Черных Валентин Константинович - Женщин обижать не рекомендуется. Сборник стр 2.

Шофер "Волги" с государственным флагом на номерах, значит, обслуживает правительство или администрацию президента, осмотрел меня. По-видимому, моя одежда не гарантировала высокой оплаты, и он, даже не спросив, сколько я заплачу, мягко тронулся.

Еще трое отказали мне. "Шкода" - еще с каплями воды на ветровом стекле, значит, выехал не больше двух-трех минут назад, из нашего микрорайона, - притормозила, и водитель, большой, полный белесый мужик, назвал сумму:

- Пятьдесят.

Я молча захлопнула дверцу "шкоды". От раздражения хлопнула чуть сильнее, чем требовалось. Водителя будто подбросило на сиденье.

- Ты чего хлопаешь? Чего хлопаешь?

В таких случаях отвечать бессмысленно. Я снова подняла руку, но водитель уже выскочил из машины, перехватил мою руку. Я почувствовала силу зажима и поняла, что надо гасить: этот может и стукнуть, и просто толкнуть, и я отлечу на железные ограждения за тротуаром, и хорошо, если отделаюсь синяками. Он уедет, а мне придется обращаться в травмпункт.

- Ну извини, - сказала я. - У меня отец в реанимации. Достал ты меня. За двадцать минут - пятьдесят тысяч. Я за эти пятьдесят тысяч три дня в школе должна горбатиться, не пить и не есть. Ты ведь из нашего района? Твои дети в пятьсот сороковой учатся?

Водитель отпустил мою руку. Не сразу, несколько секунд он переваривал полученную информацию.

- Не дети, а сын, - наконец сказал он.

Водителю было под сорок, значит, сын уже в старших классах. Я знаю всех старшеклассников.

- Вениамин Бобков из десятого?

- Ну считай, теперь в одиннадцатый перешел.

- Не очень он у тебя по математике. Не в первой десятке. Ну, извини, больше хлопать не буду.

- А ты что, математику преподаешь? - спросил водитель.

- Преподаю.

- Ладно, садись. Довезу.

- За сколько?

- Ни за сколько. Мне по дороге.

Некоторое время мы ехали молча. Ленинградское шоссе в эти утренние часы еще не забито машинами. Я курила немного - четыре-пять сигарет в день, пачки мне хватало дня на четыре, могла бы позволить себе и хорошие сигареты, но я курила "Пегас" - курево люмпенов и пенсионеров. Плохая сигарета - это как кратковременная боль, слишком часто испытывать не хочется. Но за сегодняшнее утро я уже пережила два стресса.

- Можно я закурю? - спросила я водителя.

- Можно.

Я достала "Пегас". У Бобкова в лотке рядом с рукояткой переключения скорости лежала пачка "Мальборо". Он молча протянул мне сигареты, мы по очереди прикурили от прикуривателя.

- А как ты узнала, что я - Бобков? - спросил он.

- Сын на тебя похож. Такой же здоровый.

- Это есть, - улыбнулся Бобков. - Оттянуться может. Значит, ему по математике дополнительно заниматься надо? Ты сколько за урок берешь?

- Пятьдесят.

- Не много?

- Так я за час беру, а ты - за двадцать минут.

- А бензин? А амортизация машины?

- У меня то же самое: еда, одежда и амортизация нервной системы.

- Ладно, я согласен.

- Тогда считай, что ты первый урок оплатил.

- А ты деловая!

- Не очень, - честно призналась я. - Деловые - богатые.

Бобков развернулся, подвез меня к зданию института и сказал:

- Дай Бог здоровья твоему отцу.

- Спасибо.

Мне Бобков уже почти нравился. Мне легко понравиться.

Больше часа я выстояла в очереди, чтобы узнать, что отец уже не в реанимации, а в обычной палате.

Я шла по коридору и вдруг увидела Гузмана. Моя мать когда-то работала у него операционной сестрой. Гузман, ровесник моего отца, стоял в окружении молодых мужчин. Я услышала фамилию своего отца и поняла, что это он вызвал Гузмана. Мужчины были хорошего роста, перекрывали невысокого Гузмана, и я видела только их крепкие и хорошо подстриженные затылки и их спины в льняных и шелковых летних костюмах.

- Илья Моисеевич! - позвала я.

Мужчины расступились. Гузман взял меня за руку и представил:

- Это Вера. Дочь Ивана Кирилловича.

Я оказалась в центре. Все рассматривали меня, но я не могла рассматривать всех. Трое мужчин от тридцати до тридцати пяти лет, наш контингент, как говорила Римма. Двоих я почти не запомнила, потому что смотрела на третьего. Говорит, блондинкам нравятся брюнеты. Я блондинка, но мне может понравиться и брюнет, и блондин, и рыжий, и высокий, и среднего роста. Главное, чтобы я почувствовала в нем мужчину. Такой сейчас смотрел на меня. Мне нравилось, что он хорошо выбрит, мне нравились его серо-синие глаза, одного цвета с рубашкой, которая виднелась под вишневым пиджаком. В его лице не было ничего лишнего, как, наверное, и в его теле с плотными плечами спортсмена и без единой складки жира на животе.

