- Деда, ну не плачь! - говорила она всю дорогу до травмпункта. - Сейчас в больнице укол сделают, витаминку дадут, и все пройдет. Ой, деда, попроси, чтоб укол самой тоненькой иголочкой сделали.
- Попрошу, внученька, попрошу. Ты лежи, не шевелись.
- Нет, не хочу укол. Пусть мазью помажут.
В больнице Свете скрепили сместившиеся позвонки металлическими пластинами и отправили домой. На поправку выписываем, подмигнул врач. И Света каждый вечер засыпала в твердой уверенности, что утром проснется здоровой. Встанет и выйдет в огород нарвать огурцов и клубники. Она просыпалась от шума воды, ударявшей в стекла веранды - мама поливала из шланга цветы в палисаднике. Веки просвечивали солнцем, ноги готовы были соскочить на пол. Света пыталась пошевелить ступнями. Но ноги избегали шевелиться. Осенью постаревший от вины перед внучкой дед - недоглядел, черт старый! - повез ее на машине в Ленинград. Света лежала на досках, втиснутых в дедов "Москвич" вместо боковых сидений, и смотрела в верхнее веко окошка. Сперва тянулось изношенное серое небо и величавые сосны, потом небо стало синим, словно мамины польские тени, потом показался закат, ярко розовый, как клюквенные пряники, и вдруг выскочил Ленинград. Когда Свету стали вынимать из машины, дед квакнул горлом и опять заплакал - пластины от тряски отошли и выперли из спины обтянутым кожей углом. После рентгеновского снимка выяснилось, что крепления тоже сместились и воткнулись в легкое. Через два года, после девяти операций, трех гипсовых корсетов и одного кожаного, твердого как хомут, дед повез Свету домой, в город на берегу Белого озера. Когда замелькали знакомые темные сосны в буром, как дешевая колбаса, закате, Света закричала. Дед в ужасе затормозил, чуть не съехав в канаву.
- Не поеду домой, не поеду!
- Внученька… Внученька…
- Все будут смеяться надо мной!
Они сидели - Света, конечно, лежала, - в машине до темноты. Лишь ночью она согласилась въехать в город и, не видимой никем, оказаться в тамбуре деревянного двухквартирного дома. Еще два года Света не выходила на улицу, боялась злорадства девчонки из соседнего барака, с которой когда-то ссорилась из-за важных вещей вроде очереди на покореженные качели или права трогать сухой нос бездомного котенка. Она была уверена, что мелюзга примется кричать вслед "безногая", "уродина". И не желала представать перед жизнью в убогом, как ей казалось, виде, как не хочет быть увиденной мужчиной несвежая, кое-как одетая женщина. Но блатной запах улицы, врывавшийся в двери, как вздохи за стеной возбуждающий молодой воздух, волнами плывущий за окошком, дрожащий в открытой форточке, извержение звуков - пьяные крики, эхо дискотеки в парке, веселые вопли, летящие, как пули из рогатки, сквозь бузину в палисаднике, выманили Свету. Однажды утром она долго завивала и "ставила" с помощью лака челку, красила ногти и веки, и выбирала джемпер. Собравшись, она вжалась в спинку коляски, выехала за калитку, судорожно преодолела дощатые мостки, перекинутые через выкошенную мамой канаву, и покатила по дороге. Попавшиеся навстречу женщины тихо перемолвились между собой, жалостливо взглянули на Свету и снова, еще более скорбно, переглянулись. Света налегла на ободья коляски, пытаясь скорее свернуть. Но колесо провалилось между прогнившими досками и лишь вспугнуло лопухи, прятавшиеся под мостками как пацаны, решившие тайком покурить. "Пошли отсюда!" - крикнула она двум кинувшимся помочь ей девчонкам, и забористо выругалась вслед водителю притормозившего грузовика. И опомнилась лишь после того, как швырнула чем-то в собаку, которая довольно приветливо мела хвостом - боялась, что дворняга побежит следом, кидаясь под колеса и заливаясь лаем, как обычно бегут брехливые псы за велосипедистами. Но собака отскочила в сторону и улеглась в траву под грудастой яблоней.
- Невоспитанная какая, - весело попенял Свете вывернувший из кустов парень. - Чуть Дозора не убила.
Он был, как говорили в городке, выпимши. Света с удивлением сообразила, что незнакомец предъявляет претензии не дурному Дозору, а ей, Светлане. Пеняет как обычному здоровому человеку, который обязан отвечать за свои поступки.
- Убьешь собаку-то, - сказал парень. - Чего злая такая? С женихом поссорилась?
"Не понял с пьяных глаз, что я инвалид. Думает, на скамейке сижу", - догадалась Света, услышав слово "жених".
- Дай на коляске проехаться? Да не бойся, не сломаю. У меня корочки есть, механизатор широкого профиля.
- А больше ничего не хочешь? - на всякий случай огрызнулась Света и только тогда поняла, что парень насчет нее не заблуждается и про коляску все сообразил.
Она хотела объяснить, что ездить нетрудно, если порогов, лестниц и гнилых мостков нет, и уже открыла рот, но парень, присев перед ней на корточки, вдруг расплылся в улыбке и сказал:
- Красивая ты какая! Как артистка.
