Муська, по прозвищу "худая", старательно копалась в мусорной куче. Старая, потрепанная алкоголичка, она получила свою кличку за исключительную худобу, присущую зачастую сильно пьющим людям. Ее усохшее, желтое, длинное тело казалось совсем износившимся, мятым, а лицо - будто пожеванным. Однако, несмотря на преклонный возраст и удручающе порочный образ жизни, Муська была еще крепка и вполне самостоятельна. Во всяком случае, ежедневный обход помоек она не пропускала. Ну разве что дружки приносили водки на несколько дней, и тогда она устраивала себе запойные "выходные". Муська держала "хату". То есть пускала дружков на постой на занимаемую ею, по закону, жилплощадь. За еду, за выпивку, а иной раз и за некоторые иные услуги. В огромной захламленной коммуналке, кои никогда не выведутся в Петрограде, как его ни назови, около черного входа располагались ее апартаменты, общей площадью 16 квадратных метров. Поскольку имущество Муську не обременяло - давным-давно все было пропито - места собутыльникам хватало. Тут стоял в прошлом белый, а нынче невразумительного цвета пластиковый стол, покрытый стародавней газетой, четыре колченогих стула, с сиденьями до того грязными, что садившийся прилипал к обивке, а на полу валялись клочковатые матрасы, на которых всегда кто-то спал, завернувшись в нечто, смахивавшее на бывший настенный коврик. На подоконнике громоздилась стеклотара - в ожидании сдачи в приемный пункт. В этом райском уголке зачастую фасовали травку и кокс или делили ворованное, а то и били кого-то смертным боем, а потом тихо, ночью, выносили подальше со двора. Соседи волком выли от Муськиных гостей, сколько раз жалобы писали в прокуратуру да в различные судебные инстанции. Но - все впустую. Менты Муську покрывали, регулярно выпивали у нее "на халяву", да и с дружками ее проворачивали какие-то темные делишки. Ну, и потом Муська уже много лет районное отделение обслуживала, будучи бабой горячей, неуемной и "готовой на все", несмотря на возраст. Сидела она всегда во главе стола, как генеральша, напялив блондинистый, свалявшийся длинноволосый парик, при полной боевой раскраске, как в прошлые, героические свои времена, когда была еще молодой актрисой, да не просто начинающей, а уже блеснувшей, схватившей славы и оваций. А теперь Муська, надев все свои пластмассовые драгоценности, любовно собранные по помойкам, парадное люрексовое мини-платье "с напуском", не скрывавшее варикозных, худых и не слишком чистых ног ее, туфли с золотыми облезлыми каблуками, царицей возвышалась над разношерстной, замызганной компанией опустившихся пьянчуг. Смотрела она на сожителей своих снисходительно, попивая водку из граненого стакана; помада, всегда алая, размазывалась по подбородку, а зеленые тени собирались в углах морщинистых век. Если кто-то из мужичков ей хоть в чем-то возражал, Муська презрением обдавала провинившегося и цедила: "Да я - тебя - целиком щас сюда запихну!" И похабным неоднозначным движением раздвигала длинные и тощие свои ноги, под угодливый сальный хохоток остальных прихлебателей. Потому что знали - запихнет и не подавится! Но вообще баба она была добрая, никогда для дружков денег не жалела. Каковые, кстати, у нее водились. Потому как обход помоек давал Муське постоянный доход. Она выискивала в бачках разное барахлишко, а потом продавала в переходе метро. И ведь почти новенькие вещички иногда попадались!
"О! - хвасталась она, примеряя очередную шмотку. - Смотри-ка, какую красоту выбрасывают "новые русские"! Если б каждый день такое находить, так уже бы я миллион заработала!"
Мысль о миллионе давно терзала Муську, ни на минуту не отпуская ее. Ей все казалось, что фортуна улыбнется, подкинет шанс, а с миллионом-то хватит на пропой пожизненно, да еще и на шикарные похороны останется.
О нем же, о миллионе, думала Муська и в этот день, исследуя очередную помойку. Добыча уже дня четыре подряд была не ахти. Но соседка сверху, промышлявшая милостыней в переходах, дала адресок у нового кооперативного дома. С утра раненько Муська двинулась на разведку. И вправду, куча у бачков выглядела внушительно: видно, мусоровозка дней десять не приезжала. Муська внимательно оглядела фронт работ. В первую очередь привлекла ее внимание старая, ободранная прикроватная тумбочка. Подергала Муська ящик, глядь - а он на замке. Муська аж испариной покрылась от ожидания: замком-то ее было не удивить - первый муженек профессиональным взломом занимался. Привычно согнув выдернутую из прически шпильку, Муська недолго боролась с ящиком, пока тот не раззявил свою деревянную пасть… полную денежных бумажек, закончивших свое хождение лет пять назад. Смачно плюнула Муська в сердцах, да прямо на бумажки. Бабка какая-нибудь безумная, змея подколодная, видно, от родственников деньги-то прятала, а потом госзнаки поменяли, и - тю-тю, бабка, твои накопления… Да еще и под замком хранила. "Ну, народ убогий, жить не умеют, - возмущалась Муська, продолжая копаться в окружавшем тумбочку мусоре. - Ни жить красиво не умеют, ни помереть!" Вновь представила она свои похороны - в дубовом гробу, в розах, да на Литераторских мостках, в толпе знаменитостей - в том случае, если с еще не найденного миллиона останется достаточно… И с удвоенной силой начала рыться в куче тряпья, старательно проверяя каждый карман выброшенных юбок, брюк и пиджаков. Шмотки, кстати, попадались хорошие - хоть сразу на продажу, видно, и впрямь в дом "новые русские" заселились, не обманула соседка-попрошайка. Для себя Муська отложила: кружевную розовую юбку, чулки зеленые, с люрексом (всего-то четыре дырки - а уже выбрасывают!) и волшебной красоты, цикламеновый с белым, полосатый кардиган.
