* * *
...мимо неприятно удивленного старого В.В., который сидел, поджав под себя ноги, на диване спального вагона "Красной стрелы", курил и недовольно поглядывал со СВОЕГО ОБЛАКА на плывущую по небу кровать с Фирочкой Лифшиц и Серегой Самошниковым...
Кроме всего, В.В. что-то раздраженно кричал вниз Ангелу!..
НОЧЬ. ДВУХМЕСТНОЕ КУПЕ В.В. И АНГЕЛА
Стараясь преодолеть шум колес и несущегося поезда, В.В. неприязненно и достаточно громко говорил Ангелу:
- Что за советско-цензурные штуки?! Зачем вы вырезали самую что ни есть завлекуху?! Самый, можно сказать, жгучий эпизод в этой своей баечке! Вы же так драматургически грамотно подвели меня к нему... Я имею в виду "поминутный отсчет". Прием не новый, но безотказный. И вдруг - на тебе!.. Ждешь бури страстей, развития событий, взрыва чувств, а получаешь - пшик! Какой-то ханжеский театр у микрофона...
- А вы хотели бы подробную реалистическую картинку запоздалого акта дефлорации бедной еврейской девочки во всех натуралистических деталях? - насмешливо проговорил Ангел. - Или вы просто забыли, как это делается?
- Нет, кое-что я еще помню, - сказал В.В. - Конечно, обидеть пожилого художника может каждый, а вот удовлетворить его искренний и законный интерес к повествованию - удается не всякому.
- Купите в секс-шопе кассетку, вставьте ее в видик и удовлетворяйтесь на здоровье. А меня от этого - увольте! - резковато ответил Ангел.
- Не хамите, Ангел, - укоризненно заметил В.В. - Вы же понимаете, что я не об этом говорю.
- Тогда какие подробности вам еще нужны? Пятнышки крови на чистой простыне? Как в деревне?.. - возмутился Ангел. - И вообще, вы не могли бы прекратить курить?
- Вы попираете элементарные человеческие права.
- О вас забочусь!
- Обо мне заботиться поздновато. Думайте о себе, - спокойно сказал В.В. и глубоко затянулся.
- О себе-то - запросто! - сказал Ангел...
...и провел по воздуху рукой, будто бы разделяя вагонное купе на две половины.
И произошло чудо: дым от сигареты В.В. словно наткнулся на невидимую стену, перегораживающую купе.
В.В. попытался потрогать эту "границу", но рука его беспрепятственно прошла на "ангельскую половину", а сигаретный дым весь оставался на "половине" В.В...
- М-да... - задумчиво протянул В.В. - Шоу-бизнес по вас просто рыдает горючими слезами. Кстати, что вы там о деревне блекотали? Откуда вы-то знаете - что в деревне, как в деревне?..
- Популярно объясняю: у меня сейчас на попечении один сельский приход в Ленинградской области - там я всего насмотрелся. Поэтому меня уже тошнит от любого натурализма! Я же вам не харт-порно показываю. Я предъявляю трехмерное изображение в реальной, природной цветовой гамме, со стереофоническим звучанием, которое вам не обеспечит никакая хваленая система "долби"... С запахами, наконец! С полным эффектом вашего непосредственного присутствия в Повествуемом Месте, Времени и Пространстве, а вы еще...
На нервной почве Ангел даже воспарил над собственной постелью, примерно на полметра!..
Повисел в воздухе секунд десять, слегка успокоился и плавно опустился на одеяло.
- Ладно, Ангел... Не сердитесь. Простите меня, - виновато пробормотал В.В. - Так что там было дальше?..
ЛЕНИНГРАД ШЕСТИДЕСЯТЫХ...
Была паршивая ленинградская осень...
В скверике на площади Искусств, между Русским музеем и Фирочкиным домом на улице Ракова, стоя в ворохе опавших листьев, тесно прижались друг к другу грустные Фирочка и Серега.
- Представляю себе, что там сейчас происходит... - тихо произносит Серега, показывая подбородком на подворотню Фирочкиного дома, и еще крепче прижимает ее к себе, заслоняя от холодного осеннего ветра.
Фирочка смотрит на свою родную подворотню и говорит:
- Нет. Этого ты себе представить не можешь.
