовой энтузиазм проходчиков еще больше воодушевил его. Под землей бушевала битва. Комсомол сражался с подземной стихией. Пулеметами трещали отбойные молотки. Танковым грохотом гремели вагонетки, чаще пустые. Раздавались команды. И парторг был на передовом посту.
От шума у Первого Прораба заложило уши.
- Вода в бачках есть? - спросил он.
- Есть! - радостно закричали со всех сторон.
Первый Прораб приказал поднять себя наверх и явился в контору с жаждой говорить и действовать.
И вот он стоял, окруженный людьми, и перед ним сопела похожая на водолаза девица.
- Что это? - кивнул он на грязную бумажку.
У него было матово-бледное, неземное лицо и карие глаза, до того пронзительные, что казалось, будто они косят.
Чугуевой шептали со всех сторон, подсказывали.
- Что это? - повторил Первый Прораб. Он взглянул внимательней, увидел туго повязанную платком голову, мокрые от слез мягкие щеки, напирающие на крупный нос. Под его взглядом Чугуева поворотилась бочком и заманчиво выгнулась. "Боже, - испугался Бибиков, - она еще и гран-кокетт!"
- Просьба у нее… - не удержался Митя. Было уже без пяти восемь.
- Просьба? - Первый Прораб нахмурился. Резкие переходы от благодушия к гневу были особенностью его характера. - Видите, товарищи, просьба! Просьба, которую можно решить в считанные минуты. А что делает руководство? - Он обвел присмиревших слушателей косящим взором. - А руководство вышибает трудящихся за двери. Вот к чему приводит головокружение от частичных успехов, товарищи!
- Позор! - отметил кто-то.
- Позор, товарищи, - подхватил Первый Прораб, - командиры шахты не поняли, что к ним обратилась не просто рядовая работница. Перед нами не просто работница. Перед нами член ударной бригады мирового пролетариата… - Тут Первый Прораб заметил, что участница ударной бригады куда-то пропала. Впрочем, он привык к тому, что люди, нарушавшие плавный ход державной деятельности, иногда бесшумно исчезали из поля зрения, и не удивился. - Перед нами, - продолжал он, - один из тех, кто вывел Советский Союз на передовые позиции в техническом, экономическом, военном и культурном отношениях, один из миллионов трудовой когорты, которая под руководством вождя и учителя трудящихся всего мира…
Заключительные слова потонули в аплодисментах. Инженер Бибиков крикнул "ура". Несколько блеклых канцелярских голосов подхватило. Получилось слабо, не в лад, как на затянувшемся банкете.
"Все наконец", - подумал Митя.
Первый Прораб шагнул к двери, остановился, взглянул на Лободу и спросил отрывисто:
- Как фамилия?
- Лобода, товарищ секретарь…
- Да не ваша!..
Лобода догадался, что нужна фамилия ударницы, и оглянулся на Бибикова. Инженер замялся. В мозгу назойливо вертелось прозвище Васька, а фамилия на язык не давалась. И только вспомнилась, председатель шахткома, стоявший в положении "смирно", выговорил:
- Васька!
- Как? - грозно нахмурился Первый Прораб. - Васька? Почему Васька?
Все молчали.
- Чугуева ее фамилия, - не вытерпел Митя. Часы показывали двенадцать минут девятого. - Васькой ее прозвали. Произвели в мужской род.
Чело Первого Прораба разгладилось. Он улыбнулся.
- В мужской род произвели?
- Ну да. Она в комбинезоне шла, шофер обознался, крикнул: "Васька, крутани!" В штанах - значит, Васька. С той поры и пошло: Васька да Васька.
- А как с машиной? Завела?
- Завела. Чего ей. Разбудила с одного оборота.
- Разбудила? - Первый Прораб оглядел Митю сверху вниз и снизу вверх, словно снял мерку. - А ты кто такой?
- Я? Платонов.
- Не Васька?
- Не Васька. Дмитрий.
- А по должности?
- Бригадир проходчиков.
- И временно исполняет обязанности комсорга, - уточнил Лобода.
- А комсорг где?
Снова возникла заминка. Комсоргом был самоубийца маркшейдер, однако происшествие с маркшейдером Лобода в свое время скрыл и теперь не знал, как отвечать.
- Комсорг повесился, - сказал Митя.
- А! Мне эта история известна. - Первый Прораб нахмурился. - Что же вы не ставите Платонова комсоргом?
- Недодумали, - сказал Лобода. - Недоглядели…
- Кадры маринуете! Вас учат не бояться выдвигать молодежь!
Первый Прораб протянул Платонову руку.
Митя пожал ее, как положено. Мягко. И Первый Прораб отбыл.
Контора опустела. Остались только руководители шахты, Ротерт и Абакумов. Они сбились в кучу, голова к голове. Митя вышел на улицу, поехал к церкви Флора и Лавра и, конечно, опоздал. На сугробе было нацарапано: "Тебя нет. Я ушла".
- Вот черт лысый! - ругнул Лободу Митя.