Остальное - в бизнес, - решила Муська, оглядываясь кругом в поисках тары для выноса добычи. Наконец на глаза попалось нужное: из переполненного бачка торчал довоенный фибровый чемоданчик, изрядно помятый, но задорно поблескивавший никелированными уголками и защелками. Хищно оглянувшись, Муська бросилась к добыче. Не раз слышала она от товарок рассказы, как вот в таких-то невзрачных чемоданчишках и находились жемчуга и бриллианты, спрятанные за обшивкой чокнутыми одинокими старикашками. Замочки подались просто: щелк - и чемоданчик заулыбался во всю ширь обклеенной веселенькими обоями глотки. На землю посыпались старые фотографии. Муська, как дама образованная, знала, что некоторые из них тоже денег стоят в комиссионном магазине, особенно - такие плотные картонные прямоугольнички со старинными господами и их матронами в нарядных шляпах. Поэтому, быстренько собрав шмотье в первый подвернувшийся, почти не рваный полиэтиленовый пакет, она прихватила чемоданчик и направилась в сторону дома, чтобы хорошенько рассмотреть находку.
Оказавшись в родной халупе, Муська вытолкала взашей пару засидевшихся за пустым столом алкоголиков, приказав им без водки обратно не возвращаться, и, умостив на столе чемоданчик, внимательно принялась за осмотр старых фотографий.
* * *
Нюточка взяла большое, игрушечно-красное яблоко, и, пока няня Кора судачила о чем-то с горничной Томиных - Дарьюшкой, пошла искать чудесную девочку в костюме ангелочка.
Самое трудное - не заблудиться в коридорах. Упаси Бог в людскую попасть - то-то переполох начнется! И тебе попадет, и нянюшке, а горничной Дарьюшке - тем паче, потому что "робенка одного без догляду отпустили". А уж маменька как посмотрит! Нюточка даже вздрогнула, вспомнив пронзительно-стальной взгляд матери, предназначавшийся каждому провинившемуся, не исключая и отца. Под землю провалиться хочется немедля - вот как маменька смотрит в гневе. Однако уж больно охота на девочку вблизи посмотреть, а может - и подружиться получится? Такая она хорошенькая - прямо прелесть! Успешно миновав большую лестницу (все лакеи в праздничной зале заняты), проскользнув мимо буфетной, откуда доносились голоса, причем один явно распекал, а другой умоляюще попискивал (ух и строгий же здесь дворецкий Пал Иваныч - жуть), Нюта добралась-таки до искомого. Двустворчатые двери вели в небольшой овальный зал, где иногда Томины давали камерные фортепьянные концерты. Как-то под Новый год, когда вся ребятня участвовала в домашнем спектакле, в этом зальчике была устроена раздевалка и гримерная, вот и подумалось Нюте, что артистов тоже могли там разместить. И не зря ведь подумалось, недаром Генрих Карлович по арифметике всегда хвалит за сообразительность. Из-за дверей доносился смех и веселое многоголосье. Нюта немного помедлила: и войти боязно, и в коридоре стоять долго опасно - заметят и заругают. Тихонько толкнув створку, она проскользнула внутрь. Актеры сидели за столом, не иначе как домоуправитель Томиных получил распоряжение подать им праздничный обед, в честь тезоименитства отрока Илии. Трапеза поминутно прерывалась взрывами смеха, видно, был среди присутствующих хороший рассказчик, с целым ворохом веселых историй.
А чуть поодаль от взрослых, у красиво задрапированного окна, на высоком табурете, сидела та самая девочка в костюме ангелочка и расчесывала деревянным гребнем свои длинные бледнопепельные волосы. Игрушечно-красное яблоко, точно такое же, как и у Нюты в руках, лежало перед ней на столике. Тоненькие ножки в белых колготах трогательно болтались, не доставая до блестящего паркета. Еще раз бросилось в глаза, какая она хрупкая и маленькая.
Нюта стала потихонечку подбираться к девочке поближе, стараясь не шуметь, чтобы взрослые не заметили. Девочка глянула в зеркало и увидела Нюту в отражении. Обе замерли.
Но не произнесли ни звука. Тогда Нюта подошла совсем близко и смущенно встала у кресла. Когда задумала знакомиться - было все просто, а теперь? Ну что говорить? Как начать? Подумав, она молча протянула девочке яблоко. Та посмотрела на него, потом на свое такое же, лежавшее на столике, и - обе засмеялись.
- Ты кто? - первой спросила девочка, отсмеявшись. Голос у нее оказался высокий и какой-то взрослый, уверенный.