КВАРТИРА ПАПЫ, МАМЫ И ФИРОЧКИ ЛИФШИЦ
- Аборт!!! Немедленно аборт!.. - кричал папа Натан Моисеевич. - Я не потерплю в своем доме...
- Никаких абортов! - кричала мама Любовь Абрамовна. - Я тебе покажу - аборт! Вот как только ты забеременеешь, Натанчик, так сразу же можешь делать себе аборт! Хоть два!!! А наш ребенок аборт делать не станет! Только через мой труп!..
- Тогда замуж моя дочь выйдет за этого жлоба-водопроводчика тоже через мой труп!!! - истошно вопил Натан Моисеевич.
- Ах так?! Ты хочешь, чтобы наш беременный ребенок остался сиротой?! Мерзавец! Он еще смеет рот открывать! Старый блядун!
- Я блядун?! - возмущенно заорал Натан Моисеевич. - Где? Когда?..
- А в сорок четвертом, в госпитале, кто лапал ту толстожопую санитарку из второй хирургии? Мне всё рассказали, когда я приехала за тобой...
- Когда это было?! Когда это было?! Двадцать лет назад!!! - прокричал Натан Моисеевич. - И кстати, я был единственным в госпитале, кому эта санитарка так и не дала!!!
- Правильно! Только бы попробовала!.. - мстительно ухмыльнулась Любовь Абрамовна. - Ее потом ни одна хирургия не спасла бы! Я ей тогда так и сказала!
- Ах, это по твоей милости?! - еще больше возмутился Натан Моисеевич. - Ну, всё! Не то чтобы выйти замуж, но и родить от этого жлоба, от этого Фони-квас, я ей не дам никогда! Я сейчас же пойду и убью их обоих собственноручно!!! Считай, что я уже в тюрьме!.. А если, не дай Бог, нашу квартиру снова начнет заливать соседским говном, то я лучше погибну в чужих фекалиях и сточных водах, но мне и в голову не придет позвать на помощь эту сволочь-водопроводчика! Как его там?.. Чтоб ему пусто было!.. Хотя о чем мы говорим?! Он уже покойник!.. - И Натан Моисеевич стал решительно натягивать на себя пальто...
* * *
В эту последнюю грозную фразу Натана Моисеевича неожиданно стал вплетаться колесный перестук...
...громыхание вагонных сцепок, далекий сигнал встречного состава...
... И раскаленная скандалом квартира Лифшицев шестидесятых стала превращаться в...
... ПОКРЫТЫЙ СНЕГОМ СКВЕРИК ПЕРЕД РУССКИМ МУЗЕЕМ
Тепло одетый Натан Моисеевич катил перед собой небогатую коляску, поглядывал на укутанную мордочку младенца и негромко пел ему:
Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет тра-та-та-та-там...
И первый маршал в бой нас поведет!..
Младенец начинает кукситься.
- А шо такое? - с нарочитым еврейским акцентом спрашивает Натан Моисеевич у младенца и останавливается. - Шо у нас бровки домиком? А, ваше превосходительство, Алексей Сергеевич? Вы описались или вам песенка не нравится?
Натан Моисеевич согревает руку дыханием и сует ее под одеяльце.
- Нет! - восклицает он восторженно. - Таки мы сухие! Таки, значит, песенка не устраивает... И правильно, деточка! Кому она сегодня может понравиться? Сейчас, котик, дедушка споет тебе другую песенку.
Натан Моисеевич катит коляску с трехмесячным Алексеем Сергеевичем Самошниковым по заснеженному скверику на площади Искусств и поет уже без малейшего намека на анекдотичный еврейский акцент:
Отвори потихо-хо-оньку калитку-у-у
И войди в тихий сад ты как тень...
Не забудь потемне-е-е накидку,
Кружева на головку надень...
Поет Натан Моисеевич очень даже неплохо, хотя и совсем тихо, чтобы не потревожить трехмесячного Алексея Сергеевича. Ибо сейчас для Натана Моисеевича на свете нет ничего дороже.
Наверное, Алексей Сергеевич это как-то просекает, улыбается Натану Моисеевичу и тут же закрьгеает глазки.