Света вспыхнула и сжалась, в левое плечо воткнулся железный штырь, а мышцы ног судорожно втянулись и отвердели, как камень. Издевается над ней, смеется, скотина! Она хотела было послать доброхота в жопу, но с испугом прикинула, что довольно далеко уехала от дома. А вдруг этот алкаш стащит ее с коляски? И она будет лежать в пыли на дороге? Развернув колеса в сторону своего дома, Света быстро закрутила ободья.
- Давай, повезу? - пошагал рядом парень.
- Не трогай! - Света еще энергичнее, до жжения в ладонях, налегла на ободья.
- Тебя как зовут?
- Какая разница?
- Одна бежит, другая дразнится! Познакомиться хочу. Может, ты мне понравилась?
- Ну, Светлана. И что дальше?
- А меня Паша. Павел Квас. Смешная фамилия? Светик-Семицветик, Светланка, ты извини, что я пьяный.
- А мне-то что?
- В армию забирают. Повестка пришла.
- Счастливо отслужить.
- Светланка, я, конечно, понимаю, что у такой красивой девчонки…
Света повернула голову и недоверчиво поглядела Павлу Квасу в глаза. Он был совершенно серьезен.
- У такой девчонки, как ты, полно дружбанов. Ладно, прямо спрошу: будешь мне в армию писать?
Ночь шумела голосом пьяного дяди Коли за стеной. А Света слышала: "Красивая, красивая ты какая!", и все крутила и крутила ободья колес, мявших глупую траву.
На следующий день она выехала за калитку с кульком батончиков "Школьные" и раздала их ребятне, толпой носившейся по их улице. Ребятня наперебой хотела катать коляску. С бабушками, вывертывавшими в ее сторону головы, Света вступала в приветливые беседы на интересующие темы: "Пенсию ждете? Почтальонка к Ложкиным пошла. Скоро уж у вас будет". Бабушки не могли нарадоваться. Более долгой тренировки потребовало отношение к мужским взглядам.
- Когда парень на тебя смотрит, - учила Света Любу в санатории, - улыбайся улыбкой Джоконды. Вроде ты в его сторону и не глядишь, в упор вроде не видишь. А смотришь как бы внутрь себя. И таинственно улыбаешься, типа своим мыслям.
- Здорово, - восхищалась Люба. - А парень?
- Считай, что твой!
- Мой? Почему - мой? А ты как же?
- Ты про кого? - удивилась Света.
- Про парня, которому ты в армию писала.
- А-а! Пашка? Из армии вернулся и первым делом ко мне, - подняв согнутые в локтях руки, словно говоря "Отстань!", но на самом деле томясь приятным воспоминанием, сообщила Света. - Но я его отшила.
- Отшила? - Люба не могла поверить.
- Он мне не пара, - небрежно бросила Света. - Человек не моего круга. Простой, из рабочей семьи.
- А тебе из какой надо? Из нерабочей? Мать пьяница, отец в тюрьме? Тоже мне, столбовая дворянка нашлась, - весело возмутилась Люба. И уже серьезно спросила: - Ты не хотела ставить его в неловкое положение? Ему бы пришлось объясняться, что он не может гулять с инвалидом, тем более жениться? Ты сделала вид, что бросила его первой?
- Думаешь, я сказала: "Не хочу быть обузой"? Еще чего! Бросила, потому что не любила. Это он стал бы мне камнем на шее. Ну что бы я с Пашкой увидела? Печку, корыто и огород? Любка, ты в отношениях с мужиками не вздумай считать себя калекой! "Ой, лишь бы какой! Куда уж нам, убогим, выбирать!" Ты всерьез так думаешь?!
- Нет, - неуверенно сказала Люба. - Но все-таки Паша здоровый, а ты… а мы…
- И что, теперь я под каждого здорового ложиться должна? В рот ему смотреть, за то что смилостивился, обратил внимание? Я - не больная. Я - спинальник. И ты тоже.
- А ты уже… Ну… Спала с кем-нибудь?
- Не-а. Маньяки все попадались.
- Извращенцы? - ужаснулась Люба.
- Вроде того. Запомни: если ходячий мужик хочет спинальницу, значит, или действительно любит, или - маньяк!
- Откуда ты знаешь?
- Видела в столовой бабульку на коляске? Всегда при макияже, серьги-браслеты, из моды вон?
- Ага.
- Ангелина Васильевна. Три раза замужем была, официально.
- Ничего себе!
- Нынешний муж моложе на пятнадцать лет.
- Нет! - Люба театрально открыла рот и заморгала.
- Она мне про маньяков сказала. "Света, ты по молодости лет просто еще не представляешь, что именно может привлекать мужчину в женщине-инвалиде. Они хотят испробовать секс с безногой или с парализованной. И будут напор проявлять. Но любовью тут и не пахнет. Маньяки!"
- А как узнать, что любит? - тревожно перебила Люба.
- Я у Ангелины то же самое спросила.
- И что?
- "Первый муж выносил за мной утку", - это Ангелина, значит, мне говорит. - "Я сама с ним развелась, когда поняла, что не смогу родить ему ребенка. Второй… Ночью проснусь в луже. Вить, говорю, я опять рыбу ловила. Он встанет, мокрое все вытащит, снимет, постелет чистое белье, и опять со мной в одну постель ляжет".
- А почему же она за третьего замуж вышла? - еле слышно спросила Люба.
- Второй муж умер.