- Вера, - сказал Гузман, - есть проблемы, но все не так уж и плохо. Ты мне вечером позвони, и мы обсудим эти проблемы. Мой телефон сохранился?

- Конечно, - ответила я. Мать поздравляла Гузмана по праздникам.

- Извините, я должен идти, у меня через сорок минут операция. - И Гузман пошел, уверенный, что перед ним расступятся. И они расступились и снова сомкнулись. Я почувствовала беспокойство. Меня рассматривали женщины. Одна совсем молодая, моложе меня, другая - за сорок, рыжеватая, с веснушками. Они рассматривали мои волосы, стянутые в пучок, мою кофточку, мои стоптанные босоножки снисходительно: я им не конкурентка, я первоклашка среди прим. Я посмотрела на него, понимая, что он здесь главный. Я хотела, чтобы он сказал: "Успокойся, дорогая. Я рядом". Но он сказал:

- Примите наше сочувствие и будьте уверены, что для вашего отца и нашего шефа мы сделаем все возможное и даже невозможное. Уже к вечеру из Лондона доставят самые лучшие лекарства.

Вероятно, он сказал все, что хотел сказать, слегка наклонил голову и пошел к выходу. К нему присоединились двое мужчин, они были выше его, но он занимал больше пространства - широкой спиной и мощными ягодицами. Я, еще учась в школе, заметила, что таких ребят с мощным задом трудно свалить в потасовках и они незаменимы, когда надо таскать школьные шкафы. К мужчинам попыталась пристроиться молодая женщина, но она замешкалась и вынужденно пошла сзади, иначе они заняли бы весь коридор.

- Значит, ты - Вера? - спросила меня та, что не пошла с ними. Я вдруг ее вспомнила: она сидела в приемной отца в министерстве.

- А вы? - спросила я.

- А я - Настя.

- Значит, это вы увели мужа у моей матери и это у вас его увела "мисс-92"?

- Эта мисс - большая сука, - сказала Настя.

- Не большая, а высокая. Метр восемьдесят пять, - поправила я ее.

- Ладно, высокая, но и сука большая, прости меня Господи, что плохо говорю о покойнице. - Настя перекрестилась. - Пошли, тут за углом есть бар, мне надо выпить.

- Я останусь здесь, с отцом.

Мне, конечно, хотелось поговорить с Настей, но я уже давно не соглашаюсь сразу. Я очень гордилась тем, что научилась говорить "нет".

- Еще наостаешься. Им сегодня врачи занимаются. Нас сейчас выгонят и даже тебя не пустят. Попытайся после пяти, когда врачи уйдут по домам. С дежурными легче договориться. Пошли!

И я пошла. Мы зашли в совсем пустой бар. Бармен, а может быть ученик бармена, парень лет восемнадцати в белой рубашке и галстуке-бабочке, читал за стойкой газету "Сегодня".

Настя выбрала столик в углу, из которого просматривался весь бар. Молодой человек не торопился.

- Эй, подними задницу, - сказала Настя. - Дамы пришли.

Бармен отложил газету, подошел к нашему столику и положил меню перед Настей. Он в ней сразу признал главную и платежеспособную. Настя отодвинула меню ко мне. Я быстро пробежала его по цифрам: не по карману!..

- Мне только минеральную, - сказала я.

- Я пригласила - я плачу. Что будешь пить? Виски с содовой или джин с тоником?

- Минеральную.

- Два джина с тоником, два салата из крабов, орешки.

Бармен смотрел на Настю, как смотрят ученики, если у тебя что-то не в порядке с одеждой. Я тоже посмотрела на нее. Лучи солнца освещали ее, свободная кофта просвечивала ее довольно большую грудь.

- Как тебе моя грудь? - поинтересовалась Настя.

- Класс! - тут же ответил бармен.

- Ну, может быть, не совсем классической формы, но еще вполне.

- Вполне, - подтвердил бармен.

- Топай, - приказала Настя. - Каждая минута задержки - это уменьшение чаевых.

Бармен быстро двинулся к стойке.

Мне все больше нравилась Настя.

- Насколько серьезно с отцом? - спросила я.

- Твой отец - сукин сын, - ответила Настя.

- И он тоже? - спросила я.

- Да. Я вызвала Гузмана. Иван доверяет только своим. Гузман говорит, что будет операция на позвоночнике. У Ивана травма позвоночника и отнялись ноги. Гузман ему говорит, если не будет осложнений, через полгода встанешь на ноги.

- А если будут осложнения? - спросила я.

- То же самое спросил и твой отец. Гузман ему ответил: "Рузвельт, передвигаясь в коляске, три срока был президентом США, а твоя компания - не Соединенные Штаты". И знаешь, что спросил Иван?

- Что?

- Ладно, говорит, пусть ноги не двигаются, а член будет двигаться? Сукин сын. Еще жену не похоронил, а уже о своем члене думает.

Я не заметила, как выпила джин с тоником, но почувствовала, что у меня уже появилась плавность в движениях: я утром выпила только кофе, и алкоголь уже начал действовать.

- И что ответил Гузман? - спросила я.

- Что будет двигаться!

- А что ответил отец?

- Что тогда нет проблем.

- Может быть, так оно и есть.

- Может быть, - согласилась Настя. - Давай еще по одному джину!

- Я уже плыву. Пропущу.